Ежевичное вино для недруга

Праздничный банкет в этом году начался для Славы Карелина как-то слишком рано. Ладно, какой там банкет — просто бессовестные возлияния с друганами, друганами друганов, а также с теми, кого Слава вообще впервые видел. Последствия были хуевыми — не потому, что соседи второй раз грозились вызвать полицию, не потому, что кто-то наблевал в вазу, подаренную Славе бывшей девушкой (впрочем, такой участи ваза и заслужила), даже не потому, что он пропустил встречу с продюсером и фотосессию, которая ему все равно особо не всралась. Нет, последствия были хуевыми, потому что вел себя Слава в этот раз особо ебануто. Его привычная взбалмошность стала в разы масштабнее, и он фонтанировал всяческими херовыми идеями без устали. Чего только стоило то, что на второй день пьянки он захотел позвонить Рикки Ф и повспоминать бравое прошлое. Причем еще и, конечно же, превратил это в перфоманс — встал посреди комнаты, приковав внимания всего своего бухого окружения («Ребят, зацените, сейчас будем звонить Рикки-Тикки-Тави!»), включил на громкую связь. Тягуче потянулись гудки. — Алло? От этого густого, глубокого голоса из динамиков по всему пьяному Славиному телу пробежали мурашки, как и во все прошлые разы, что он заставлял его дрожать. Пьяным и трезвым, обдолбанным и счастливым, влюбленным и отчаявшимся — Генин голос заставлял его дрожать. Но сейчас не до воспоминаний, ведь вокруг собралась толпа и ждет, как будет развиваться разговор. — Эй, Гена! — заорал Карелин просто чтобы что-то заорать, — С Новым годом тебя. — И тебя с наступающим, Слава. — как всегда, потрясающе спокойно. Гнойный попытался убедить себя, что у него сейчас встает не на Генин голос, а… Да похуй на что, перепил просто. Но все-таки зашел за диван, чтобы никто не заметил. — Слыш, а почему ты зовешься именно Рикки Ф? — продолжил орать Слава уже из-за дивана, — Ф — значит «Фигово трахается»? Бля, ну да, не лучший его панч. Но сейчас сойдет, потому что в пьяной толпе нашлись те, кто заржал и захлопал. — С чего взял? — спросил Гена. — Телка твоя бывшая рассказала. — хмыкнул Гнойный. — Да ладно, не заливай, — Рикки зевнул, и Слава, кинув взгляд на часы, обнаружил, что сейчас три ночи, — Тебе же нравилось. Слава открыл было рот, чтобы остроумно его отбрить, но Гена тут же продолжил: — Вспомни. Это же ты ты стонал «Еще», хрипло так, и сжимал пальцами мои плечи. Это ты просил назвать тебя как-нибудь погрубее и умолял позволить отсосать, и едва ли тебе это не нравилось. Я все хорошо помню, Слава. А ты? — Э, бля, пидор, че-то ты распизделся. — только и смог ответить Гнойный, прячась за диваном еще сильнее, чтобы никто не заметил его реакции. Гена говорил очень медленно и немного насмешливо, и Слава не понимал, откуда тот набрался этих идиотских описаний а-ля «дешевые эротические романы», но… Возбуждало ли это — да, пиздец как. Тем более, что было правдой. — Подожди, я ж еще не рассказал самое интересное, про то, как ты отсасывал. Толпа навострила уши. Гнойный нервно рассмеялся и покрутил пальцем у виска, мол «понятия не имею, о чем он говорит, пиздец больной», но это не подействовало. Он поймал заинтересованный взгляд Чейни, удивленный — Замая, и какой-то по-унизительному-понимающий — Букера. — Сначала ты опускался на колени, — начал Гена, и больше всего в жизни Славе сейчас хотелось, чтобы он остановился, а еще — чтобы продолжал, — Смотрел мне прямо в глаза своим влажным взглядом, помнишь? Затем облизывал губы так пошло, что… — Так, блять, все, иди нахуй. — Здравый смысл все же одержал победу, и Гнойный нажал на «отбой», отбрасывая телефон в сторону. Без обволакивающего Гениного голоса стало как-то пусто, он даже поежился. Еще и член все еще стоял так, что нормального шагу не сделать. И заинтересованно-охуевшие взгляды друзей все так же были направлены на него. Блять. — Ну что уставились? — резко спросил Гнойный, — Ясно же, что он ебанутый. Топ-10 пранков, которые зашли слишком далеко, блять. И, прикрываясь