Бессмертные

В кабинете З.О.Т.И. было настолько тихо и пусто, что, казалось, им никто не пользовался уже несколько лет. Парты и стулья идеально расставлены, письменные принадлежности разложены на столе в безупречном порядке. Даже прохладный воздух из окна, казалось, робел и не решался превратиться в сквозняк. Очередной преподаватель З.О.Т.И. сидел за своим столом с безукоризненно прямой спиной и казался безжизненным учебным пособием, деталью интерьера. И только равномерные долгие вдохи и выдохи, перемежающиеся столь же долгими паузами, говорили о том, что он всё ещё жив. Профессор Локли готовился к сложному седьмому курсу факультета Гриффиндора. Хотя, казалось бы, что способно вывести из себя настолько невозмутимого человека? В школе про профессора Локли ходило множество слухов. Например, что, несмотря на то, что он был деканом факультета Равенкло, сам он закончил Слизерин. В это почти никто не верил, конечно. Ещё поговаривали, что во времена войны с Тем-кого-нельзя-называть он был на проигравшей стороне, и что под рукавом у него находится Метка Пожирателей. Ещё говорили, что он может безукоризненно исполнить любое из Непростительных Заклятий, и именно за глубину подобных знаний директор Халли взял его на преподавательскую должность, несмотря на все попытки министра Нуфлина этому помешать. И всё же профессор Локли готовился к встрече с учениками едва ли не старательнее, чем с Тем-кого-нельзя-называть. А всё потому, что курс был на редкость специфический. И дело даже не в Мелифаро, который вечно надевал под свою мантию с красно-золотыми деталями фиолетовый свитер, жёлтые брюки и зелёные с голубым носки. Другой сложный ученик то и дело срывал занятия, хоть и делал это без злого умысла. В коридоре зашумело, и седьмой курс Гриффиндора, больше похожий на сель или оползень, ворвался в класс. Мелифаро успевал флиртовать сразу с тремя барышнями, мисс Блимм старательно вычёсывала из волос буривушьи перья (и как только директор Халли терпел в школе незарегистрированного анимага?), а главная достопримечательность курса опять засиделась допоздна и теперь старалась добрать недостающие минуты сна. Мистер Макс, как всегда лохматый, со скошенным набекрень галстуком, помятой мантией и вечной, даже сквозь дрёму, улыбкой. Настолько обаятельный, что даже сам Лонли-Локли не снимал с него баллов за непотребный внешний вид. До Лонли-Локли Макса пару лет вообще не пускали на З.О.Т.И во избежание неприятностей. Потому что все его заклинания работали совершенно не так, как им положено. Чего только стоил обычный Ступефай, от попадания которого ученики впали в транс и вторили друг другу «Я с тобой, хозяин». Или то, что Макс умудрялся плеваться Авадой Кедаврой. Без палочки, без произнесения слов вслух. В итоге, преподаватели боялись пускать Макса на Защиту, но профессор Локли сразу сказал, что раз быть на этом предмете положено всем ученикам – значит, будут все. И точка. Ученики наконец-то расселись. Мелифаро с Меламори растолкали Макса локтями с обеих сторон, и теперь он с видом мученика тёр глаза. Профессор Локли начал занятие. Сегодня по плану было простенькое заклинание, призванное притягивать и уничтожать любой лунный свет. Бесполезное на первый взгляд, но способное лишить силы любого оборотня. Ученики тихо, насколько на это вообще способен Гриффиндор, отрабатывали части заклинания, движения рукой, произношение. Мисс Блимм едва не закусила язык от усердия – её высокопоставленные родители хотели, чтобы она стала политиком, поэтому она твёрдо решила стать аврором и делала для этого всё возможное. Мелифаро уже окутал себя слоем непроницаемой темноты, но первым идти сдавать заклинание преподавателю не собирался, отлично осознавая, что получит замечание за внешний вид. Звук, более всего напоминающий гудение колокола, раздался внезапно. Кабинет погрузился в такую непроницаемую тьму, какой не бывает даже безлунной ночью. То тут, то там замерцали звёзды. – Ой, – невнятно пробормотал виновник происходящего. Лонли-Локли с затаенным восхищением понял, что это не просто поглощающая лунный свет темнота, это темнота той части реальности, что зовётся Межмирьем. С некоторым трудом Лонли-Локли развеял заклинание, через стихающий гул вновь стали слышны то испуганные, а то и восторженные голоса учеников. – Макс, выйди из кабинета, пожалуйста, и подожди меня в коридоре. Все остальные – готовим заклинание к проверке. Дождавшись, когда общее возбуждение в классе пройдёт – довольно быстро, Макс не в первый раз демонстрировал странные эффекты своих заклинаний, все привыкли – профессор Локли покинул кабинет З.