Часть 1
21 декабря 2017 г. в 01:53
Закончился сериал, который плавно подвел меня к детальному изучению периода Женского Султаната в Османской империи - «Великолепный Век». Привычка смотреть серию в онлайн-трансляции и держать рядом Википедию или старого-доброго Иналджика – попытка укрепить добытые из книг знания визуальными образами из телеэкрана. Однако, особенно во втором сезоне, многих из зрителей стало беспокоить и поражать то, что постепенно власть и могущество начали превалировать в сознании главной героини – Кёсем султан. С потерей невинности мы еще в 12 серии (если не ошибаюсь) смирились, а вот властолюбие - далеко не новое (Сафие Султан видели), но немного экзальтированное и странноватое у «ангела во плоти». Многое мы можем списать на короткие сроки, недостаточно прописанные образы и недостаток времени для раскрытия внутренних антагонизмов таких многогранных персонажей, но иногда Кёсем качалась со стороны в сторону, резко меняя курсы. Когда в последних сериях эта «властолюбивая бабенка» решилась убить внука, дабы обессилить его Валиде и заменить её на более покладистую и покорную Салиху Дилашуб, все были в ауте: «Был один внук, будет и другой», - да это человеческие жизни, а не перчатки! Именно теперь, когда даже родная кровь может быть положена на алтарь ради власти, я вновь задумалась над тем, что власть делает с людьми? Во многих латинских афоризмах говориться о трансформации в сознании, а для римских триумфаторов даже такой парасимпатический живой приборчик придумали – раб за спиной должен был шептать ему «Memento mori» - «Помни о смерти». Итак, женщина (Кесем Султан-сериальная) у власти – что руководит ею?
Для того, чтобы понять, что я пытаюсь донести, читателю придется на секунду принять то, что женщина может быть жестокой. Почему?
Начнем с наших мыслей и моральных стандартов. Женщина как пол всегда в религиозных и моральных категориях представлялась как слабое, требующее защиты существо, с виктимными (жертвенными) наклонностями относительно собственных детей . То есть, женщина прежде всего считается носительницей милосердия, доброты, чистоты и любви. Она – мать – и ничто не сравнимо с жизнью её ребенка в её сознании. Женщины и дети – группа населения, которую стараются не трогать во время военных действий, их первыми спасают с тонущего корабля, в общем – они требуют милосердия, ведь сами несут его этому жестокому миру. Даже во время революций и восстаний, например, начало Февральской революции, когда на улицы вышли политически неграмотные работницы Самсониевской мануфактуры Петрограда, казаки выбрали тактику «испанского бунта» - открыто не проявлять солидарность, но и не подавлять восстание. Частично – из-за сильной революционной агитации, еще - из-за того, что протестуют те, кто тянет на себе все, пока мужья где-то далеко в Галиции, за царя воюют. И, другой факт, во времена коллективизации, а позже и голода в некоторых областях СССР мужья посылали протестовать против ненормированных реквизиций хлеба своих жен в надежде, что голоса матерей (!!!) будут услышаны.
Многим трудно принять то, что женщины тоже бывают жестокими. И тоже проявляют насильственные действия по отношению к окружающим. То, что женщины могут быть носителями насилия, кажется невозможным и абсурдным. Но сейчас я Вам навскидку скажу о отаманше Марусе Никифоровой, жене Щорса, Фруме Ростовой, женщинах-охранницах в ГУЛАГе, активных участницах реквизиций во время голода в СССР, женщинах-солдатах разных армий двух мировых войн – кажется, факты притянуты за уши, и с Женским султанатом их сравнивать нельзя? На секунду дайте право женщинам быть жестокими и жить вне традиционных социальных ролей и моральных норм.
Традиционные социальные роли и свойственные им качества очень трудно отбросить, когда мы говорим о женщинах правительницах. Они тоже по умолчанию являются матерями, и, в случае с восточными странами, получают власть с рождением сына-наследника. Еще вспомним Российскую империю, где единственной необходимостью женить царевича была потребность в продолжении рода сильными мальчиками (вспомним «Записки» Екатерины Великой, которая описывает свое состояние после родов и то, как с ней повелись после исполнения «миссии»). Собственно, в течение европейской истории потребность сына-наследника убирала с трона королев, как Екатерину Арагонскую, или возвышала неблагородных дам к этому статусу – Анна Болейн. Само положение женщины определялось наличием у неё сына - её жизнь начала иметь значение из уважения к её статусу как матери принца/шехзаде/царевича.
