Нигде и никогда

Несмотря на сквозняки, здесь всегда пахло пылью. По ночам слабый свет уличного фонаря практически не прорезал воздух. Стойкий запах Дома — лекарств и табачного дыма — чувствовался даже на чердаке. Тут можно было долго лежать, оставаясь никем не замеченным, никем не пойманным. Нужным — тому, кто вечно опаздывает, неважно, что время встреч никогда не оговаривалось. Но Волк всегда приходил позже. Заставлял ждать и сомневаться. Но прежде всего — ждать. Первым делом Волк внимательно осматривал чердак. С кажущимся внешним безразличием, скрывающим звериную настороженность. И только убедившись, что никого больше нет, он заметно расслаблялся, доставал из кармана огарок свечи, которого никогда не хватало на целую ночь, и садился на пол рядом. Всегда немного сутулый, чем-то встревоженный, с заготовленной заранее усмешкой. Чёрный знал, что это не очередная игра. Во всяком случае — игра не против него. Кем они были? Не друзьями, почти врагами, почти союзниками, почти любовниками. И этого «почти» почему-то хватало. Для того, чтобы ловить прикосновения, вслушиваться в дыхание, хвататься за мятые края футболки, заползая под неё пальцами, а потом чувствовать губами оскал, кожей кожу, сердцем волнение — вполне хватало любого «почти». Волк облизывал губы, смахивал со лба растрёпанную чёлку и тянулся всё ближе. Оставляя за границами ночи весь чёртов Дом и каждого в нём. Чёрному нравилось думать, что только он видел его таким — настоящим, практически уязвимым, ещё немного — и ручным. Они строили какие-то планы, рисовали схемы на пыльном полу, играли в «заговор», которого на самом деле не было. Или который был только причиной для каждой новой ночной встречи. Может, Чёрный и не был счастлив тогда, но ближе к счастью он не бывал ни разу. Каждый такой рассвет начинался хриплым «пока», неловкой лаской и предощущением чего-то нового, наконец-то светлого и настоящего, стоящего, будущего. Кроме того рассвета, когда Волк не проснулся. *** В Клетке выключили свет. Он сидел, прислонившись к мягкой стене, утопая в ней спиной, и вглядывался в темноту. Окурок тлел у самых пальцев, когда Чёрный нервно повёл головой, прислушиваясь к голосам, который звучали всё отчётливее, приближались во влажном сыром мраке. Вполз туман; будто чем-то подсвеченный снизу, он был наполнен движением и тенями. Голоса становились громче, шаги были нестройными и гулкими. Из клубов насквозь иллюзорного тяжёлого тумана вдруг выросли призрачные фигуры. Отовсюду было слышно шелест травы, по ногам просквозило прохладным весенним ветром. Чёрный уже видел их лица, хотел окликнуть, позвать, спросить, но они прошли мимо. Не было смысла звать и спрашивать, нужно было дождаться его самому, ведь если есть они, то Волк тоже должен обязательно появиться. Чёрный молча наблюдал, как они проплывают мимо. Было непонятно, кто они. Какие-то странные существа, почти бестелесные, почти неосязаемые, они были разного роста, со спутанными длинными волосами, с торчащими ирокезами, со шрамами на лицах и с пятнами крови на одежде. Они были одеты ярко и неопрятно, кто-то шёл без рубашки, кто-то босиком, вдавливая в туман притихших жуков и полевых мышей; кто-то молчал, но большинство тихо переговаривались, некоторые пели странные немелодичные песни, шептали длинные стихи без рифмы. Здесь были и пересмеивающиеся женщины с распущенными волосами, с дредами, с вычурными высокими причёсками. На шеях висели пентаграммы и кости, юбки обнимали ноги, мешая идти. Но они всё шли и шли, казалось, ни им, ни этому туману нет конца. Но Чёрный продолжал ждать, вглядываясь в каждое лицо в сумасшедшем ожидании, натянутом тонкой металлической струной, такой же, как на гитаре у… Из тумана начали выходить новые существа. С выгнутыми рогами, многорукие и двухголовые, одни были замотаны в шуршащую яркую бумагу, другие — покрыты густой шерстью. За спинами виднелись короткие обвисшие крылья, на которых было не взлететь. У некоторых не было ртов, но всё равно они издавали пронзительный свист, будто подгоняя последних в этой жуткой процессии. Они смотрели прямо в глаза, хоть и проходили мимо. Чёрного пробрала дрожь. Но он всё так же следил за каждой новой фигурой. Ожидая, что появится тот, у кого обязательно должно быть второе сердце или ещё две смерти про запас. В воздухе повис запах горелой кожи и железа, запах плесени и влажных листьев, запах боли и безысходности. Туман исчез вместе с ночью. В Клетке зажгли свет. Наступило новое утро. Только тогда, смаргивая ночной морок, Чёрный понял, что Волк больше не появится. Нигде и никогда. И что обнять теперь можно только его фотографию страницами книги, снами — воспоминания о нём.