О.Т.И. Макс обнаружился на ближайшем подоконнике. Он сидел, нахохлившись, как буривух, и, кажется, уже успел себя немного накрутить. – Превосходно, – начал Лонли-Локли. Макс вскинулся, посмотрел недоуменно и доверчиво. Он вообще тянулся к любой похвале и, кажется, одним из его самых затаенных желаний было, чтобы его любили все. Впрочем, так оно и было, в школе Макса обожали даже Слизеринцы, хоть и пытались это тщательно скрывать. – А теперь, Макс, дыши так, как я научил вас всех на первом занятии. Профессор замолчал. Макс принялся было дышать, как учили, но, конечно, меньше чем рез минуту отвлёкся, не выдержал, спросил: – Профессор Локли, а что это вообще было? Вы видели звёзды? Это была безлунная ночь?.. – Это было Межмирье, Макс. Тьма из Межмирья, ненастоящая, на самом деле. – Это как? – Макс уже отвлёкся. Ему было интересно – глаза блестели, он подался вперёд. Уже и забыл, что минуту назад сидел здесь и вдыхал о своей тяжкой доле. – Про Межмирье мало кто знает, – профессор Локли задумался, как бы лучше всё объяснить. – Я сам бывал там всего лишь раз, с помощью директора Халли. На самом деле, там нет ничего. Ни воздуха, ни света, ни тьмы. Но наше неразвитое и бедное сознание неспособно мыслить подобными категориями, и мы придумываем для себя тьму, которая якобы находится между мирами. Придумываем тьму, чтобы не сойти с ума. Вот её-то ты и призвал в наш мир, Макс. Эти восторженные глаза – одно из лучших творений этого грешного мира. Макс явно ждал продолжения, но Лонли-Локли нужно было возвращаться на занятие. Поэтому он перешёл к главному. – Ты очень талантливый, Макс. Хотя и любишь это скрывать, настолько, что занимаешься этим бОльшую часть времени на занятиях. – Джуффин тоже так говорит. Но я не понимаю, с чего он это выдумал. – Твои способности лежат далеко за рамками привычной нам магии, поэтому, сталкиваясь с её проявлениями, они изменяют магию в странные и непонятные многим из нас формы. Но это не значит, что ты не можешь колдовать с палочкой. Просто тебе следует составить каталог заклинаний, которые ты умеешь, и тех эффектов, которые эти заклинания за собой влекут. Более того, ты вполне можешь выучить ещё заклинания, просто они будут работать не так, как положено. Но это же не помешает тебе использовать их в более подходящих для них обстоятельствах. – Ну, всё равно выше Тролля я на экзамене не получу, – пожал плечами Макс. Кажется, это его не особо беспокоило. Вернее, он заставлял себя думать, что беспокоится, но сам себе до конца не верил. – В таких случаях хватит бумаги с моей и директора Халли подписями. О том, что твои заклинания действуют по-другому. – Правда? – Макс заметно повеселел. Он вообще не мог страдать долго – слишком лёгкий и неприспособленный для страданий характер. – Но если ты хочешь сдать экзамен, тебе нужно выучить больше заклинаний. И, желательно, не во время уроков, чтобы не подвергать опасности других учеников. – А… – Я могу позаниматься с тобой после занятий, – ответил профессор на невысказанный вопрос. – Например, сегодня. После занятий лохматая голова Макса замаячила в дверном проёме. Заходить, правда, он не спешил. Через пару минут Лонли-Локли с внутренним удивлением понял причину такого странного поведения Макса – тот отчаянно стеснялся. Пришлось выходить в коридор самому, звать его в кабинет и поить чаем с печеньем – от Макса и так неясно, чего ждать в плане заклинаний, а от нервного Макса – тем более. Впрочем, через двадцать минут Макс уже перестал стесняться, кажется, попросту забыл о том, что это нужно делать. И к лучшему. Первым заклинанием профессор попросил Макса повторить заклинание темноты, выученное на занятии. Просто потому, что захотел ещё раз погрузиться в иллюзорную тьму Межмирья. Через