***
— Давай, Дашка! Я тебя поймаю! Я стоял под деревом по колено в белом, пушистом снегу. Зима в этом году выдалась что надо, ежедневные снегопады засыпали всю, уже по-праздничному, наряженную Москву. Но в городе, оказывается, были ещё только цветочки — в пригороде, где теперь жила тётя Витя с Владимиром, было вообще ни пройти, ни проехать! Снег замёл дороги, тропинки, крыши коттеджей — до невозможности белый цвет слепил глаза. И когда Дашка предложила мне поехать с ней сюда, я не мог отказаться. Лаврецкая сидела на ветке, обхватив руками ствол старого дуба, и покачивая ногами. Пушистый снег сыпался с оголённых ветвей прямо ей на шапку. — Петь, я боюсь! Тут ведь высоко!.. — пропищала Дашка. Я усмехнулся. Вот отчаянная девчонка! Зачем, спрашивается, залезала, раз высоты боится? — Не бойся! Прыгай! Я за тобой не полезу! — крикнул я, категорично сложив руки на груди. — А ты меня точно поймаешь? — засомневалась Лаврецкая, крепче прижавшись к дереву. — А ты во мне сомневаешься? — возмутился я. Девушка поёжилась, раздумывая над моими словами. — Ну… нет! Но я боюсь прыгать. Я фыркнул, согнав с лица щекочущуюся снежинку. — Ну, а зачем тогда залезала? — Даша поправила шапку, на секунду отлипнув от дерева. — Ну ты же залез! А я чем хуже? Действительно, железная логика! Ну ты же залез! А если б я там с окна сиганул, она бы за мной прыгнула? — Так, я пошёл домой! — я уже развернулся и сделал пару шагов, как услышал крик Дашки. — Стой! Ладно, я прыгну. Ты только лови меня, ладно? — я подскочил к дереву, выставляя вперёд руки, чтоб её поймать. Она от испуга закрыла глаза. — Так. Один… два… три! Лови! Лаврецкая спрыгнула с ветки и тут же приземлилась мне на руки. Правда, от неожиданности я чуть не рухнул в сугроб. — Это было страшно! — выдохнула она, прижимаясь ко мне. — И вовсе нет. Ты больше на ветке прокричала про то, что боишься! — урезонил я Дашку. Лаврецкая уставилась на меня своими огромными серыми глазами. — Петька?.. — прищурилась она. Я с любопытством оглядел её — кудрявые волосы, выглядывающие из-под шапки, были покрыты инеем, впрочем, как и шарф. Ресницы присыпались снежинками, щёки покраснели от мороза. Я задумался — а чем не Снегурочка? — Что? — поинтересовался я, мягко опуская её на вытоптанный мной же снег. — Что ты видишь в моих глазах? — спросила Дашка. А я сперва растерялся. Что я, скажу ей, что в них тону? — Снег вижу, старый дуб, голубей… — я осёкся и оглянулся — на той ветке, где сидела Дашка, сейчас мило ворковали два голубя. «Жучку и Круза напоминает..» — усмехнулся я, а Дашка сжала мою руку. Взгляд её был абсолютно серьёзен. — А ещё? — я снова посмотрел ей в глаза. Ну что я ещё видел? Свою Дашку я видел. Эти любопытные серые глаза мне теперь будут сниться по ночам. — Вижу. Что в тебя летит снежок! — с этими словами я запустил в неё снежный шарик, громко засмеявшись. Лаврецкая отряхнула куртку и похлопала варежками по шапке, смахивая снежинки. Тоже чуть засмеялась. А потом вдруг спросила: — А себя? Видел ты в моих глазах себя? — я прижал её к себе. — Ну, конечно же видел. А что? Девчонка тихо засмеялась. — Как ты думаешь, бывают чудеса на свете? — Не знаю. Может и бывают. — А может мне всё-таки это снится? Или это и есть чудо? Что мне оставалось? Был только один способ доказать ей всю реальность происходящего. Почувствовав вкус её губ, мягких, с ароматом корицы от недавно испечённого тётей Витей пирога, я и сам поверил в магию предстоящего праздника. Только из сердца, откуда-то далеко-далеко, пришло осознание - зимняя сказка на этом не закончилась.Она только началась…
***