***
Ладно, вранье. Дарио чувствовал себя так, будто бы его пару раз скинули с многоэтажного здания. Легкие все еще пытались функционировать, пусть и были как будто раздроблены, а носа просто не было, поэтому он и не дышал. Кожа как будто стерлась об асфальт, и мясо горело без нее. От этого ощущения Дарио пару раз просыпался ночью и мазал щеки Пантенолом. Конечно, он не помогал, но самовнушение работало хорошо, а значит вера в силу мази, которая была гораздо сильнее веры в бога, могла спасти положение. И кое-как ей это удалось, но с утра Дарио все равно лучше себя не ощущал. — На, кофе выпей, будешь как огурчик, — Ваня уже почти собрался, хотя на часах был только час дня, а пригласили их к семи. Пожалуй, это была первая пьянка, к которой Евстигнеев так тщательно готовился. Обычно всё было куда более спонтанно, и они ещё умудрялись вместе укуриться перед принятием алкоголя. Не романтично, но вместе и традиционно, а теперь Ваня эту традицию нарушает. — А ты куда так рано? На улитках что ли до бара поедешь? — Порчи садится за стол и ставит чашку перед собой, сонно моргая. Ваня, как правило, раньше Дарио никогда не встаёт, а тут даже кофе успел приготовить. Во всем виновата болезнь. Конечно, благодаря ей, можно было обратить на себя внимание и попросить остаться, дабы помочь. Но Ваня не глупый, не будет идти на поводу, а над просьбой помочь только посмеётся. И правильно сделает, нечего сопли распускать. — А у меня свои планы на первую половину дня, нахера дома сидеть? Иначе, вон, как ты стану, — Ваня делает выпад в сторону Дарио и хватает его за бок, сжав, но потом смеётся и уходит дальше одеваться. Порчи на это лишь матерится, к счастью, не пролив на себя кофе. Но даже вот такие вот детские повадки Вани нравятся Дарио. Гребаный соулмейт. Евстигнеев достаточно быстро собирается и уходит. Он торопится, чтобы прийти на место встречи пораньше, как и подобает истинному джентльмену. И не будь Настя ему по-настоящему интересна, он бы уже давно прекратил с ней любое общение. Нашел бы новую девчонку и не тратил бы себя на Белоусову. Но было в ней что-то, что нравилось Ване слишком сильно. Кажется, это и была любовь. Порчи тяжело вздыхает. Ему ничего не остаётся, кроме как выпить Нитроглицерин и успокоиться.***
В бар Дарио приехал к половине восьмого. Таксист пару раз упрекнул Порчи в том, что тот выехал из дома в самые пробки, видимо, не желая признавать, что сам неправильно подобрал маршрут. Состояние улучшилось, дышать стало легче, а температура спала до тридцати семи градусов. С таким самочувствием хоть на завод идти работать, не иначе. Но Виейра выбирает меньшее из зол и всё же доезжает до бара. Милое местечко близ реки рядом с метро «Спортивная». Летом тут можно будет сделать летнюю веранду, и тогда количество посетителей как минимум удвоится. Но и сейчас здесь была довольно милая обстановка. Несмотря на то, что баром владел какой-то мужик, к словам своей жены он наверняка прислушивался, поскольку украшено всё было в лучших дизайнерских традициях. Вот вроде и бар, но при этом можно отхватить кайф от бухла и втыкать в фигурки, расставленные по барной стойке. Такие маленькие и стрёмненькие, аж домой забрать хочется. Но рассматривать бар ему долго не дают, он уже от входа слышит шум от своей компании и, оставив куртку в гардеробе, идет туда. Ребята встречают его ещё громче, чем они шумели до этого. Порчи здоровается с каждым, и настроение поднимается вверх. Как-никак здесь его семья, те люди, благодаря которым он тут. А то так бы и сидел в Лондоне. Нет, там, конечно, тоже неплохо, но в Питере у Дарио было всё: болезненная любовь, редкое вдохновение, утренняя головная боль. Наверное, без этого нельзя чувствовать себя живым. Однако, как жить, если всё это убивает, будто бы яд, введенный в тебя внутривенно, и о котором ты даже не знал? Порчи хотелось верить, что это просто испытание, и за ним последует что-то положительное в его жизни. Но в это мало верится. Порчи садится за стол справа от Мирона и замечает Настю и Ваню. Они сидят вместе и о чем-то мило беседуют, даже не замечая Дарио, садящегося напротив. Португалец и не старается привлечь их внимание, только берёт стопку хреновухи, чтобы выпить с незнакомым ему парнем за встречу. Сегодня он не может не напиться, тем более, когда его соулмейт так нежно целует свою девушку в шею.***