два месяца занятий аккуратная тетрадь профессора Локли, куда тот скрупулезно вписывал все действия заклинаний Макса, изрядно пополнилась новыми абзацами. Наметилась тенденция – простенькие и тянущие на бытовые заклинания давались Максу с трудом, но никаких побочных эффектов не имели. Но чем ближе заклинание было к Запредельному – Смерти, Посмертию, Тьме или Свету – тем легче оно давалось и тем более поразительные и неожиданные последствия влекло. После непосредственных занятий Макс всё чаще оставался на чай, и профессор сам не заметил, как принялся ждать этих посиделок едва ли не больше, чем самих занятий. Макс умел рассказывать. Да что уж там, он мог болтать без умолку, только дай ему волю. Если не вспоминал, что вообще-то, преподавателей следует стесняться. Но подобные конфузы случались с ним всё реже и реже. Но что удивительнее – Макс умел слушать. Он чуть подавался вперёд, с интересом ловил каждое слово, перебивал, извинялся, снова слушал – как будто ему говорили главные слова в его жизни. Поэтому однажды профессор Локли рассказал о себе. То, о чём в этой школе знал разве что директор. Макс всё с тем же доверчивым интересом смотрел на два ровных, светлых запястья профессора. Без единой Метки. – Нет, я не был Пожирателем. И именно поэтому я сейчас не в Азкабане, как ты можешь видеть. Но я пользовался общей неразберихой, и отнюдь не в мирных целях. Директор Халли, на тот момент один из известнейших авроров – по сути, только его стараниями и получилось сдержать Того-кого-не-принято-сейчас-называть – спас меня от собственного безумия. – Безумия? Вы не очень похожи на безумца, профессор Локли. – Люди меняются. В то время мало кто стал бы в этом сомневаться. В погоне за силой я и связался с Пожирателями. – Но где тогда Ваша Метка? – перебил Макс, но встретился со строгим взглядом профессора и поспешил заткнуться. – Извините. Продолжайте, пожалуйста. – Да, мне нужны были Пожиратели. Но я не хотел вступить в их ряды. Я хотел получить их силу. Я убил нескольких Пожирателей и провёл над ними ритуал… который, как оказалось, связал меня с их Посмертием. Они легко могли бы затянуть меня в него во сне. – Вы их победили? – Нет, они до сих пор ищут меня во снах. – Но как же Вы тогда спите? – Директор Халли закинул меня в Межмирье, и там со мной произошло нечто, что я до сих пор не могу описать словами. Тот профессор Локли, которого ты видишь, появился именно в тот момент. – Это невероятно! Кто бы мог подумать! Макс ошеломленно глядел на профессора Локли, а тот удивлялся про себя, что рассказать кому-то о своём прошлом оказалось так легко. А ещё тем, что Макс не выбежал из кабинета, по пути теряя палочку, а остался сидеть на месте, ничуть не испуганный перспективой дальнейшего общения с бывшим безумцем. – Нет, не так. Держи палочку ровнее. Ты должен описать последовательно фигуры яйца и бесконечности… На Рождество все разъехались по домам, и школа опустела. Однако ни Макс, ни Лонли-Локли не спешили домой. Когда других занятий не было, у них осталось больше времени, чтобы заниматься З.О.Т.И. И общаться. Сегодня занятие не клеилось. С утра Макс пытался отработать занятия по зельеварению, после чего профессор Локли едва ли не четверть часа очищал его от последствий взрыва очередного неудавшегося зелья. Способностей к зельеварению у Макса не было никаких. Он даже простенькие зелья сварить толком не мог, а заваренный им чай можно было использовать только чтобы травить врагов. И то, профессор Локли считал, что подобный способ убийства является крайне негуманным и потому нежелательным. – Палочкой надо вести вот так, – Лонли-Локли встал за спиной Макса, положил свою руку поверх его и провёл ею необходимые фигуры – раз, второй, третий. Ладонь Макса была тёплой и чуть шершавой, его спина касалась груди и живота Лонли-Локли. Можно было почувствовать, как он дышит – глубоко и часто. – Как это сложно, с ума сойти, – поморщился Макс. То ли он совершенно не понял, как нарушилась незримая граница между ними, то ли не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Будто в ответ на мысли Лонли-Локли, Макс обернулся, посмотрел своим прозрачным взглядом, буквально в нескольких