газетенкой, он кривой походкой свалил в туалет. Иногда у тебя просто не остается иного выхода, кроме как подрочить, и это был как раз тот случай. Когда он вышел, почти все, к счастью, разошлись по углам и забыли об инциденте. Хвала бухлу — будь компания трезвой, подобная хуйня не сошла бы ему с рук просто так. Гнойный прошел в почти пустую кухню, где восседал один Чейни, допивая остатки водки и закусывая старым сыром. Гнойный сел рядом, хотел тоже взять водки и сыра, но передумал. Вытащил сигарету из Дэновой пачки, поискал зажигалку, не нашел, забил хер, потянулся за спичками. Закурил, еще около минуты они просидели молча. — Значит, пиздеж и провокация? — вдруг спросил Чейни, посмотрев ему прямо в глаза своим на удивление незатуманенным — после такого-то количества алкоголя — взглядом. — Ну тк. — ответил Гнойный. — Я не осуждаю, если что. — Так тут нечего осуждать. Они еще помолчали. — Позвонишь ему еще раз? — Бля, и когда Чейни успел стать таким доебистым? — Зачем? Дэн пожал плечами. — Складывается ощущение, будто между вами остались какие-то нерешенные вопросы. — Ой, а ты у нас тут блять главный дипломат. — окрысился Гнойный. — Стараюсь, епт. Слава посидел в раздумьях. Потушил сигарету, одним махом выпил водку из Дэнова стакана (хватило, правда, на мизерный глоточек) и неожиданно для самого себя сказал: — Я его лучше навещу. — Навестишь? — переспросил Чейни. — Ну да, Новый год же, — со странным, каким-то болезненным энтузиазмом Гнойный вскочил и начал метаться по тесной кухне, — Что можно подарить? У нас вообще есть что-нибудь, кроме бухла? — Не думаю. — с опаской ответил Чейни. — Бля, придумал, — Гнойный на секунду остановился, — Я подарю ему бабское вино. — Что за бабское вино? — Бабское вино. Ежевичное. Такое же пидорское, как он сам. Ща найду. Ежевичное вино принесла вчера какая-то девушка, сразу две бутылки. Одну выпили, назвали компотиком, вторую припрятали в шкаф до лучших времен. Вот они и настали. Слава вытащил из шкафчика вино, достал из-под мусорки пакет «Пятерочки», засунул туда бутылку. — Идеально, епт, — констатировал он, глядя на будущий подарок, — Не хватает только открытки или бантика сверху. — Достаточно просто вина. — с осторожностью подал голос Чейни. Гнойный задумался. — Да, твоя правда. Вызовешь такси? *** Через двадцать минут он, трясясь в раздолбанной Ладе, уже подъезжал к нужному дому — блочному, серому, столь неприметному на фоне остальных, однако столько знакомому. Дэн напрашивался поехать с Гнойным, аргументируя это тем, что так будет лучше. — Слав, ну ты себя видел? Куда тебе одному ехать, когда ты себя так странно ведешь? — говорил он. — Я не странно себя веду, — возражал Гнойный, — Я просто частично пьян, частично предан ностальгии. Че, скоро там такси? — Да, кстати, такси оплатится с моей карточки, привязанной к приложению, так что хотя бы в качестве благодарности ты должен взять меня с собой. — предпринял еще одну попытку Денис. — Ага, щас. Считай, что плата за такси — в счет того, что ты бухаешь тут за мой счет. Ладно, все, аривидерчи. — сказал Гнойный и, захватив пакет с вином, выскочил из кухни. И вот сейчас он подъезжал к Гениному дому, в голове было как-то по-праздничному пусто, а в груди щемило — правда, Слава пока не разобрался, предвкушение ли это скорой встречи, либо его просто укачало от поездки в ужасной тачке. — Здесь свернуть? — впервые за всю дорогу раскрыв рот, уточнил водитель. Гнойному показалось, что тот со знатной похмелюги, но — видит бог — Слава не осуждал. — Да, — ответил он таксисту, — Шестой подъезд. — К любовнице едешь? — уточнил водитель. Слово «любовница» прозвучало так чопорно и так странно, что Слава чуть не заржал. Однако ответил: — Можно и так сказать. — Хороша девка-то? — с искренним интересом продолжал допытываться мужик. Слава хохотнул. А потом задумался. И несколько мечтательно, что было для него совершенно несвойственно, произнес: — Хороша. Особенно то, как она, знаете, умеет