Размышления

             Мерида вздохнула.       Она знала, о чём шепчутся закулисные голоса. И в минуты лёгкой задумчивости, как сейчас, положа руку на сердце и не полностью отдавая себе отчёт о ходе собственных мыслей, хотела, чтобы они были правы. Макинтош действительно был видным лордом. Молодой представитель клана не уступал ни в росте, ни в мускулатуре ни одному из её воинов, а на поле боя и в дружеских схватках проявлял поистине недюжинное мастерство, лишь во владении луком стоя на шаг позади своей королевы. Мерида даже не осуждала его за давнюю попытку переворота, не тронь он тогда её братьев: Макинтош был достоин этого титула, она не могла не признать.       И именно это порождало слухи.       Потому что он, главный претендент на корону в период смуты, сам отдал венец в руки её матери и с высоко поднятым над головой мечом провозгласил тост в честь новой королевы Данброха.       Не из желания выслужиться.       Просто поверил в неё. В её силу, в её дух. Осознанно дал клятву защищать до последней капли крови и, не заметив того сам, одним только своим примером распространил эту веру на другие кланы, не требуя ничего взамен. Не прося прощения.       Несмотря на соперничество, несмотря на былые стычки, подколки и её острый язык. Несмотря на предательство.       Последний, преклонивший перед ней колени, стал первым, на кого она по-настоящему могла положиться в Совете.       Мерида бы засмеялась, не являйся она центральной фигурой в разыгравшемся действе. Сейчас смешно не было.       Когда он в первый раз пришел на собрание и без слов занял место за дубовым столом среди прочих, она лишь кивнула, впившись ногтями в ладонь. Гнев за родных ещё не улёгся. Но раз МакГаффин и Дингваль были здесь, почему не мог он? Когда во время слишком бурных обсуждений тактики предстоящего боя он принял её сторону, разобрал по пунктам её план и внёс пару дельных предложений по нюансам, она наконец ясно увидела в нём того лидера, которого возносили члены его клана. Не заносчивого самоуверенного мальчишку, сыплющего колкостями при каждой их встрече. Мужчину. Вопросы советников быстро иссякли.       И повторялось подобное не единожды, в разных вариациях и разных аспектах. Если же неправа была она, Макинтош спокойно менял тему, смотря ей в глаза и давая время перевести дух и заново всё обдумать.       Постепенно она привыкла к синим полосам на бледной коже и глубокому взгляду. Когда, однако, он сам вызвался сопровождать её в поездке в соседнее государство, в качестве личной охраны, она не выдержала. Накипело. Ни разу не запнувшись, высказала всё, что думала о такого рода защите, высокомерных мужчинах и нём в частности. Ей не нужна была помощь. Тем более его. Тогда она ушла, хлопнув дверью так, что дрогнули стены, и провела несколько часов перед мишенью с луком в руках, по буквам передразнивая его слова и одобряющие возгласы Совета. Ни мать, ни братья не решились её одёрнуть. Он пришёл. Вечером, в сумерках. Стоял рядом, пока не стемнело и не сошёл на нет её запал. А потом заговорил. Чётко, быстро, ни один лишний мускул на лице не дрогнул. Осадил её до глупого ярое стремление к независимости, прошёлся по былым ошибкам и разрушительному неугомонному нраву. Так её не отчитывал даже отец.       «Неужели королева Данброха до ненависти боится мужчин, которыми правит? Как она сможет повести хоть один отряд за собой, к победе, открывая спину врагу и не доверяя своим воинам? Пустое бахвальство убивает, миледи».       И ушёл, не оглядываясь. Уязвлённая, она не нашла слов. Случайно слетевшее с губ напоминание о неудавшейся казни братьев там, в зале, кажется, сильно его задело, перечеркнув новые заслуги. И пусть её затаённая боль, высвободившись, наконец достигла адресатов, она не имела права напоминать об этом спустя столько времени. Не ему. И теперь, до крови закусив губу, не знала, что делать. Бежать следом и… что — просить прощения? Нечто сродни самоубийству. Прометавшись всю ночь по постели, к утру она пришла лишь к одному решению. И, следуя ему, в конце очередного заседания, собравшись с духом, признала необходимость своей защиты и выразила всем лордам благодарность за уже пролитую их кланами кровь и ту, которой только предстоит пролиться. За Данброх. За неё.       Щёки горели. По-честному, называя его имя в качестве кандидатуры на роль одного из своих защитников, Мерида боялась услышать отказ, поставивший бы её в неловкое положение в отместку за вчерашнюю вспышку. Но лорд молчал. Только впервые за всё собрание поднял на неё изучающий взгляд. Без прежних задорных искр, но, она должна была признать, оно того стоило.       