— Мирон, вот никто понять не может, — Порчи еле выговаривает слова, но широко улыбается, смотря в глаза друга. Янович кивает, показывая, что внимательно слушает Дарио, правда, его глаза в это время были прикрыты. "Веки такие тяжелые, вы даже не представляете, насколько", – оправдывался у себя в голове лысый, а перед кем – черт его знает. — Ты ж с кем-то встречаешься, ну? — Ну. — А мы семья? — Семья. — Так почему мы не видели твою красавицу? — Почему? — Это я у тебя спрашиваю! — Порчи даже ногой топнул, чтобы убедить Мирона в том, что он очень серьезен, но чуть было не грохнулся, крепко схватившись за барную стойку. — А я тебе отвечаю, хули надо вообще. Половина народа уже разошлась, остались только самые близкие и официанты, которые судорожно пытались разобрать срач, что устроил Окситабор. Только вот Мамая почему-то пробило на уборку, он вместе с официантами таскал всю посуду на кухню, при этом причитая, что все они свиньи. Рикка на это только пьяно смеялся, сидя на полу и обнимая за талию какую-то девчонку лет девятнадцати. Ей уже вообще было не до происходящего, она положила голову на плечо мужчины и была готова вот-вот блевануть. Из девушек, кто бы мог подумать, остались только она и Настя. Они с Ваней уже пососались раз двести. Дарио в эти моменты либо пил, либо запивал таблетки алкоголем. Без пяти откинуться. К концу их попойки Порчанскому удалось оттащить Мирона к бару, около которого они уже минут сорок говорили, а, точнее, просто доёбывались друг до друга. Но, так, по-доброму, улыбаясь и пьяно хихикая. Они бы все с радостью пошли домой, но мосты развели, а открытие движения только через полчаса. С семи часов они все так упились, что теперь и соображали еле-еле, а минуты длились так, словно каждая из них равна одному дню. — Ребята, я хочу вам кое-что сказать, — Ваня встал и прошёл к центру между столом и барной стойкой, видимо, чтобы его все видели. Порчи умудрился даже залюбоваться им, на пьяную голову Евстигнеев стал особенно красивым. Таким изысканным и очень похожим на кота мейн-куна с кисточками на кончиках ушей. Эти коты обычно очень большие, но грациозные и похожие на своих больших собратьев – диких кошек. Даже урчат по-особенному, более утробно и громко. — Внимательно слушаем. Ебашь, Ваня, ебашь, — поддержал его Мирон и захлопал в ладоши, а Дарио с этого громко рассмеялся, но тоже начал хлопать. — Короче, как вы знаете, я тот еще долбаёб... — Ещё какой! — протягивает Мамай, садясь на стул, потому что ходить или стоять он больше не может. — Да завали ебало, дай сказать, — усмехается Ваня и продолжает, расставляя паузы, чтобы вздохнуть, так как и он не был трезвым даже близко. — Все мы и пьем, и курим, и трахаемся с кем попало, так что не я один такой уникальный. Но четыре месяца назад я встретил человека, ради которого готов был всё это закинуть. У нас не сразу всё заладилось, — в этот момент Порчи хотелось встать и прокричать: "А я этого человека пять лет назад встретил, и у нас все еще нихуя не сложилось!", но пока что воздержался, хотя какое-то нехорошее, нервное предчувствие появилось, — Но постепенно мы с Настей нашли наш общий язык, общую волну, на которой и держимся сейчас. Я, блять, не романтик, но к чему веду... Через пару недель, либо четырнадцатого, либо двадцать первого мы приглашаем вас на небольшое празднование нашей свадьбы. Ничего торжественного, только самые