сочетать грубость и нежность по отношению ко мне. Это возбуждает. Он глубоко вдохнул, опять чувствуя, как пробирает приятным холодком от воспоминаний. Его мысли вновь прервал таксист: — А че цветы хоть не купил, Ромео? — Обойдется! — заявил Гнойный, — И так подарок везу. Они приехали. Впервые за последний час Слава словно очнулся и посмотрел на себя со стороны. Блять, что он творит? Приехал к Рикки Ф посреди ночи (ну или очень ранним утром, это как посмотреть), чтобы поздравить того с Новым годом — который еще, кстати, и не думает наступать — и подарить ежевичное вино. С чего вообще? Они тысячу лет не общались и поддерживали сейчас образ некой холодной войны, ну или как минимум крайне сдержанного нейтралитета. Раньше — да, было. Всякое там. Секс, бла-бла-бла, пиздецовая какая-то страсть, из-за которой Слава готов был на этот самый адрес с Академки хоть пешком примчаться в любое время дня и ночи. А потом разговоры, часами, о чем угодно, на тесной кухне вдвоем до изнеможения. Был человек, к которому Славу невъебенно тянуло, так, что нельзя противиться, было что-то необъяснимое, но животном, природном уровне — химия, связь, гормоны, влечение, какими еще словами можно обозвать то, что Слава чувствовал себя так, будто он — кусок железки, а Гена — большой магнит, и не устоять и не увернуться. И это было неправильно. Кто-то более романтичный и экзальтированный сказал бы, прижимая руки к сердцу: «В небесной канцелярии произошла ошибка! Напутали, выбрали неверных людей на роль родственных душ и любовников. Стрела Амура попала не туда!» Слава КПСС и Рикки Ф романтиками не были, поэтому, однажды взглянув на свои действия трезво, просто мрачно констатировали: «Натворили хуйни. Пора завязывать.» Слава помнил, как думал о том, что покончить с этим — тяжелее, чем слезть с героина. Вероятнее всего, он был не прав, даром что героин не довелось пробовать. Но быть с Геной ему довелось. А это кое-что, от чего отказаться — на грани «крайне мучительно» и «невозможно». Однако ведь смог. Удивительное чувство, когда ощущаешь себя свободным и несчастным одновременно. Слава не был романтиком, однако если бы Гена был наркотиком, он предпочел бы умереть от передоза, а не слезть. Наверное, именно поэтому он сейчас стоял у двери, покрытой столь безвкусной — привет из совка — и столь знакомой коричневой обивкой, вытирал потные ладони о джинсы и ощущал себя маленьким, ничтожным, словно бы нашкодившим, хотя, казалось бы, они оба взрослые люди и всякое такое… Слава помнил, как вышел из такси, гордо хлопнув дверью (развалюха едва не рассыпалась на части прямо на месте), а вот как попал в подъезд, как поднялся по лестнице, уже не помнил. Перед ним маячило что-то столь сладкое и запретное одновременно, что он вновь вспотел; почувствовал, как щекотное ощущение зарождается сначала в животе, а потом распространяется по всему телу. Во рту пересохло — он облизал губы, а затем рассердился, напомнил себе, что Гнойный, блять, никогда ничего не стремается, и решительно вперил палец в кнопку звонка. Запоздало проникли-таки в сознание мысли — а вдруг его нет дома, а вдруг спит и тогда не добудишься… Славу злило, что эти мысли роятся в его голове, прорывая привычную маску похуизма и нигилизма. Бесило, что только рядом с Геной в нем просыпались эти настолько непривычные эмоции — доступные, казалось бы, обычному человеку, но при этом Славе до встречи с Геной незнакомые. От хороших до плохих, такие разные, такие настоящие — грусть, радость, страх, нежность, отчаяние, надежда. Может быть, даже любовь, но он бы скорее собственными зубами отгрыз себе руку, чем признал, что способен на подобное, ведь для него любви не существует, алло. Гнойный подавился собственной мыслью про «любви не существует», когда услышал за дверью знакомые шаги. Он тщательно избегал у себя в голове определение «родные» — но шаги были именно такими. Столь хорошо изученные, сколько раз Слава их слышал, когда с утра за каким-то хуем