Вам чертовски идёт эта сутана, отец Кёнсу

– Он уже несколько недель наблюдает за Вами, отец Кёнсу, – подал голос невысокий священник в чёрной сутане, перекладывая из руки в руку садовый секатор с тёмно-зелёными резиновыми ручками. Яркое солнце не давало хорошо рассмотреть собеседника, ослепляя своими лучами. – Не о чем волноваться, отец Бэкхён. Этот молодой человек просто верен Богу и ходит в нашу церковь только ради него, я уверен, – Кёнсу мягко улыбнулся уголками губ, отчего на душе у другого отлегло нарастающее беспокойство, и он легонько кивнул головой в знак согласия. – Я сейчас принесу второй секатор и помогу Вам, – не дождавшись ответа, священник тихо шмыгнул носом и скрылся за высокими кустами дикой розы, которую приводили в порядок другие служители церкви. Молодой парень находился среди пышных кустов по метру в высоту, в самой середине сада, так что путь, который ему предстояло пройти до кладовой с разными садовыми принадлежностями и старым хламом, сваливающимся сюда каждый раз при уборке церкви, был не такой уж и короткий. Тропинки то и дело разветвлялись, создавая непонятый мини-лабиринт, из которого обычному человеку – не священнику или рабочему церкви – будет слегка проблематически выбраться. В очень узких проходах, которые, скорее всего, могут быть тупиками, шипы веточек нервно цепляются за рукава сутаны, словно останавливая и говоря: «Нет, не иди, постой же!». – Даже сама природа против этого, – Кёнсу тихо ругался себе под нос, в какой раз отцепляя надоедливые побеги молодых кустов с шёлковой ткани и быстро убирая руку, чтобы не пораниться об острые маленькие колючки. Да, вот такие нынче католические священники – лишний раз могут заикнуться нечистым словом и не почувствовать вину и стыд перед Великим. В этом До Кёнсу самый первый. Ещё до его рождения была решена его судьба – служить церкви, как его отец, дед, прадед и так далее, включая даже седьмое колено, но самого парня не сильно влекло это дело. Единственное, что разнообразило его нудную жизнь – он. Высокий мускулистый парень с миндальными глазами и широкой белозубой улыбкой, от которой сердце малыша Кёнсу готово пропустить хоть сотню ударов, лишь бы она была адресована только ему; бронзовая кожа, переливающаяся на свете солнца и из-за чего на приоткрытых плечах и шее выступают капельки пота, которые так не терпится слизать шероховатым языком; мягкие волосы цвета чёрной смолы, которые проходят сквозь пальцы каждый раз, когда До зарывается в них рукой, оттягивая его голову назад. – Ким Чонин! – тихий писк и сердце Кёнсу пропустило несколько ударов, когда он заметил его возле кладовки. Молодой парень повернулся на носках, услышав своё имя, и такие соблазнительные губы расплылись в головокружительной и сумасводящей улыбке. Мускулистые руки освободились с карманов и выставились вперёд, приглашая в свои объятия. Кёнсу оглянулся, дабы убедиться, что рядом никого нет, ведь если о них узнают, то будет позор его семье, завоевавших репутацию таких замечательных священников. Хоть он не особо любил это дело – как уже известно – но своего отца он любил и уважал и не хотел пасть в его глазах. Укрепившись в их уединении и сглотнув ком, стоявший поперёк горла, юноша неловкими мелкими шажками подбежал к Чонину и впился всем корпусом в стройное тело, почти снося его с ног. Маленькие проворные ладошки заползли за спину, сжимая в них слегка намокшую ткань майки, которая так хорошо подчёркивает нагие широкие плечи. – Чонин, – тихо повторил До и втянул еле-ощутимый запах чужого тела, утыкаясь носом в ключицу. Парень положил подбородок на макушку Кёнсу и обхватил худощавое тельце своими руками, цепляясь пальцами за края сутаны, нагревшейся на солнце. – До Кёнсу, я так скучал, – Чонин промурлыкал с тихой хрипотцой в голосе на ухо священнику и оставил мокрый крылатый отпечаток своих губ на открытой шее, участок кожи которой не был покрыт чёрным шёлком. – Я тоже, – прошептал юноша и закусил нижнюю губу, дабы не издать не очень уместных в таком месте звуков. Его глаза закатились от столь короткого, но очень ценного жеста, а колени предательски задрожали. Ким почувствовал, как наливается свинцом тело Кёнсу и моментально закинул его себе на плечо, словно пушинку, хлопая широкой ладонью по ягодицам, вынудив этим то ли писк, то ли стон из уст парнишки. До никак не сопротивлялся, а лишь ждал следующих действий Чонина. Он покорно повис на плече парня, свесив руки к полу и тяжко вздыхая на его хихиканье. – Отец, Вам же нужен был секатор. Пошлите возьмём его, – Ким аккуратно поправил сползающее тело на плече и подошёл к массивной деревянной двери с вылитыми алюминиевыми цветами на месте резьбы. Поддерживая за ноги дрожащего Кёнсу, парень потянулся к ручке и, повернув её с тихим щелчком, открыл от себя дверь со скрипом, проходя в кладовку. Запах сырости сразу же ударил в нос, заставляя тело покрыться неприятными мурашками. Чонин аккуратно поставил юношу на пол, чье лицо слегка покраснело от столь долгого нахождения в перевёрнутом состоянии, и запер дверь, подставляя под ручку старый ветхий стул, покрывшийся слоем пыли. Что-что, а вестибулярный аппарат Кёнсу был не таким, как у космонавтов, что нельзя было сказать о Киме. – Чонин, я бы и сам нашёл секатор, и нас могут заметить, и что ты дела… – горячие губы