Тебе в Дай Леща было мало?

— Тебе в Дай Леща было мало, чувак? — ухмыляется Руся, запуская слой дыма в свои лёгкие, когда я пытаюсь полапать его.        В доме чувствуется атмосфера тишины и доносящийся с окна пар то ли зимнего холода, то ли курева людей, сжимающие грудь от сигарет, которые сжигают и душат печень. Ни звука, ни возгласа в комнате. Слова проскальзывают сквозь тоннели улиц. Ты перестаёшь слышать стук сердца, но за то вслушиваешься в тиканье часов, которое так и давит на мозг в черепе. Насквозь прошивается разум, и ты забываешь про реальный мир. Стрелки движутся против друг друга. Они похожи на надоедливую парочку людей, которые разводятся, но вновь бегут к друг другу, надоедая. Его взгляд направлен в обои, которые он дважды расцарапал ногтями от гнева. Я хотел поддержать друга, прервать вулканические полёты, помочь ему справиться с одиночеством, но, когда мне стоило идти в собственный дом, я почувствовал что-то острое, что проскальзывает под кожу. И это «что-то», будто бы ощущал не я, а он. Мне в внутренности вставили его кровью пролитую душу, которая осела на подкошенный фундамент. Тело ослабевает, слёзы катятся с глаз, страданье разбито кулаками, доносившие горючую печаль. Грубый мальчик ощущал, что моноциты в крови повышаются с каждым моим присутствием. Руслан старался сделать вид, что так на него действует алкоголь или его эпилепсия, говоря что-то вроде: «Всё норм, у меня просто передозировка веселья сегодня» или «Чувак, это просто нервы. У меня такое бывает, если сильно свет слепит глаза». Но его поза «клубочка» напоминала безысходность, уставшее состояние, скованность, стонущие надежды. Он умирал под грудой бетона. Каждый раз, когда я приезжаю к нему, то он отнекивается «геройскими» фразочками по типу: "Проваливай!", "Иди нахуй!" и "Как ты меня доебал, животное!". А самое смешное, что каждая наша встреча начиналась и заканчивалась одинаково. Одинаково так, будто бы с каждым нашим движением на нашу шею цепляют манжету, душа горло. Расслабляющий секс, тихие слёзы и трусливый уход. — Мне лечь рядом? - задаю вопрос я, не зная, что делать дальше, ведь тело разрушается и устаёт, а счастье разваливается на молекулы. На самом деле при такой ситуации я всегда уходил с молчанием. Я думал, что ты сам всё прочитаешь по моёму ледяному сердцу, но мне надоело. Надоело находиться в хрущявом здании, смотреть на тебя с прощанием, а затем оставлять мрак после себя и со спокойствием забывать, что было. Надоело быть тварью, уходящей от проблем, но я ничего не могу с собой сделать. Я прихожу будто бы по заказу, будто бы я проститутка, которую голодно и жестко терзает похоть.        Мы выпивали убийственное Бордо, пристально наблюдая за руками, которые спускались на ширинку джинсов. Мы мастурбировали, не упуская эти ничтожные зрачки под веками, в которых будто бы была райская иллюстрация нашей любви. Звуки воздыхания раздавались, сжимая бедную, брошенную массу квартиры. Руслан закатывал глаза от наслаждения, а я всё ближе приближался к его уху, умирая от боли и шепча что-то невероятно пошлое, что заставляло забыться обоим. Покусываю мочку уха с невероятной грубостью и жестокостью. Пергамент кожи сгорал, наливаясь красным, звериным цветом. Глаза так и стреляли, тратив патроны на исследование обнаженного пресса, а затем и ниже живота… Настигнута цель. Скулеж проскальзывал через уста методом пуль. И всё ограничивалось только на сильной мастурбации и пожизненным издевательским взором друг друга. Бессонные ночи стали длиннее, мгновения запоминались быстро. — Блять, убей меня уже, - шептал мокрый от пота я, всё сильнее ускоряя темп, ожидая оргазма и кончи. Актёрски плюю на пальцы, увлажняя плоть. Улыбаюсь во все зубы, теряю равновесие. В глазах мутно, я не различаю цвета. — Как? У меня много приёмов, - говорит мне он, облизывая губы, прислоняясь пальцами к моей головке. Я глотаю слюну, уже представляя, что рву на его пенисе яйца, заглатывая болт полностью. — Занялся бы лучше мной, а не своим хуем. Моя рука устала, - я задыхаюсь, еле выговариваю слова. Рука обессилено падает вниз, дыхание захватывает вверх, и шум поглощает нас обоих. Удушение сексом - отличное самоубийство. — Всё сладкое начинается в конце, - Тушенцов заливается краской, показывая свою дьявольскую ухмылку, искренне тянется ладонью до моего рта и заставляет заглотнуть. — Как же я тебя ненавижу, ублюдок, за то, что ты так яростно меня соблазняешь, - наяриваю, конча летит на торс «друга», которую я пожираю взглядом. — Так ненавидишь, что каждый день просыпаешься лишь с мыслью о том, как меня трахнуть? Жаль, что воплотить это мы не можем только из-за твоих ебаных принципов, - Руслан аккуратно сосёт мои пальцы, смотря прямо мне в глаза. Я с рывком поглаживаю его волосы и возбуждаюсь снова от того, как он безупречно их облизывает.       