дюймах от лица профессора. Тот отошёл – едва ли не отшатнулся – на достаточное расстояние. Выражение лица Макса сменилось на растерянное. Даже странно, как легко было по его подвижной мимике читать его эмоции. – Нет, Макс. Не нужно. – Почему? – растерянность сменилась печалью. Где-то в груди профессора Локли предательски заныло, но он оставался непреклонен. – Я учитель, а ты мой ученик. Пока ты учишься в Хогвартсе, любые другие отношения между нами неприемлемы. Несколько долгих секунд Макс чуть обиженно смотрел на Лонли-Локли, но затем на его лице снова проступила улыбка. Не та, которой всегда улыбается Макс, светлая и лёгкая. Другая, горькая. – Я понимаю, что это школьные правила. Хорошо, профессор Локли. Видите, со мной всегда легко договориться. …Кровотечение никак не унималось. Нападение Пожирателей произошло неожиданно, и, хотя Лонли-Локли расправился с большинством из них, он сам успел получить ранение в бок. Нехорошее ранение. Если бы не кровеостанавливающие и исцеляющие чары, профессор Локли уже общался бы со своими преследователями в общем Посмертии. Но заклятье было новое, злое, не давало чарам сработать полностью, а разбираться с ним не было времени – следовало спасать учеников. Кровь сочилась и сочилась из раны, стекала по правому боку и бедру, впитывалась в ткань мантии. Пожиратели напали, когда профессор Локли проводил ночную экскурсию в Запретном лесу для второго и седьмого курса. С тем, как преподавали З.О.Т.И. последние годы, семикурсники часто не знали базовых основ, и потому совмещать экскурсии для старших и младших курсов профессор Локли начал ещё до Рождества, а с наступлением первых признаков весны - продолжил. Теперь же приходилось защищать одновременно толпу перепуганных детей и не менее перепуганных подростков. От руки Лонли-Локли Пожиратели потеряли почти всех. Остальных положил Макс, помогавший пробиваться из засады, и мисс Блимм с мистером Мелифаро, прикрывавшие отступление. Но самое сложное удалось – все дети были доставлены в Хогвартс, живыми и почти что невредимыми, разве что очень напуганными. С профессором Локли остался только Макс, то ли замешкавшийся у границы с безопасной территорией, то ли решивший специально остаться рядом. – Профессор Локли, Вы идёте? – Ещё не всё, Макс. Я думаю, что это была только первая волна атаки. Пожиратели никогда не наскакивают так, в лобовую, если у них нет второго дна в плане. Я должен проследить, что ни один из них не проберётся в Хогвартс, пока сюда не прибудет подкрепление. Профессор Локли позволил себе привалиться к стволу дерева. Ему было холодно и мелко трясло – явные признаки потери крови. – Что с Вами? Макс с ужасом наблюдал, как Лонли-Локли отводит в сторону полу мантии, вытаскивает из-под брюк пропитавшуюся кровью рубашку, осматривает рану. – Всего лишь некое незнакомое мне заклинание Пожирателей. Видимо, что-то новое. Не волнуйся, Макс, я не собираюсь умирать в ближайшие несколько часов. – Но почему Вы не сказали?! – В мои обязанности входит обеспечение безопасности школьников на занятиях. Поэтому я уделил все своё внимание своим непосредственным обязанностям, – объяснил профессор Локли, как очевидные вещи глупому первокурснику. – Хотите, я попробую то заклятье, Круциатус? Вы говорили, что в моём исполнении это лучшее из виденных вами целебных заклинаний. – Пока не стоит. Неизвестно, как отреагирует на него это новое заклинание. Макс, приготовься, а лучше уйди сейчас, – Лонли-Локли выпрямился, как будто и не было на нём раны. – Я чувствую поблизости дементоров. Одна за другой из-за деревьев появлялись серые тени, едва различимые в темноте. Потянуло холодом и тоской, тяжёлой, безнадёжной. Но не успел Лонли-Локли поднять палочку и призвать своего лиса-патронуса, как тени остановились, будто наткнулись на невидимую стену. И принялись пятиться. Дементоры боятся Макса – вдруг понял Лонли-Локли. Они боятся света, любви и радости, а Макс не просто способен испытывать эти чувства, как все люди – он как будто состоит из них. Не успел Макс вообще понять, что происходит, как дементоры с жалобным воем разлетелись в стороны и исчезли за деревьями. Остался только один, медленно