Нельзя абсолютно сравнивать королевские дворы Европы и Османскую империю, - «летучий эскадрон» Катерины Медичи нельзя сравнивать с гаремом как устоявшимся институтом социальной жизни в Османском государстве. Несравненно больше сын значил для рабыни, чем, например, для принцессы Брауншвейга или Цербста, ведь корреляция между собственной жизнью и властью и наличием сына на Востоке была сильнее. Гарем – идеальная конкурентная среда для отсеивания слабых и творения сильных. Из европейского представления о гареме как саде услад и рае красоты и веселья, с рабынями из всего мира, готовыми на все ради падишаха, да еще приправленный лукумом или вином - очень эфемерная картина для зрелищности. Рай – это не сад, а окоп. Гарем – не рай, не сад, а поле войны прежде всего за свою собственную жизнь. В каком-то смысле гаремы восточных стран с рабынями со всего мира можно считать первыми почками глобализации в форме смешанных этнических групп. Как Османская империя считалась многонациональной и толерантной, позволяя соседствовать разным культурам, так и гарем являл собой котлован наций. Разница только в том, что здесь не существовало толерантности не то что к национальным признакам, но и к человеческой сущности вообще. За Баб-ус-Сааде было позволено исповедовать свою религию, разговаривать на своем языке, идентифицировать себя как представителя какого-то народа, в черте этих ворот само понятие личности и человека нивелировалось. По прибытию девушку ломают как индивидуума, как представителя этноса, принуждая к ассимиляции и принятию другой культуры, и как человека, делая из её простой механизм. Был товарищ такой, Аль-Джезари, роботов механических делал, в том числе, в виде прекрасных наложниц, которые точно такую же работу исполняли. Вполне техническая революция могла заменить целый штат служанок еще в 12-13 веке! А из девушек, прибывших в гарем, оставляли только «чистый лист» для воспитания многофункционального слуги для султана – в сексуальном, физическом и других планах. Кроме любовных утех, девушек обучают местному языку(тут могут возникнуть путаницы, ведь проблема употребления разных языков в бюрократии и среди народа была характерна для Османской империи), поэзии, религиозным основам и базисным знаниям на тот момент известных дисциплин. Итак, институт подготовки к развлечению султана, своеобразная ступень образования и, наконец, брачное агенство для османской аристократии, ведь получить в жены девушку из гарема падишаха считалось честью. Довольно-таки жесткая дисциплина с целым штатом воспитателей, да еще на хрупкие подростковые нервишки (вспомним, что девушки попадали в гарем в возрасте 13-16 лет) – и вуаля, Ваш имманентный характер сломлен. Постепенно фрустрация и страдания отходят на второй план и Вы начинаете бороться за жизнь, а гарантией Вашей жизни является привилегированное положение – тогда Вы будете не пылью под ногами, а уже кем-нибудь. Перефразируем аббата Сийеса (Великая Французская буржуазная революция): «Кто мы? – Обычные джарие. Что мы есть сейчас? - Ничто. Чего мы требуем? – Стать кем-то или чем-то». А что нам дает такую возможность? Правильно, наследник в животе. Чувствуете, как для 13-летней девочки желание родить исходит не от материнского инстинкта, ведь она по факту сама еще ребенок, а от того, что это необходимо для её выживания? А что, если ребенок желаемый только потому, что она хочет выжить и не остаться пылью, а не потому, что она хочет познать счастье материнства и дать начало новой жизни? Очень точно это чувство характеризует Павел Загребельный в своем романе «Роксолана»: «Боялась и ненавидела в своем лоне горький плод Османов, хотя чувствовала, как он набирает силу, растет в её животе, и вместе с ним растет её власть над Сулейманом». Это странным кажется, но женщина, забеременев, не всегда должна по умолчанию радоваться этому, ведь есть множество факторов вроде беременности в результате изнасилования, нелюбимого мужа или под влиянием алкоголя. Страшно, но этот вопрос актуален и сейчас, когда существует равноправие и гуманитаристика и философия поднимает дискуссии о праве женщины на выбор, вне социальных стандартов. А в 16-17 веке никто и не спрашивал!
