***
Когда Юри впервые танцует Эрос, придуманный для него Виктором, Никифоров с изумлением отмечает, что фигура подопечного стала гораздо изящнее, чем когда блондин в последний раз видел, как Юри выступает для зрителей. На том видео пухлый неопытный фигурист катал программу русского чемпиона, а сейчас в центре катка извивается, ловко переставляет ноги в сложных дорожках, легко взлетает в прыжках — и почти идеально приземляется – стройный молодой парень с хорошо проработанными от бесконечных тренировок мышцами. Никифоров смотрит на подопечного, распахнув глаза от восторга и легкого удивления, а Кацуки продолжает делиться со зрителями своим талантом, соблазнительно ухмыляясь, и Виктор понимает: все меняется.***
Юри просит помочь с прической для произвольной программы, и Виктор вооружается щеткой и гребнем и усаживает брюнета перед зеркалом, ласково улыбаясь его отражению. Он скорее просто бездумно перебирает темные пряди, взъерошивая пальцами и без того лохматую голову Кацуки, чем действительно пытается придумать подходящую к образу укладку, когда внезапно замечает: волосы у Юри мягкие и шелковистые, с легким блеском; они немного длиннее, чем были, и Никифоров, шкодливо улыбаясь, руками собирает два коротких неровных хвостика, заставляя японца смущенно захихикать, а потом осторожно поворачивает его голову и нежно целует в приоткрытые пухлые губы. Про прическу они благополучно забывают.***
На кубке Китая сознание Виктора просто не выдерживает. Он знает: Юри очень ответственный, неуверенный в себе — из-за моих собственных косяков, напоминает себе Никифоров — и безумно боится разочаровать близких. Кацуки измотан и рассеян, но не смотря ни на что катается просто великолепно, если оставить техническую часть выступления в стороне. Хотя, возможно, Виктор просто слишком предвзят, но ничего не может — и не хочет — с собой поделать. Он вылетает на лед арены, скользя по холодному покрытию подошвами строгих классических туфель и путаясь в полах своего длинного бежевого пальто, роняет Юри на спину и целует так, что брюнет совершенно теряется в пространстве и времени, забывая и о том, где они находятся, и о том, что на них направлены объективы сотни камер. Потребуется совсем немного времени, чтобы об этом трубили все, кому не лень, но взгляд Никифорова такой влюбленный – любящий - что Кацуки глаз не может отвести. У Юри щеки покрыты румянцем, искусанные розовые губы блестят от слюны, а улыбка такая нежная, что у Виктора сердце щемит. И глаза, его прекрасные карие глаза сияют, будто тысячи звезд на ночном небосклоне. В них столько доброты, преданности и безграничной любви, что Никифорову смотреть больно. Он утыкается носом в плечо Кацуки и думает, что лучше быть просто не может.***
Оказывается, может. Виктор оглаживает пальцами кольцо на пальце своего соулмейта и думает, что у него самые красивые руки, которые он только видел. В противовес его натруженным грубым ладоням почти годичной давности, сейчас кожа рук у Юри мягкая и бархатная на ощупь, а пальцы такие изящные и тонкие, что Никифоров беспокоится, как бы с них не свалился их парный «талисман». Японец смеется и говорит, что это просто невозможно. Он никогда не позволит ему упасть, как сам Виктор никогда не позволит упасть Юри. Как только Кацуки выиграет, мечтает блондин, их кольца станут обручальными, и ничто не помешает ему жениться на своей родственной душе.***
Юри, виновато поджимая губы, подкатывается к бортику с серебряной медалью в руках и молча протягивает ее Виктору. Никифоров смеется: боже, Кацуки так красив в своей глупой печали, что сдержать ласковую улыбку просто невозможно. Какая там победа, думает русский, зачем ему золото — простой кусок холодного металла? Юри невероятно красивый, он едва ли не затмевает собой самого Виктора. Они стоят перед журналистами, их руки переплетены — кожей Кацуки может чувствовать теплый металл теперь уже точно обручальных колец — и оба улыбаются так широко, что в их счастье никто не может сомневаться. И в этот момент Виктор понимает: его бесценная родственная душа, его Юри ему важнее всего золота мира.