притворялся, что спит, а сам слушал Генины шаги, впитывал каждое его неторопливое действие. Или вечером, когда все их бесконечные разговоры начинались с фразы «Чаю хочешь»? Чаю всегда хотелось. И Слава слушал, как Гена толчется на узкой кухне, ставит чайник, моет кружки, выбирает из пакета с печеньем наименее черствое, хотя зачем, они ведь все равно оба не любят печенье, но больше Гене предложить было нечего — только всего себя и вазочку печенья. И Слава принимал без остатка. Сейчас, вспоминая это, он понимал, что ему тепло от этих флэшбеков и одновременно смешно с самого себя, смешно, что он вот так сорвался и приехал, смешно, что еще недавно бегал по собственной кухне и что-то орал про пидорское вино, а сейчас стоит здесь, абсолютно убитый и какой-то сопливый. Ах да, и объект его соплей приближается к двери с той стороны. — Кто там? — послышался Генин голос — приглушенный и беззлобный, несмотря на поздний (ранний?) час. — Дед Мороз, епта, — понес какую-то неконтролируемую хуйню Карелин, — Принес вам подарочки. — Слава? — голос из-за двери звучал удивленно, но не то, чтобы очень. Странно было то, что Фарафонов не начал тут же стебаться и хитровыебанно унижать незваного гостя — это он умел, да и Слава в долгу бы не остался. Но либо он был слишком растерян неожиданным Славиным визитом — что вряд ли, он давно привык к неконтролируемой херне, что тот вытворяет — либо просто был не в настроении высмеивать его. Какая бы ни была причина, он просто устало спросил: — Нахуя ты здесь? — А ты хорошо себя вел в этом году? — дебильно ответил вопросом на вопрос Слава. — А ты хочешь меня наказать? — поступил так же Гена. — Ну, может ты для начала откроешь мне дверь? — ответил заебавшийся топтаться на лестничной клетке Карелин. — А ты заслужил? — продолжил перебрасываться вопросами Гена. — Бля, заебал. — сдался Слава, — Открывай, а там разберемся, может, и заслужил. Повисла пауза. Гнойный ждал, что Рикки продолжит выебываться, однако вместо этого услышал звук открывающегося замка. Да ну? Дверь открылась, и Гена молча отступил, пропуская его внутрь. Слава, сам того не желая, уставился на него, жадно впитывая образ напротив. Лохматые волосы, уютные домашние шмотки, судя по синякам под глазами — этой ночью не спал, прошлой, небось, тоже, но это привычно. Слава, все так же не отрывая от него взгляда, сказал: — Ну привет. — как будто и не было того диалога за дверью. Гена потер руками глаза и произнес самую клишированную фразу на свете: — Я знал, что ты придешь. Слава приподнял бровь. Гена кивнул на пакет в его руках. — Это че? Гнойный раскрыл рот для язвительного ответа, потом вдруг понял, что когда он смотрит на Гену, его парализует нахуй, и он не может не то что качественно язвить, он не может вообще нормально функционировать как особь. Тот спокойно стоял и ждал, когда Слава даст ответ, будто и не замечая этой заминки. Тот, наконец справившись с собой, откашлялся и сказал как есть: — Подарок для тебя. Обещал же. — Какой? — заинтересовался Гена. — Слушай, я же Дед Мороз все-таки. Сначала расскажи стишок или спой песенку. — А хуй тебе не пососать? — Давай. — согласился Гнойный. — Это позже. — Ловлю на слове. Потом Слава вздохнул и сказал: — Ладно, подарю и без стишка. Это пидорское вино. Для тебя. Прямое предназначение. — А в чем прямое предназначение пидорского вина? — прищурился Гена — Типа пихать бутылку в жопу? — Сука, не умничай тут, — рассердился Гнойный, — Оно пидорское, потому что ежевичное. Фарафонов нахмурился: — Связь? — Ну типа, ежевичное, слабое, значит бабское, — терпеливо разъяснял Гнойный, — Как раз для тебя. — Для нас, тогда уж. — поправил Гена. — С хуя ли? — Ну, а что, хочешь сказать, я один тут пидор? Нихуя, Слав. Началось. Карелин ненавидел, когда на Генином лице появлялось это выражение, и когда он начинал говорить этим тоном — псевдоумным и снисходительным. «Слав, гетеросексуалы не трахаются с другими парнями» «Нам сложно друг без друга, признай» «Ты