близкие, и... Дальше Порчи уже не слушал. Сердце пропускало удар за ударом, но отвести взгляда от Вани Дарио не мог. Он даже не моргал, просто смотрел и чувствовал, как появляется тремор в руках и ногах. Ему не хотелось верить в такую реальность, Виейра надеялся, что он просто набухался, и все это ему снится. Надо всего-то выпить водички и ничего этого не будет. Или поморгать, и мозг перестанет так сильно издеваться над ним, рисуя такое. Но Ваня продолжал говорить, а Порчи почувствовал, как в уголках глаз стало влажно. Он помнил, как развивались отношения Евстигнеева с Настей. Ничего серьёзного, он изменял ей, называл очередной девчонкой, от которой после каждой ночи уходит навсегда, но в итоге возвращался. Она не напрягала Дарио до тех пор, пока Ваня не привел её к ним домой. Она была первой девушкой, которую его друг привел в их квартиру. Тогда-то Порчи и увезли первый раз с инфарктом. С той ночи он ничего не помнит, даже то, как вызывал скорую. В его памяти осталась лишь звенящая тишина и стоны из соседней комнаты вперемешку со скрипом кровати. Потом Настя ещё несколько раз появлялась у них дома, даже умудрялась командовать Ваней. Вот этим вот почти двухметровым парнем, Охрой, самым настоящим самостоятельным монстром. А Евстигнеев лишь поддакивал, чуть ли не на задних лапках прыгал перед ней. Порчи тогда и наехал на Настю, возможно, слишком грубо, но он не мог смотреть на то, как его родственную душу строят под себя. Евстигнеев с Белоусовой не были созданы друг для друга, не подходили, как паззл, чтобы создать идеальную картинку. Дарио хотел верить в то, что это у них с Ваней так, но... Скандал с Настей, конфликт с Ваней, Порчи выталкивают из его же квартиры, вторая госпитализация. Врачи пообещали, что если еще раз подобное повторится, то Виейра уже не жилец. Португалец на это неоднозначно кивнул и через три недели снова был у себя дома. "Траванулся чем-то, больше не буду есть шаверму около вокзала", – он все так и не решался сказать Ване правду. Зато в один из приходов Насти к ним домой умудрился своровать её телефон, пока они плескались с Евстигнеевым в ванне. Тогда Порчи и выяснил, что девушка была с пиздинкой и спокойно изменяла Ване на стороне с другим фотографом. Кажется, это был знакомый Евстигнеева, к которому Настя очень уж просилась, а Ваня-дурачок не смог отказать своей ненаглядной. Но ведь Евстигнеев заслуживает лучшего. Даже если не его, Дарио, то хотя бы... Сука, но он же не худший вариант. Не зря же судьба так решила, что их связывало большее, чем просто дружеские отношения! Значит, им так должно быть хорошо, значит, они и есть этот гребаный паззл или лего-конструктор. — Нет, нет, нет, — голос немного дрожит, но Виейра выходит к Ване и встаёт напротив него, не боясь смотреть ему в глаза. Это же ведь его Ванька, только его. — Чего? — Евстигнеев в это время говорил уже про то, где они хотят провести свадьбу, а потому выпада Порчи он не понял. Тот еще пару секунд назад стоял, втыкая в одну точку, а теперь моментально оживился, чем вызвал удивление у парня. — Какое жениться, ты совсем ополоумел? — словно мамка начал отчитывать Ваню Дарио, но потом его голос надломился и начал дрожать ещё сильнее, однако португальца было не прервать, он говорил быстро, чтобы всё успеть сказать. — Вань, не делай этого, я прошу тебя. Ну, знаешь, как в жизни бывает, сегодня любишь, а завтра нет. Она не последний твой шанс, у тебя таких сотня еще будет, ты же сам это говорил. И она не заслуживает тебя, изменяет постоянно, даже не красивая ведь, ты лучше неё в сотни раз, найди хотя бы подобную себе! — Порчи... — Ваня тяжело вздыхает, пытаясь не сорваться. Дарио его друг, он готов слушать его пьяные бредни, но, когда они касаются того, кого ценишь, потерять голову и сорваться очень просто. — Вань, пожалуйста, — Виейра хватает Евстигнеева за вырез майки и смотрит так, будто