Наконец-то всё правильно

      Дыхание на секунду останавливается, когда он видит, входящих в отель Дашу и Петра. Они идут, как думает Паша, непозволительно близко друг к другу, и Канаева смеётся как-то слишком громко. Смеётся не над его шуткой. Руки невольно сжимаются и уж очень хочется въехать пару раз этому Петру.       И плевать, что он, по сути, сам помогал ему. Просто Паша был практически уверен, что Даша не купится на все эти уловки — она особенная. Не одна из красивых кукол, которых можно купить, которые поведутся на какую-нибудь сопливую историю. Нет, она не просто красивая. Даша умная, сильная, смелая. Такие, как она — огромная редкость, на самом деле. А мужчина позволил себе упустить её.       И вот она тянется, целуя этого… этого… Петра. Целует его, а не Пашу. Пальцы впиваются в ладони и нет сомнений, что останутся следы, но едва ли это кого-то волнует. Он бы с величайшим удовольствием переломал себе все кости, если бы это стопроцентно заглушило боль в районе груди. Ибо вот она по-настоящему мучительна и мешает спокойно дышать.       Пара прощается и расходится в разных направлениях. Паша, сам не до конца понимая зачем, идет вслед за Дашей. Лестница, коридор, поворот направо, налево и снова налево. Они близко возле его номера, а в этой части коридора, видимо, перегорела лампочка, отчего он погружен в легкие сумерки. Однако, девушку видно хорошо.       Он настигает её в считанные секунды и прижимает к стене. Канаева напрягается, готовая ударить, но не может — он предусмотрительно зажал ей руки за спиной и протиснул одно колено между ножек. — И не вздумай звать на помощь, — шепчет он на ушко.       Она вмиг замирает, узнавая голос и пытается разглядеть лицо напротив. — Паша? — выдох прямо в губы почти заставляет его потерять контроль, но он сдерживается. — Угадала, — легкая ухмылка и мужчина слегка прикусывает мочку её уха.       Даша закусывает нижнюю губу почти до крови, сдерживая стон. Нельзя, нельзя показать, какое влияние он имеет. Что она слаба перед ним. Нельзя. Она пытается высвободиться из крепкой хватки, но ничего не выходит. А может она не так уж сильно и старается.       От этого ухмылка на его лице становится шире. Что ни говори, но он знает её достаточно хорошо, чтобы понимать, когда она на самом деле чего-то хочет, а когда — нет. И он с уверенностью может сказать, что сейчас Канаева лишь делает вид, что хочет освободиться. И, честно говоря, ему плевать услышат ли их. Более того, он хочет, чтобы девушка стонала и кричала его имя. Но он уж точно не желает, чтобы их прервали.       Нужно зайти в номер, однако, для этого ещё рано. Сначала она должна сдаться и перестать делать вид, что не хочет этого так же, как и он. Перестать делать вид, что для неё Паша — пережиток прошлого, ошибка. Ведь оба знают, что это не так. Только девушка упорно отрицает, боясь признаться даже самой себе. — Отпусти меня, — яростно шепчет она, не особо надеясь на положительный ответ. — Ну уж нет, милая. Теперь точно не отпущу, — он вдыхает запах её волос, что пьянит лучше любого алкоголя, а она дрожит, но вовсе не от страха. — Нас могут увидеть, — что-то вроде последней отчаянной попытки, хотя она и сама понимает насколько жалко это звучит. — Разве это проблема, — теперь её запястья удерживаются лишь одной его ладонью, а другая проходится вверх по талии и достигает ключиц, почти невесомо их очерчивая.       В полумраке и делая это всё, он кажется настоящим дьяволом. Дьяволом, который точно знает чего и как она хочет. И он сам желает дать ей всё это. Остаётся лишь согласиться, поддаваясь столь желанному соблазну. Может потом она будет винить себя или презирать, может потом она не простит. — Паша, — на этот раз интонация совсем не вопросительная. Это сказано призывно, томно, побуждающе.       Подобное из уст Даши звучит для него необычайно-запретно. Немного наклоняясь, он наконец накрывает нежные девичьи губы. Две секунды. Она медлит две секунды, прислушиваясь к самой себе, и отвечает ему. Страстно и чувственно. Выражая то, как давно желала этого. Ему больше нет нужды удерживать её и крепко прижимает Канаеву к себе за талию, чувствуя как женские руки пытаются стащить с него пиджак.       