Итак, оптимистичный сценарий – у Вас родился сын, шехзаде, вы поднимаетесь по гаремной иерархии, забравшись на вершины статуса султанши. Раньше Вы боролись за свою жизнь, теперь – за жизнь свою и своего ребенка. Он становиться мерилом Вашей значимости, с ним вы Султанша, без него – обычная джарийе. Логика гарема – все или ничего - это одно из обстоятельств, которое сильно влияет на формирование характеров. Девушка начинает не любить ребенка как такового, а любить в нем его пол, делающий его шехзаде, а её Султаншей. Вспомните Хюррем и её печаль по поводу рождения дочери. Остервенелая любовь к вторичным признакам, а не к ребенку как к человеку, больше походит на действительное совмещение инстинкта самосохранения и материнства. Все это, не забываем, в 13-16 лет.
Возле тебя еще около 300-500 рабынь, с той лишь разницей, что у них шехзаде нет, а у тебя – есть. Тебя будут пытаться сбросить с пьедестала, убив не тебя, а убив твоего сына. Именно поэтому, когда фанаты удивляются, почему Кёсем решилась убить Мехмеда, ни в чем невинного ребенка, а не Турхан, её прямую угрозу, нужно вспомнить о том, что без своего сына она была ничем. Её смерть самой по себе не поменяла бы ничего, а Мехмед, возможно, попытался бы мстить. А вот убийство её сына убивало её как политического игрока и ведущуюся фигуру в гареме.
В османском гареме главное количество, а не качество, поэтому чем больше у тебя сыновей, тем лучше. Но даже один из них – уже гарантия твоего привилегированного положения. Еще лучше, если твой сын родился первым – ты становишься Баш Хасеки – главной Хасеки, и у твоего отпрыска больше шансов взойти на престол, а у тебя – остаться живой или не быть сосланной в Дворец слез. Безусловно, материнский инстинкт проявляется и даже желание защитить своего ребенка является проявлением материнской любви. Но, хоть это и звучит апокалиптически, рожденный как гарантия могущества или жизни ребенок никогда не будет действительно любим только за то, что он есть. Это и предыдущие предложения звучат жестоко для матерей, но, поймите, никто из нас не был в том месте в то время. Наша проблема в том, что наши стандарты морали 21 века на состыкуются с реалиями 16-17 веков. И, конечно, разность культур, а также положения в обществе (мы с Вами-то граждане демократических стран с социальным равенством, без привилегированного класса и вообще без классового разделения, а не Османской империи с абсолютной монархией и четкими границами каждой социальной группы), поэтому нам дико воспринимать слова Кёсем о том, что ради государства легко отказаться от своих детей.
Но мы вернемся к этому позже. Сейчас, гипотетически, представьте себя на месте Кёсем, Ваш 11-летний сын восходит на престол, а вы становитесь Регентом Султаната. В ваших руках вожжи государства, уважение, которое Вам дарует наличие шехзаде, маленького(!) Шехзаде на троне империи. Огромная власть в Ваших руках становиться гарантией Вашей жизни. Сын=власть=Ваша жизнь или привилегированное положение. Срастаются понятия Вашего положения как матери Султана и все последующие привилегии, и государственная власть, ведь до сего момента Валиде-регенство не было нормой, это – прецедент. Даже не собственное властолюбие, а, скорее, боязнь, что с потерей государственной власти она вновь станет никем – это может быть фактором, по которому Кёсем боролась с Мурадом. Нам то понятно, что она бы так и осталась Валиде и была очень могущественной даже в пределах власти в гареме. Чего же бояться? Но мы то не знаем о тех психологических трансформациях, что происходили в столь кризисной ситуации. И плюс то, что отказаться от власти добровольно, к сожалению, не так то и просто. Все это накладывается одно на другое, и вуаля – Вы властолюбивая бабенка, которая сыновей меняет в зависимости от того, отдадут они ей государственную власть. Разница то какая – даже один может быть её условием жизни. Но материнские инстинкты входят в конфликт с инстинктами самосохранения, а поскольку они врожденные и природные, ни тот, ни другой пересилить не может. Естественно, еще довольно-таки молодая женщина не может оставаться психологически стабильной с учетом этой нескончаемой гражданской войны внутри себя. Тогда мозг начинает пробовать формировать психологические категории и саможалеть и самоубеждать себя в своей невиновности и жертвенности во имя чего-то. Это что-то имеет множество ипостасей, но, что интересно, вокруг него формируются и позитивные, и негативные