парня быстро и действенно перебили До, заставляя того застонать от удовольствия и закатить глаза до невозможного. Чонин ухмыльнулся и подошёл почти что вплотную, располагаясь удобнее и подталкивая бедного юношу к стене, с которой поотваливались несколько белых кирпичей. Парень разорвал поцелуй и томно прошептал в опухшие губы Су: – Вам чертовски идёт эта сутана, отец Кёнсу, – сильные руки медленно заскользили от плеч вниз по чёрной шелковистой ткани, плотно обвязанной вокруг хрупкого тела, не давая лишний раз вдохнуть желаемого и столь нужного кислорода. – А ещё лучше вы выглядите без неё, – от этой фразы у молодого священника прошлись мурашки по коже, сердце ушло в пятки, а на щеках, которые так любил целовать Ким, стал виднеться яркий румянец. Парень чуть не взвыл, когда Кёнсу совершенно случайно задел бедром стоящий колом член и ещё доказывал свою правоту с каменным лицом. За такое Ким Чонин наказывает анально и До прекрасно это знает. – Какой дурак шьёт эти сутаны.. – руки Кая уже почти что разрывали легкую ткань под тихие смешки Кёнсу и, не выдержав, Ким повернул того лицом к стене и нагнул раком, нажимая на поясницу. – В следующий раз сам будешь снимать эту хрень, – прорычал парень, опаляя горячим дыханием ухо До и ухватив его за талию, чтобы ещё не свалился на пол. – Чонин, – в недержании простонал Кёнсу, упираясь ладошками о сырую поверхность стены, от чего у парня окончательно снесло крышу. Он задирает край сутаны, оголяя ягодицы старшего, и смачно шлёпает по ним, оставляя красный отпечаток своей ладони, другой же машинально закрывает рот До, чтобы он не созвал в эту кладовку всех священников. Со вторым шлепком Кён зажмуривает глаза и стонет в ладонь Кая, которая любезно защищает его от распятии на кресте перед всей церковью. – Поскорее бы вечер. Заберу тебя и будешь отмаливать грехи у меня дома, понятно? – Су утвердительно застонал, покачивая для большей уверенности головой, а Чонин нагло улыбается и приспускает свои штаны. Благо не надел ремень, а то не только его партнёр услышал бы матерные слова в столь чистом месте. Член Кая уже не терпит ни минуты, выделяя природную смазку, стекающую капельками с головки на пол, так что парень проникает в Кёнсу сразу двумя пальцами, растягивая его и заряжая каждую клеточку его тела током. Старший извивается под ласками Чонина, стонет ему в руку и блаженно закатывает глаза, а сам Ким нагло скалится и добавляет бедному До третий палец. Ещё немного и священник расцарапает руки до крови об эту злосчастную стенку. Почувствовав накатывающую разрядку старшего, Кай вынул пальцы под возмущенные стоны и медленно ввёл член до упора, закидывая голову назад с хрустом в шее. Младший зашипел и, схватившись большой ладонью за бок парня, на котором уж точно останутся ярко-выраженные синяки, начал всё так же медленно двигаться, растягивая удовольствие. – Ким, мать твою, Чонин! – Кёнсу уже хныкал из-за изверга Кая, который уже второй раз хочет лишить его оргазма. Парень ударил пятернёй по правой ягодице До, выудив из него громкий стон, и очередной синяк теперь красуется на нежном участке кожи. Младший наращивал темп, входя резко и уверенно, а старший тихо стонал в любезно предложенную ладонь Кима. Парень то и дело дразнил Кёнсу, резко выходя полностью и сразу же вбиваясь с бешеной скоростью, не давая кончить несколько раз. – Чо..нин, – в очередной раз простонал До, кончая на пятнистую стену и закусывая губы до крови. Младший сделал пару последних грубых толчков и кончил следом на пол. Молодые тела, разгоряченные желанием и похотью в столь невинном месте, опустились на сырой бетон, где пробивались маленькие ростки зелёных сорняков; тяжело дышали, облизывая пересохшие, потрескавшиеся губы от постоянных укусов. – Святой отец, а Вы, оказывается, не такой уж святой, – хрюкнул Чонин, подавая руку, чтобы помочь встать парню с холодной поверхности и мимолётно прикоснулся своими губами в его. Это был короткий, еле-запоминающийся поцелуй, но для Кёнсу – это был знак тёплого чувства, которое разливается сладкой тягучей карамелью по сердцу, скрепляя в нём самые важные ощущения и сковывая в этой клетке крошечных голубокрылых бабочек. – Ваш секатор, – Кай медленно разорвал поцелуй и протянул злосчастный инструмент юноше, одергивающего вниз чёрную сутану, поправляя складки и оттряхивая пыль. Старший смущенно чмокнул Чонина в щёку в знак благодарности и, услышав тихое: «Я заберу тебя после вечерней молитвы», стремглав выбежал из мрачной кладовки, чуть ли не спотыкаясь о каждый камушек. Священник, забежав за куст дикой алой розы, шумно выдохнул и, успокаивая своё сердце, пошёл к отцу Бэкхёну, вспомнив, что обещал тому помочь. Опять эти же узкие тропинки, эти же маленькие веточки с царапающими шипами. Кёнсу заметил знакомую коричневую макушку и с улыбкой на лице вприпрыжку подошёл к другу. – Отец Кёнсу, натяните сутану повыше. Ваши засосы на шее уж слишком хорошо видны, – не поднимая голову, пролепетал Бэкхён, сдерживая звонкий смех. До густо покраснел и став рядом с парнем, приступил подрезать кустарник, не забыв поднять ворот сутаны повыше, как и сказал священник. Су краем глаза глянул на Бёна и, хихикнув, заметил укус на его кисти, которую открыл сползший вниз рукав одёжки, только кто оставил этот след – совсем другая история.