продвигающийся вперёд. – Вы это видели, профессор Локли? Это были дементоры? Но я не почувствовал ничего такого… хотя знаете, я так разозлился на них, на то, что они нападают на Вас, и… что это? – Макс, наконец, заметил последнего оставшегося дементора. Дементор поднял руки и откинул на спину капюшон. В отличие от остальных, у него было лицо. Знакомое лицо мертвого Кибы Аццаха. – Экспекто патронум! Серебристый лис бросился на дементора и исчез, разбился на десятки искр. Дементор расхохотался. – Привет, Рыбник! Ты хорошо спрятался от меня, просто отлично спрятался. Но мой хозяин дал мне возможность до тебя добраться, – он повернулся к Максу, – У меня нет к тебе никаких претензий, мальчик. Ты можешь уходить. Не вмешивайся, у нас старые счёты. Макса мелко трясло от накатившей паники. Профессор Локли поднял палочку, подбирая заклинание, способное навредить Кибе, и в это время Макс плюнул. Раз, другой, третий. Зелёные вспышки Авады Кедавры осветили ближайшие стволы, но ничего не произошло. Мертвый не способен умереть дважды. – Уходи, Макс, – нахмурился Лонли-Локли. – Я читал о подобных созданиях, когда мертвые возвращаются в этот мир в виде дементоров. Их мог победить только Король Мёнин, или кто-то, у кого есть его меч. Беги к директору Халли, меч спрятан в короне Мёнина, которая сейчас служит Распределяющей Шляпой. Макс мотнул головой и плюнул в Кибу ещё раз. Зря он замешкался – худая полупрозрачная рука потянулась к его груди. В которой ярким желотовато-белым светом засветились очертания меча. Макс ухватился за рукоятку и дёрнул его из себя, размахнулся и ударил, наотмашь, не глядя. Киба закричал и исчез, вспыхнув на мгновение всё тем же белым светом. Макс сел в траву прямо там, где стоял. Его трясло. Легендарный меч Мёнина, якобы находившийся всё это время в Распределяющей Шляпе, лежал в его руке. – Макс, ты цел? – Лонли-Локли быстро кинулся к ученику, осматривая. – Мой мир только что сломался, – честно признался Макс. – Всегда думал, что Вы непобедимы, и если я и буду с кем в безопасности, то только с Вами. – Все мы не совершенны Макс. Таковы основы мира. Макс мотнул головой. Лонли-Локли осторожно притянул его к себе – имеет же право учитель успокоить находящегося в шоковом состоянии ученика. Тот только ткнулся носом куда-то в плечо. – Этот Киба, он теперь точно умер? – Точно, – кивнул Лонли-Локли. – Ты не представляешь, что ты для меня сделал, Макс. Ты просто не представляешь. На платформе перед Хогвартс-экспрессом было шумно. Толпа гудела, едва не отдавливала друг другу ноги, кто-то тащил чемоданы, ухали совы, смеялись бывшие первокурсники, удачно перешедшие на следующий курс. Макс и профессор Локли стояли немного в отдалении. Макс то и дело разлохмачивал пятернёй свою и без того не особо приглаженную причёску. Несколько прядей выбились из наскоро завязанного хвостика, падали на лицо, мешались. – Профессор Локли… хотел Вас спросить с самой церемонии Выпуска, и вот, дотянул… Лонли-Локли чуть приподнял бровь. – Ведь мы с Вами теперь не учитель и ученик, так? – Да. – И значит, школьные правила на нас не распространяются? Профессор Локли улыбнулся. Едва заметно, самым краешком губ. Он так улыбался ещё с весны, после смерти мистера Аццаха, и Макс бы ни за что не поверил, если бы не видел сам. – Ты прав, Макс. – Значит… Профессор Локли, может быть, мы сможем встретиться в Хогсмиде на этих выходных? – Ты можешь называть меня Шурф. И да, конечно, я с удовольствием приму твоё предложение, Макс. Макс заулыбался – как только может улыбаться человек, способный отогнать дементоров без патронуса. И тогда профессор Локли сделал то, что хотел сделать последние полгода, но не мог себе позволить. Наклонился и поцеловал Макса. Вышло скомкано, мокро, неловко. Но ничего, у них будет ещё много времени наверстать. За первым поцелуем последовал второй, длиннее и глубже. Звуки с платформы Хогвартса доносились приглушенным гулом, ветер трепал полы мантии. Прошлое осталось яркой вспышкой под клинком меча Мёнина, будущее было неопределенным и туманным, но именно этот ничтожный на фоне вечности момент, казалось, наделял Макса и Шурфа необыкновенной, особенной формой бессмертия.