Ожидание стихов из его уст, запечатанные в конвертах с посланиями. Я уже понимал, что он будет и дальше меня игнорировать, как это бывает обычно. Я не ухватывал его слова о суициде, не осмысливал. Я пытался отговаривать Руслана от этого, но его исчерканные руки давали о себе знать, что я зря стараюсь и сую свой нос в его жизнь. Наверное. Возможно, таким образом он и пытался показать, что ему нужна помощь. Я придурок. Я так и не получил его письмо голоса, он не ответил мне. Как обычно. Адресаты давно мертвы, и он тоже. Я решил уйти. Снова. Ненавижу молчать, ведь с каждой серой тишиной я чувствую погибель, а такое редко бывает, чтобы вывести меня на грусть, ведь я перекрываю её своим нелепым юмором. Я оглядываюсь в последний момент, осматривая комнату, в которой по разным углам разложены ножи, а посреди них затишье друга.  — Ложись, если нужно. Всё равно в скором времени ты уйдешь, а так хоть свою задницу положишь, - его скрежет голоса с каждым разом даёт уколоться, и кажется, будто бы я уже повесился. Он ответил. Уже радует. Гортань шеи кровоточит, и я боюсь задохнуться - Ты когда-нибудь хотел по-настоящему умереть? - Руслан поворачивается ко мне с помятым, мокрым, замученным лицом и смотрит на меня, как на пропащего, ожидает ответа. — Нет, - я не хотел. Для тебя я слишком равнодушный, испорченный, деревянный. На самом деле за моим прошлым тысяча секретов и раньше я только и думал, чтобы кто-то прижался ко мне. К сожалению, моего сердца больше нет. — Попробуй проявить желание к смерти. Это весело, - он раздражённо кивает головой, вытаращенные глаза глядят на меня с презрением и непонятностью. С неким разочарованием ложусь лицом к другу. Он смотрит на меня, как с самой нежной точки Земли и не отводит глаз. Я прикрываю веки, то ли от желания уснуть, то ли от какого-то смущения. На белоснежной постели чувствуется запах болезни и одинокости. Центр его усталых глаз уставился на мне. Мне стало не по себе. Вены в глазницах Руслана затвердели, будто бы наполнились льдами. В голове я молился кому угодно, лишь бы Руслан не лез ко мне, ведь я не хотел ложно отвечать ему. Тушенцов робко и чувственно касается пальцами до моих щёк и нервно плачет. — Обними меня. Пожалуйста, - шепчет он, а я в полубреду, со странной улыбкой смеюсь. — Зачем? - говорю я, замечая, что его ладони неуверенно, плавно и застенчиво переходят на мою шею. — Я не хочу, чтобы ты уходил снова, - такие слова очень редко можно услышать из уст Руси, особенно, когда он так пристально и магически исследовал моё лицо. Его губы дёргались. Я понял, что ему хотелось поцеловать меня прямо сейчас, но Руслан боялся. — Попробуй обнять меня сам, - шепчу я и перебираю его волосы, хоть как-то проявляя ласку. — Я больше ничего не прошу. Просто обними меня, будто бы ты хотел этого. Пожалуйста, - слёзы снова стекают по его пухлым щекам, он искал во мне хоть что-то любящее и заботливое. Я приобнимаю талию Тушенцова, а он вжимается ногтями в спину и так царапает, так жалобно хнычет в плечо, будто бы мы никогда не будем рядом. Ему важно моё присутствие. — Я устал видеть тебя лишь во снах. Я люблю тебя, - скованный голос и моя попытка полюбить его также. На панельной постели лишь доносится рёв и успокаивающие слова, которые не приносят пользы. — Я никуда не денусь, - держу его лицо в своих ладонях, он накрывает руками их, от него пахнет пеплом от чайных пакетов. Я урод. Я - стекло, которое ударяется в него снова и снова. Я не смогу быть чем-то мягким.        <i>Сердце - металлический порог в его образах. Секундные вдохи. Он лежит на мне всем телом и грустно улыбается. А я пялюсь в стену и представляю берег и ноги Руслана, которые бегут по воде, где всё, что для него нужно - это воздух. И этот воздух не я, а кто-то другой. Я не достоин его.