другой, Слав, не убеждай себя» Интересно, он говорил это только для него или для себя тоже? Как бы то ни было, сейчас Гнойный махнул рукой и сказал: — Похуй, заебал ты. Водка есть? Я протрезвел аж, пока сюда ехал. — Слушай, так а зачем нам водка, — хмыкнул Гена, — Разопьем это твое вино. — Ты че, дурак, не возьмет же. Там восемь с половиной процентов. Гена сделал всего полшажочка вперед, но оказался почему-то опасно близко — если бы не пакет, выставленный Славой вперед, они бы касались друг друга, — заговорил тихо и от этого жарко: — А тебе обязательно надо, чтобы взяло? — Слава ощутил чистый запах его кожи и непроизвольно задышал глубже, — Иначе никак? — А с тобой без допинга сложно. — прошептал Гнойный в ответ, машинально протягивая руку, чтобы очертить дистанцию между ними. — Вот как? — со смешинками в глазах спросил Рикки, отстраняясь, — Ладно, пошли уже. На кухне было все так же уютно. Водки Гена все-таки не дал, пили вино. — Ну что, каково тебе пить «пидорский напиток»? — уточнил он, щедро подливая Славе еще. — Да оно вкусное, — буркнул тот, — Как сок какой или морс. Гена хмыкнул. Повисло молчание, но не тягостное, а какое-то комфортное и нужное. — Мыло Dove? — первым нарушил тишину Слава. — Что? — переспросил собеседник. — От тебя все так же пахнет этим мылом. Чистотой. Еще немного одеколоном и кофе. Гена кивнул. — Спасибо за информацию. — Иди нахуй. — привычно отозвался Слава, а сам закусил губу, потому что ему захотелось попробовать Генину кожу на вкус. Бутылка опустела. Карелин спросил: — Как ощущения? — Немного кружится голова. Я вот точно так же себя чувствовал, когда… — Гена сглотнул, — Когда выходил на баттл. Это было непередаваемо. — А наш помнишь? — Помню. И помимо него все хорошо помню. — Это поэтому ты так распизделся сегодня по телефону? — Славе стало несколько не по себе, поэтому он, как всегда, решил наехать. — Так а нахуя ты позвонил в три ночи и начал нести хуйню? — пожал плечами Гена. — А ты всегда всегда в три ночи ждешь моего звонка и в подробностях вспоминаешь все, что у нас было? — А ты всегда после того как позвонишь бывшим, приезжаешь к ним с бутылкой вина и начинаешь доебываться? — А ты всех чуваков, с которыми несколько раз перепихнулся, важно называешь «бывшие»? — Нет, ты первый такой. — неожиданно серьезно ответил Гена. Они вновь помолчали. — Блять. — с чувством сказал Слава, просто потому что это слово хорошо описывало его состояние. — Блять. — поддакнул Гена. — Слыш, неси водку все-таки. — Так тебе без водки никак? — Что никак? — заранее рассердился Карелин. — Все никак. Блять, вот и что на это ответить? Слава подумал, что сейчас как раз тот момент, когда он должен встать, повинуясь резкому порыву, обойти стол, наклониться к Гене и впиться в его губы требовательным поцелуем. Таким собственническим и жадным, чтобы сразу было понятно — вот, я много чего могу, ого-го как могу, получай. Гена, изголодавшийся по его поцелуям, ответил бы стоном, зарылся бы руками в его волосы, и как-то сразу весь мир бы встал на место. Только вот Слава не поднялся из-за стола, не подошел и не поцеловал. Он сам не знал, почему — может, потому что это было бы как-то чрезмерно в стиле голливудских фильмов с хэппи эндами, а хэппи энды были не для него. Может, просто струсил, может, в глубине души опасался не получить отдачи, а может, просто не хотел ворошить прошлое и начинать все заново. Тогда зачем пришел? Он задумался — действительно, а зачем вообще пришел, если сидит сейчас как каменное изваяние, бессмысленно смотрит на Гену, стирающего пальцем какое-то пятнышко со стенки стакана и не может даже подойти к нему. Слава психанул и встал. Гена поднял глаза. — Чего ты? — Спасибо за хлеб-соль, но я, пожалуй, пойду, — он склонился в шутовском поклоне, — Погостил, пора и честь знать. Гена поморщился, как будто ему было физически плохо от этой его клоунады. Он ничего не сказал. Вышел проводить его в коридор, но все так же молча. Слава надевал ботинки, думая