просит не убивать. Жалобно и со страхом в глазах. "Вот я весь, смотри, вот моя душа, хочешь, забирай себе, но не убивай". И вместе с тем Дарио начинает бить дрожь, подкатывает истерика, он кричит, стараясь прижать Ваню ближе к себе. — Пожалуйста! Она не любит тебя! Я тебя люблю!! Порчи тянется к Евстигнееву и целует его в губы. Смазано, мокро и пьяно, сначала даже немного промахнувшись, но потом углубляя поцелуй, языком проводя по мягким губам парня, от которого исходит запах крепкого алкоголя и мятной жвачки, и наслаждаясь тем, как буквально на секунду становится легче. Именно такое на вкус счастье? Поцелуй длится недолго, ровно до тех пор, пока Ваня стоит в ступоре. А дальше происходит всё очень быстро. Он резко толкает Дарио в солнечное сплетение и со всего размаху бьет по лицу. Португалец само собой не устаивает на ногах и падает на пол, стараясь тут же прикрыть голову руками, потому что Ваня замахивается ногой и бьёт его в область плеча. Следующие удары Дарио даже не разбирает, они сыплются на него будто град, но это не так важно, слишком отчетливо он слышит слова Вани. — Закрой свое ебало, блять. Сдохни! Нет. Его счастье со вкусом крови. Остальные не сразу соображают, что происходит. Перед ними будто бы поезд пронесся на большой скорости, настолько всё было неожиданно. Но понимают, что если сейчас же не оттащат Ваню, то от Порчи ничего не останется. Он и так уже не двигался, лежа на полу, даже голову не прикрывал руками. Создавалось впечатление, что португалец отрубился, а потому нужно было действовать быстро. Мамай с Риккой кое-как оттаскивают Ваню, который всё ещё тянулся к Порчи, чтобы продолжить его бить, а Мирон пытается поднять на ноги Дарио, который вроде бы был в сознании, но до отключки явно оставалось немного. — Давай, брат, живи, — они выползают на улицу, шатаясь. Мирон сажает Виейру на лавочку. Тот весь вспотел и морщился, хватаясь рукой за ребра в области сердца. Он даже не мог ровно сидеть, его все время куда-то вело, и Порчи явно пытался что-то выговорить, но не мог из-за появившейся одышки. — Блять, что с тобой? — Скорую, — выговаривает Виейра, и Мирона как будто прошибает током. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что же произошло там, в баре. Алкогольное опьянение будто бы испарилось, и Фёдоров тут же набрал номер скорой. Дарио не выглядел так, как человек, которого просто избили. Было видно, что его мучало что-то внутри. Он выглядел точно так, как и соулмейт Мирона, когда Янович послал его далеко и надолго. — Всё будет хорошо. Я не дам тебе умереть, — обещает Мирон прежде, чем Дарио отключается, а на том конце провода наконец-то подходят к телефону.***
— Как ты, чудик? — первое, что слышит Порчи, очнувшись. Свое пробуждение он выдает тем, что хмурит брови, пытаясь распознать, где же он находится. Со вчерашнего вечера осталось так много эмоций, что разобрать их сразу Дарио не может, ему нужно время. Самочувствие к этому не располагало, боль в грудной клетке никуда не делась. Вчера он уже планировал откинуться, когда Мирон вынес его на улицу, ведь до этого в баре... Дарио вспомнил, медленно сжимая руки в кулаки, но они не так резво слушались его. Тело уже почти не принадлежало ему. — Честно? Дохлым, — Порчи неохотно ворочает языком, сил не хватает, но глаза всё же открывает. Он и так знал, что это Мирон, по голосу понятно. Выглядел он, наверное, почти как Дарио, помятый после пьянки с опухшим, как у Колобка, лицом. Виейра даже немного улыбнулся такому Фёдорову. — Ого, ты не врач, а смог точно поставить диагноз, — Мирон не спал всю ночь и весь день, он выпил весь кофе, что было в автомате, и почти весь запас у медсестер. А ещё от него так пасло перегаром, что его заставили сходить в душ для персонала. Холодная вода помогла продержаться ещё недолго, пополнив батарейку внутри Мирона процентов на двадцать. Но теперь он был