Это на секунду возвращает его в реальность, напоминая, что они всё ещё в коридоре. И вообще-то ему глубоко плевать, если их увидят, но это действительно не самое удобное место. Достав карту, он открывает дверь и на ощупь находит ручку. Они заходят в номер, всё также не отрываясь друг от друга — сейчас это выше их сил. Дверь захлопывается, и девушка всё же стягивает с него пиджак, тут же принимаясь на пуговицы на рубашке.       Паша, так же не теряя времени, расстегивает молнию на алом платье и быстро снимает его с Канаевой, целуя каждый оголенный участок бархатной кожи. Вскоре они окончательно избавляют друг друга от одежды, и мужчина осторожно укладывает её на кровать. Она тут же обвивает его ногами, стремясь почувствовать как можно больше.       Он еле отрываясь от мягких губ, спускается ниже, прикусывая и целуя кожу шеи. Находя ложбинку между её грудей, он предвкушающе облизывает губы, а одной рукой скользит по внутренней стороне девичьих бёдер. Мужчина обводит языком её сосок, а потом мягко посасывает, отчего Даша выгибается и стонет, цепляясь пальчиками за его плечи. Ей в жизни не было так хорошо с кем-либо.       Он переходит на вторую грудь и входит в неё одним пальцем. Она вскрикивает, а когда его движения становятся ритмичными, начинает шептать его имя. Насладившись её грудью, он опускается туда, где продолжает хозяйничать его рука. Язык проходится по нежным складкам, а потом губы смыкаются на клиторе, заставляя Канаеву почти задохнуться от ярких ощущений.       К одному пальцу присоединяется и второй, пока его язык и губы играют с клитором. Но ей этого мало, она хочет большего. Приподнимая бедра, девушка стонет ещё громче. — Паша… пожалуйста… — почти мольба вырывается из её уст, и он, конечно, понимает о чём она.       У него самого уже почти нет сил оттягивать желанное удовольствие. Нависнув над ней и смотря в карие глаза, которые смотрят открыто, призывно и доверчиво, он входит в неё, заполняя до предела. Даша выгибается сильнее, чем прежде и стонет невозможно-сладко. Мужчина выходит и снова входит, быстро находя нужный ритм, который приносит головокружительный восторг.       Сейчас обоим кажется, что всё это чертовски правильно. И так у них и должно быть. Причем только друг с другом. В голове у Паши не возникает образ Софии, также как в голове у Даши не возникает и мысли о Петре. Возможно потом совесть будет мучить её, говоря о предательстве и измене. Ведь Петр такой хороший, такой милый и заботливый, и он не заслуживает подобного.       Но Петр — не Паша. Он целует осторожно и даже немного опасливо, словно боится спугнуть. А Паша делает это властно, по-хозяйски прикасаясь и прижимая к себе. Он смотрит и от этого взгляда, в котором смешались нежность и страсть, мурашки бегут по спине. Он говорит самонадеянно, говорит то, что она обычно слышать не хочет. Заставляет её открывать глаза на правду. И в такие моменты она его ненавидит. В такие моменты она ему также и благодарна.       То, что будет потом — будет потом. А сейчас она вся без остатка отдаётся ему, растворяется в этом самом моменте. Момент блаженства наступает резко, заглушая все остальные чувства и какое-то время оба находятся в некой прострации. Паша ложится рядом, привлекая Канаеву к себе, и она, абсолютно не сопротивляясь, кладет голову на мужскую грудь и чертит пальцем невидимые узоры.       Они молчат, ибо разговоры сейчас абсолютно лишние, а эта тишина, нарушаемая лишь их всё ещё немного учащенным дыханием, невероятно уютная. Желания что-либо говорить нет. Паша мог бы попросить её не сбегать потом и не делать вид, что ничего не было, игнорируя его. Он знает, что такого больше не будет. То, что произошло сейчас — не просто так. Не сиюминутная прихоть или что-то вроде того.       Нет, на этот раз всё серьёзно. Оба понимают, что у них нет больше ни желания, ни сил сопротивляться этому странному притяжению. Так зачем?