До самого возвращения, впрочем, они не проронили друг другу ни слова. Пока на подступах к стенам Данброха, всего в двенадцати часах пути через покатые горы, её не ранил стрелой глупец-разбойник, позарившийся на золотые цепи. В единственный раз за всю поездку, когда она отошла от лагеря насладиться тишиной и просто умыться из ручья. Дурак! В каком виде потом нашли его тело, думать не хотелось. Её же на руках вынес к лагерю Макинтош, обеспокоенный долгим отсутствием своей королевы. О, сколько грязных ругательств было в его шипящем ворчании! Дозорным досталось куда больше, но на их счастье Мерида сама проскользнула мимо поста, а в умениях рыжеволосой воительницы сомневаться не приходилось. Тогда-то прорвало и его. Заявился в шатёр, выгнал лекаря, отпустил стражу. Разорялся так, что у неё заболела голова, а после лично обработал рану. Возмущаться было глупо, и потому она лишь прикрыла глаза, внутренне удовлетворяясь стечением обстоятельств.       После этого из замка он выезжал только по крайней нужде и неоднократно выступал против её участия в походах.       Однако кто лорд против королевы?       Конечно, она участвовала. Конечно, он был рядом. И как военачальник, и как охрана. И чёрта с два рыжая признается, какие воспоминания пробуждали их случайные соприкосновения. И в учениях, и в быту. Ведь прошлая стрела пронзила бедро, лишь по счастливой случайности не задев ни нервы, ни артерию.       Мерида совершенно не хотела вспоминать ни мозолистые шершавые пальцы, порхавшие по ногам, ни мурашки до дрожи по позвоночнику, ни тяжёлый полыхающий взгляд. И своё сбитое на миг дыхание напополам с его охрипшим до шёпота голосом — тоже. Совсем нет. Ни капли.       Он — лорд, она — королева. Он поклялся её защищать, она его защиту принимает. Не больше и не меньше. Точка.       Но слухи ползли. Как юркие змейки кочевали из одной палатки в другую, от костра к костру, от воина к воину. Обсуждали всё: от их пылких схваток в свободное время до разбора фраз на Совете. А сколько пар глаз исподтишка уставилось, стоило им двоим встать рука об руку у котелка, чтобы оценить стряпню новобранца! И плевать, что ток по венам всё-таки промчался, они того не знали, но всё равно каким-то образом умудрялись подмечать каждую деталь.       Как они шептались? Его холодный расчёт идеально дополнял её буйный нрав? С такой воинственной парой ни одно другое королевство не свяжется?       О боги, сотни мыслей завертелись, как в калейдоскопе, когда эти глупые россказни достигли её ушей. Жгучий гнев, злость, смятение.       Потому что глупыми не были.       Ни один другой мужчина в одиночку не мог вынести её рядом с собой дольше, чем пять минут, и она соврёт, если скажет, что её это не пугало.       По одной простой причине: с густым ворохом золотисто-рыжих волос за спиной королева словно бы сама была живым олицетворением пламени — непостоянной, импульсивной, жалящей до запёкшейся кожи, если зазеваешься. Сколько раз в запале споров её кинжал, свистнув, впивался в чужую плоть до царапин, остановленный в последний момент? Сколько раз это была его кожа? И ведь ни слова против. Ни в детстве, ни теперь. Разве что заточенный клинок больше не приставлялся к её шее, и только дьявол знает, каких усилий ему стоило обуздать выработанные за годы инстинкты.       Одно лишь название — «леди». А на деле очередь из женихов давно не сотрясала стены замка дикими криками: между жаждой короны и жизнью молодые лорды предпочитали второе. И тем веселее было смотреть на вытягивающиеся лица иностранных послов, когда хрупкая фигура на троне, разгорячившись, в мгновение ока оборачивалась мифической фурией и смела диктовать им свои условия.       Кто такую выдержит?       Мать смеялась, изящно прикрыв губы кистью, и качала головой. Дочь целиком пошла в отца, не считая фигуры и женской стати. Вот только в том и заключалась проблема: у короля была она и верные люди, а у нынешней королевы — ворох первостепенных задач, противостояние Камелоту и никого за плечом. Пока Аргус пропадал в походах, на местах бразды правления брала в свои руки Элинор, но что сейчас? Годы не щадили даже эту сильную женщину. И Мерида всё прекрасно видела. Но, Один, кто бы знал, как она сама устала быть везде и всюду, устанавливать мир, объявлять войну. Сидеть с послами в церемониальном зале, а после отправляться в кланы на пир в честь нового похода. И ведь не отвертишься. А в личных покоях — завалы отчётов, приказов, карт. Столько дел на её одну глупую голову! В замке ли, в лагере — ни дня передышки. На вдох — секунда. По одной порядком надоевшей причине: любые ошибки вновь и вновь сводились бы к женщине.       Она злилась. Столько времени потратить, чтобы добиться уважения кланов к ней в качестве единолично правящего монарха, и в итоге искать мужской поддержки! Избегать годами брака по расчёту и в конце концов желать его же, без чувств, по необходимости.       На последнее, правда, она уже была готова закрыть глаза. Потому что в минуты лёгкой задумчивости, как сейчас, в целом зале Советов Макинтош был единственным, кто неизменно ловил её блуждающий взгляд и криво усмехался самыми краешками губ. Будто, зная о мыслях, бросал вызов — персонально, тихо, только ей. Не венцу. На равных. И с каждым собранием Мерида всё больше склонялась его принять.