на полном износе, Виейра то хотя бы был под лекарствами и наркозом, смог отоспаться, а он, Мирон Янович Фёдоров... Ему было похуй на себя, его друг умирал, загибался на глазах, был весь чуть ли не синего цвета, а вены на шее и руках вздулись так, будто бы лопнут с минуты на минуту. И Мирон не мог оставить его одного, он в очередной, но очень редкий случай в своей жизни забил на себя. — Я позову медсестру, она осмотрит тебя. Мирон уходит, и сразу после этого к Порчи заходит молодая девушка в белом халате и бейджиком на нем. Осматривает Дарио, мажет его ушибы мазью, снимает показатели с приборов и вкалывает какое-то лекарство в капельницу португальца. — Не обещаю, что полегчает, у вас это не в первый и даже не во второй раз, но хоть немного должно помочь, — медсестра говорит с некой виной, хотя от нее здесь ничего не зависит. Ей чисто по-человечески жаль Дарио. На его месте мог бы оказаться любой. — Я понимаю... Больше никто не приходил? — всё же спрашивает Порчи, когда девушка уже собралась уходить. Он был рад видеть Мирона, без сомнений, но и услышать хоть что-то о Ване было бы приятно. Как бы он вчера ни поступил, Виейра будет чувствовать к нему самые теплые и преданные чувства за всю свою жизнь. — Кажется, приходил один мужчина. Невысокий такой. — С татуировками? — Порчи даже оживился, но со стороны это не заметно, только брови немного приподнял, почти как ребенок, когда ему говорят, что вот-вот дадут конфетку. — Да. Он лысый и у него очень много татуировок. Он принес вашему другу кофе и еды и ушёл, — девушка кивает Порчи и уходит дальше по делам, оставляя Дарио на минуту одного. Он даже не знает никого из окружения, подходящего под такое описание. Только если какой-то очередной знакомый Мирона. Но у Фёдорова Виейра спрашивать не хотел, боялся показаться еще никчемнее. Поэтому и старается быстро перевести тему, чтобы не выдавать своей грусти, когда Мирон возвращается. — Ты здесь пробыл всё время, что я приходил в себя? — Да, я же не оставлю тебя одного. Вот начнешь умирать, я тебя и заставлю все наследство на себя переписать, как же, — болезненно ухмыляется Мирон. Врачи ему выдали не самые веселые прогнозы на Порчи, и Янович испытывал какую-то тупую боль. Осознание того, что человека, с которым ты дружишь шесть лет, в любой момент может не стать, опустошало. Пусть они и не общались в последнее время очень близко, но, черт, с такими мыслями смириться непросто. — Дарио, нужно что-то делать, я так это не оставлю. — Подумаешь, инфаркт. Просто перепил вчера, — пожимает плечами Порчи. Всей правды раскрывать не имеет смысла, лучше он умрет тихо, и все будут счастливы. Ваня женится... — Не пизди! Я знаю, что произошло вчера. Я не ребенок, чтобы не знать, что такое родственная душа. И вчера тебя оттолкнул от себя именно соулмейт, — Мирон злился, он вскочил со своего кресла и ходил по палате, меряя ее шагами. Конкретно в этой ситуации он был на стороне Порчи, хоть и попали в неё оба его друга. Что бы португалец вчера ни сказал, Ваня перегнул палку, даже слишком. Настя не нравилась никому, если уж быть честными. — Он знает о вашей связи? — Мирон, эта связь больше не имеет значения. Ваня вчера показал, как он к этому относится, так что... Лучше уж так, просто буду дальше мучаться, а потом оно само все как-нибудь, — Мирон был первым, кому Дарио решил довериться, а потому выразить свои мысли было сложно. Они так долго копились в Порчи, и высказать их на раз-два просто невозможно. — А ты не думаешь, что вот эти твои мучения будут последним, что ты почувствуешь в своей жизни? Ты умираешь, аллё. Врачи не дают тебе больше недели, а ты продолжаешь лежать и ныть о том, что видите ли, вчера ты был набухан, обосрал девушку своего соулмейта, а потом он отпиздил тебя, поэтому всё кончено. Я такого Порчи не узнаю. Лежит какая-то размазня вместо него. — Ване это не нужно, вот и