о том, что странно как-то все получилось и скомкано. Только что они сидели на кухне пили, а вот он уже уходит, испугавшись собственных, блять, порывов и желаний. Решительный Гнойный куда-то ушел, оставив лишь сомневающегося Славу. Он почти стоял на пороге, и тут Гена заговорил, придержав его за рукав куртки. — Может, останешься? — он быстро и нервно облизал губы. Комкал Славину куртку в кулаке, смотрел куда-то то под ноги, то вглубь квартиры, туда, где спальня. Наверное, ему эти два слова дались нелегко. — Зачем? — очень глупо, очень бессмысленно спросил Слава. Спросил так, потому что все остальные слова и действия тоже дались бы ему очень непросто. Гена медленно разжал кулак и выпустил его куртку. Взъерошил собственные волосы, скрыл разочарование. — Ладно, иди. — сказал он. Слава смотрел на его седую прядку и никуда уходить не хотел. Неплохо было бы тупо простоять так вечность, пока на плече еще осталась фантомная тяжесть Гениной руки, во рту все еще вкус фруктового вина, распитого на двоих, а разум какой-то суматошный. Это был еще один подходящий момент для того, чтобы Гену поцеловать. Сделать всего шаг — и их тела будут совсем вплотную, и он искупит свою вину за то, что хотел уйти, и поцелуй будет терпким, неспешным, и в него будет вложено все, о чем они сегодня так и не заговорили. Но Гена повторил: — Иди. — и тогда Слава действительно ушел, повернулся и ушел. Так просто взял, переступил за порог и ушел, не оборачиваясь. Гену он так и не поцеловал. Он спускался вниз и думал о том, что так правильно. Они не совершили никаких ошибок. Да, все охуенно, он правильно поступил. Ну правда сейчас немного хочется пойти и застрелиться из дробовика, но все равно он правильно делает, что уходит. Пусть с каждым шагом желание застрелиться и увеличивается. Слава вышел на улицу. Было все еще непроглядно темно, вдобавок к тому здорово холодно — сразу вспомнилось уютное тепло Гениной квартиры. И на кухне у него зажжены сразу все четыре комфорки, там особо тепло. Здесь же хуй пойми что и еще мокрый снег летит сверху. Слава зябко передернул плечами и достал телефон, чтобы вызвать такси. Он уже вбил адрес и готов был отправить информацию, как вдруг остановился и засмеялся. Он вспомнил кое-что. У него, блять, не было денег. Сердобольный Дэн оплатил такси вперед, а как обратно? Денег в кармане было в лучшем случае несколько монет. Слава вытащил, пересчитал — на метро хватает. Вот только, блять, метро сейчас еще не работает. Он даже немного поржал над собой истерически. Потом поклацал зубами. Посидел на скамейке и еще сильнее замерз. С каждой минутой он все с большей надеждой поглядывал на подъезд, откуда вышел, борясь с собой. У Гены хорошо. Тепло. И водка у него все-таки есть, Слава точно знает. Да и хуй с ней, с водкой, ему просто, блять, очень хочется обратно. Наконец не выдержал, плюнул, действительно подошел и позвонил в домофон. Гена впустил, даже не спрашивая «Кто?» Квартира тоже была уже открыта. Продолжая стучать зубами, Слава ввалился внутрь и счастливо вздохнул. Гена стоял, прислонившись спиной к этажерке и наблюдая за ним. — Че вернулся? — Да вот, вспомнил, что ты обещал пососать мой хуй еще в самом начале встречи, а я поймал тебя на слове. Не выполнено, не порядок, пришлось вернуться. Генины губы дернулись в улыбке. — У тебя не было денег на такси, а метро еще не работает, поэтому ты сидел на лавочке, пиздец как замерз и решил, что лучше вернуться ко мне, чем провести остаток ночи в ближайшем кусте? Слава скривился. — Ой, какие мы умные, как мы хорошо меня знаем. Он опять снял ботинки, думая о том, что уходить было прям ну очень тупо. А остаться — это не ошибка. А еще что Гену он все-таки сегодня поцелует. Тот спросил: — Чаю хочешь? Слава, конечно, очень хотел. Они прошли на кухню, Гена поставил чайник и достал вазочку для печенья, давно успевшую запылиться за все то время, что ее не трогали. Слава хотел чая. Гена хотел Славу. Сегодня оба получат то, что хотят.