категории. Как это работает? «Я делаю это во имя чего-то», «Я должна думать не только о своих интересах и страданиях, но и о интересах чего-то», «Твой отец передал мне что-то на последнем дыхании», - так и хочется сказать «государство», правда? А узнаете нашу Кёсем? Кроме того, даже Божьи заповеди можно перевести из отрицательной формы в утвердительную с пометкой «если этого требует что-то» (в нашем случае государство). Когда мы говорим о негативных категориях, то все личные враги становятся врагами государства, а поэтому, их можно и нужно уничтожить: «Они пытаются рассорить нас, чтобы ввергнуть что-то в пучину безумия!», «Она поссорила меня с сыном, чтобы уничтожить что-то», «Все враги и предатели чего-то должны быть немедленно казнены», - это не дежавю, Вы просто уже видели это. Если власть в Ваших руках - это Ваша гарантия жизни, власть – это государство, то государство – это Вы. Вот мы и прибыли к началу путешествия и фразы «То, что ты называешь государством, это я! Я!». Только её причина не во властолюбии как таковом, а еще в подростковом возрасте сломанном характере и животно простых корреляциях между своей жизнью и положением и наличием власти в руках. Никто не посмеет сказать, что этим можно оправдать все действия Кёсем, но в её категориях все это логично и до жути аргументировано. Когда мы говорим о её сильном характере и об убитой невинности, мы не должны забывать, что в теории звучит красиво идеал сильной женщины, сломанной жизнью, но на деле ни один сериал не покажет жутких внутренних трансформаций и действительного масштаба перелома и кардинальных изменений личности. Безусловно, одна только конкурентная среда не воспитает сильного игрока или стойкую личность – необходимы личностные данные. Однако, облик гаремной системы не сильно менялся с 13 столетия, женщины точно также боролись за себя, но почему стал возможен феномен Женского султаната?
Здесь вмешивается и другой фактор. Хюррем не всегда причисляют к представительницам ЖС, ведь она была женой, а не матерью Падишаха. Это классификация, по которой представительницами ЖС были только Валиде молодых султанов. Но по другой классификации определяющим есть влияние на государственные дела – тогда и Хюррем можно считать одной из могущественных султанш. Если же мы говорим только о Валиде-султаншах, то большую роль в этом случае играет а) возраст султана; б) способности к государственному управлению. Нурбану и Сафийе не имели столь высокой власти в границах Валиде-регенства, как, например, Кёсем, они исполняли больше консультативные функции, проводя политику интригами, ведь их сыновья взошли на трон взрослыми, и даже их огромное влияние не требовало закрепления на государственном уровне. А вот в случае с Кёсем все наоборот, её полномочия требовалось закрепить законодательно, специальным решением Дивана, ведь её сын был слишком молод для самостоятельного правления. И вот ты, мессия во плоти, женщина, на хрупких плечах которой держатся своды всей империи, самостоятельно правившая на протяжении 11 лет, должна внезапно отказаться от своей власти, потому что – О Аллах! – твой сын, оказывается, вырос! Вырос, понимаете? Многим матерям и сейчас сложно принять понятие взросления их детей, а тут она и государству – мать, и 7 детям – мать, а тут один из них вполне-таки законно отбирает у тебя права регента султаната! Я все ради государства, а он! Я свою молодость на алтарь положила, а он растоптал!..
Соглашусь, такая психология и логика кажется одновременно и абсурдной, и апокалиптичной, но! Она имеет право на существование, ведь многие действия Кесем сериальной и исторической нельзя объяснить с позиций общепринятых моральных категорий. Другой вопрос, как скажем, с Ибрагимом, настолько ли абсолютно было изменение личности в зависимости от власти, что перекрыло материнский инстинкт, или же сказалось и политическое давление, и страх за стабильность трона, и все-все политические факторы, которые для обычной матери ничего не значат рядом с жизнью её ребенка.
Безусловно, Кесем Султан – феномен в истории Османской империи и в истории гендерного вопроса в 17 веке в общем. Сериальная Кесем Султан – очень нелогичный, часто противоречивый образ, который, на первый взгляд, невозможен и порожден больной фантазией сценариста, но я думаю, если бы так не сложились чисто коммерческие обстоятельства, можно было бы детальнее раскрыть все психологические трансформации и плавно подвести к итоговому образу Махпейкер-Кесем Султан.