всё. Что мне сделать? Лезгинку станцевать?! — Дарио просто устал от того, что ему надо бороться, а цель недостижима. И, наверное, теперь ненавидит его. Эта цель на столько прекрасна, что даже умирая Порчи не думает о себе. — Нет, блять, фолию, — хмурится Мирон, понимая, что немного переусердствовал с такими вот уговорами, а потому решил начать заново. — Он не знает о том, что вы родственные души, а потому и не испытывает ничего. Думает, что любит эту... шмару, а на деле его подсознание просто скрывает истинные чувства от него же, потому что с тобой сейчас непорядок. Ты должен ему рассказать это, другого не дано. А будешь молчать, я за тебя это сделаю. — Это лишнее. Я в этой жизни уже лишний, если его подсознание не видит меня, а связь не хочет сплетаться. — Твоё соплежуйство здесь лишнее. А ты его любишь, я знаю, — Мирон достаёт из кармана совместную фотографию Вани и Порчи и отдает её португальцу. Из бара привезли куртку Виейры, в ней и оказалась эта фотокарточка. Дарио её всегда с собой таскал, иногда даже умудрялся доставать и любоваться, поскольку оба парня тут улыбались и были счастливыми. Виейру можно было назвать текущей пятиклассницей, но парень почему-то любил представлять, что где-то там, в реальности этой фотографии, они вместе, и никакие трудности не преследуют их. Всё прошло. Нет ни измен, ни ссор, ни мордобоев. Полная антиутопия. — Я обещал, что не дам тебе умереть, я сдержу это обещание. Любыми способами, если ты не сделаешь этого сам. — Мирон уходит, оставляя Дарио одного. Он смотрит на эту самую фотографию, просто не решаясь поверить в то, что его придуманный мир возможен, тем более сейчас. Однако, может, стоит напоследок сделать самый отчаянный шаг? Виейра не знает, и оттого по его щекам текут слёзы, а плечи сотрясает нервный плач, сокращающий жизнь Порчи на ещё один день.***
Порчи переводят из реанимации в палату интенсивной терапии. Здесь очень тихо и стерильно настолько, что становится не по себе. Такое впечатление, что именно в таких вот палатах и умирают, и Дарио не боится предположить, что вот именно на этой койке, предположим, в тот четверг кого-то здесь не стало. Отдаленная небольшая комнатка, свет здесь не такой яркий, кажется, специально сделали вместо двух лампочек одну. Смысл тратиться на тех, кого скоро не станет? Мирона выгнали сразу после того, как он вышел из палаты Порчи. Новый дежурный врач, заступивший на свою смену и обнаруживший, что мужчина всё это время находился в больнице, мягко говоря, послал его. Есть определённые часы приёма, а Фёдоров их нарушил. Так что ему пришлось отправиться к себе домой отсыпаться, иначе и до его попадания в больницу от недосыпа и перенапряжения совсем недолго. Однако обещание, данное Дарио, он сдерживает и пишет сообщение Ване: «Порчи в больнице. Ему очень плохо. Хочу, чтобы ты знал сразу, врачи говорят, что осталось ему немного, при лучшем раскладе неделя. Поэтому приезжай к нему сразу же, он тебе всё расскажет. Часы приема с четырех до семи. Узнаю, что ты не пришел, тоже окажешься в больнице, но с пробитым черепом». Теперь долг перед другом почти выполнен, оставалось надеяться на то, что Дарио не будет глупить. Впрочем, это уже в его руках. Вчера Ваня совершил ошибку. Он осознал это далеко не сразу, наоборот, когда его только оттащили от Порчи, Евстигнеев продолжал орать и на Мамая, и на Рикку, и даже на Настю, которая что-то бормотала. Ему было всё равно, он был в таком бешенстве, что и звук сирены скорой помощи разобрал не сразу, а когда до него дошло, что происходит, то было поздно. Он выбежал на улицу, но скорая уже уезжала. Водитель явно торопился. Быть в неведение очень хуёво. Не можешь ни о чем думать, ничего делать, потому что прежнее чувство своей правоты превращается в ощущение того, что ты полный уёбок и худший друг на свете. И даже попытки Насти успокоить Ваню ни к чему не приводят. — Он просто перепил и нёс какой-то бред. Я тебе изменяю? Нет, ты серьёзно? Это такой бред, будто бы мне на фотосессиях больше делать нечего... Ты все правильно сделал, он такой мудак. Никогда мне не нравился. — Евстигнеев слушал Белоусову через слово, но одно он запомнил точно. Дарио ничего не уточнял про фотосессии. Уснуть быстро Ване не удается и просыпается он только ближе к вечеру. На часах без двадцати восемь. Голова болит и в области груди почему-то ломит. Настя прижимается к нему и спит рядом. Евстигнеев тихонько встает с кровати, идёт умываться и приводить себя в порядок. Пожалуй, это первый раз, когда после пьянки настолько плохо, что даже мысли об опохмеле кажутся чем-то ненормальным. Лучше просто лечь и подохнуть. На кухне Ваня выкуривает пару сигарет, залипая в одну точку. Он перестал психовать, но сбитые костяшки на руках как бы намекали на то, что вчера всё было реальным. Парень берёт телефон, чтобы набрать Мирону, но тот его опередил, написав сообщение. На следующий день в больницу Евстигнеев бежит как ошпаренный. В палату к Порчи он заходит чуть ли не на цыпочках, стараясь не шуршать пакетом в руках. Ему хватило мозгов купить всяких вкусностей в магазине неподалёку отсюда, но накупил он, как оказалось, много лишнего, что просто категорически запрещено теперь Дарио. Денег не жалко, обидно, что осталось мало чего, а порадовать Виейру хотелось нормально. — Спишь? — Ваня тихонько подходит к койке и натыкается на открытые глаза Порчи, которыми португалец, не моргая, смотрел на Евстигнеева. — Привет, — кажется, весь парень в миг уменьшился до размеров иголочки, а Охра позорно убежал, поджав хвост. Прежней выдержки никакой, он смотрит на своего друга, выглядящего так, будто смерть уже пришла за ним, и думает, что ещё немного, и он позорно заплачет, лишь бы Дарио его простил. Ване здесь очень неуютно, он начинает трепать языком, перебирая пальцами ручки пакета. — Ты как? Я тут тебе принёс немного поесть, правда, половину у меня забрали, но оставили то, что тебе точно можно. А остальное потом отдадут, там нет ничего портящегося, — Ваня громко сглатывает слюну, а назойливая мысль "будет ли это потом?" насилует мозг. — Я разложу тебе это здесь, ладно? — Какой же ты говорливый, — Порчи натянуто улыбается и забирает с тумбочки рядом со своей койкой небольшой конвертик, сложенный медсестрой специально для фотографии. Определенные выводы он сделал, а о том, что к нему сегодня придет Ваня, Мирон несколько раз предупредил Дарио по телефону. Жид ведь не глупый, почти всегда прав, может, стоило бы прислушаться к его словам. — Я неплохо, но мой тебе совет – никогда не пей так много. Настолько, что аж сердце прихватывает. Всегда знай меру, — Порчи наблюдает за тем, как Ваня выкладывает продукты на тумбочку, отмечая, что он хочет есть, хотя последний прием пищи закончился буквально полчаса назад. — А это что? — Детский биойогурт. Говорят, вкусный, ну, я и купил, да и в интернете написано, что тебе сейчас такое полезно, — Ваня пододвигает кресло поближе к Порчи, чтобы было удобней разговаривать. С продуктами он полностью разобрался и теперь крутил в руках свой телефон, на котором предварительно включил авиарежим. — Надеюсь, не умру, если выпью. Откроешь? — облегчения от нахождения Вани либо не было, либо оно было таким минимальным, что перебороть боль внутри Порчи было не способно. — А ты умирать собрался? Не, мы найдем тебе лучших врачей, через два дня отсюда сам галопом выбежишь, — Ваня подает Дарио открытую бутылочку, задерживая взгляд на шее португальца и венах, напряжение в которых так и не спало. Одновременно эстетично, красиво, но и так ужасно. И почему именно с Порчи? Так плохо говорить, но Виейра не должен здесь лежать и медленно загибаться. Пусть на его место ляжет кто-нибудь другой, хоть он сам, Евстигнеев. — Главврач этой больницы другого мнения, знаешь ли, - Порчи медленно пьет этот странный йогурт, но ему определенно нравится. — Класть я хотел на их мнение. Мы семья и мы вместе, а, значит, справимся. Я вчера лишнего сказал много... — Забей, я не обижаюсь, — Дарио пожимает плечами, а в груди начинается легкое покалывание. Но это не плохо, скорее, так теперь выражаются его эмоции. — Нет, Порчи, я вёл себя вчера как ублюдок. Ты, кажется, был прав. Я в этом точно не уверен, но вчера ночью, когда мы были с Настей уже дома, я задумался о твоих словах. Все очень сложно, но вчера ты был единственным, кто был искренним со мной. Конечно, этот поцелуй и твоё признание, — Ваня ухмыляется, но потом снова становится серьезным. — Были странными, но алкоголь и не такое с людьми делает. Простишь меня? — Я разрушил вашу еще даже не появившуюся семью? — Дарио хочется засмеяться, настолько ему нравится этот факт, но вместе с тем понимает, что теперь Ваня будет несчастлив вдвойне. Потеряет и друга, и девушку. — Не знаю, я не могу разобраться в своих чувствах. Ой, ты еще злорадно похлопай в ладоши сам себе! — А вот и похлопаю! Я прощаю тебя, Ваня. Они сидят вместе еще два с половиной часа. Разговаривают обо всем и сразу, даже умудряются спорить, хоть Порчи иногда еле-еле слова выговаривает, а если смеется, то очень сдержанно, потому что ощущения такие, будто бы сердце может оторваться от аорт и укатиться. Они с Ваней умудрились съесть все сушенные яблоки, которые купил Евстигнеев. Дарио даже на эмоциях выдает, что если у него завтра же не будет лежать здесь новая порция, то после смерти он будет тревожить Ваню во сне ежедневно. Оба смеются, но понимают, что всё может закончиться именно так. — Да понял я, понял, — ворчливая медсестра уже несколько раз приходила к ним в палату и предупреждала, что часы посещения вот-вот закончатся. Женщина уходила, а Дарио с Ваней тут же начинали её передразнивать. И так несколько раз. — Мне кажется, она тебя сожрет, если ты не уйдешь. Лучше иди потихоньку, а то завтра могут быть проблемы. — Я к тебе в любом случае прорвусь. С боем и яблочками, я помню, — Ваня встаёт с кресла и потягивается. Кости хрустят, и Евстигнеев что-то бурчит себе под нос про занятия спортом, натягивая на себя толстовку и проверяя, все ли в карманах на месте. — Пойду. Завтра ровно в четыре буду уже здесь, — парень подставляет кулак, чтобы Дарио по нему ударил. — Ага, — вместо рукопожатия вот такой вот мини-обряд, и Ваня уже почти уходит, когда Порчи его окликает. — Тут такое дело. У меня соулмейт есть. — Ого, нихуя себе. И кто же эта счастливица? — Ваня радуется за Порчи, ему теперь интересно знать об этом все. — Не важно, вы её не знаете. Она из Лиссабона. Я уже почти не жилец, наверное, её стоит предупредить, — Порчи отдает конвертик Евстигнееву, но тот не спешит его открывать. Как-то неловко это делать при Дарио. — Хуйни не городи. Всё. Завтра буду в четыре с боем, яблочками и твоей красавицей, — Ваня подмигивает Виейре и выходит из палаты, быстрым шагом направляясь к выходу, так как медсестра уже наговаривала на него. Порчи за этим действом наблюдал со стороны и думал лишь о том, чтобы Ваня и правда завтра был. Евстигнеев встает около проходной больницы и курит сигарету. Такси он вызвал, подождать нужно было пару минут. Он уже планировал, как же ему искать эту девушку, и есть ли вообще сегодня билеты из Португалии прямиком в Россию. Для начала нужно было, конечно, выяснить, что же ему дал Порчи, с помощью чего нужно будет искать. Держа сигарету между губ, Ваня открывает конверт и достаёт фотографию. Поворачивает лицевой стороной к себе, и... На него смотрят он сам и Дарио с пакетиком травки в зубах. Прямиком от двери номера отеля в солнечном Лиссабоне. Сигарета выпадает изо рта, но Ване плевать, он уже бежит обратно. Обещал, что придёт завтра, но оно начинается сегодня. И их сердца бьют новый, совместный ритм.