Счастье было мимолётным

      «Слушай, короче, сейчас я расскажу тебе шутку, которую придумала вчера. Смотри: приходишь такой в больницу и спрашиваешь: «Кто последний?» А тебе отвечают: «Ты!» Ба-дум-тс! Аха-хах. Что? Не смешно? Нет? Ну блин», — сказала она с улыбкой. И это были её последние слова, которые она произнесла до моего ухода. Я был так на неё обижен, что просто проигнорировал их и ушёл.       Она же всегда была добра ко мне. Никогда не обижалась. Принимала меня таким, какой я есть. Злилась на мои недостатки только в шутку. А я даже слушать её дальше не стал. А оказалось, что она улетает. Навсегда и безвозвратно. Об этом мне сообщил одноклассник.       Мысли вертелись только вокруг одного: мы с ней больше не встретимся. От этого что-то в груди сжималось, словно под давлением плотных верёвок. По какой-то причине хотелось плакать. Было стыдно, ведь мужчины не должны плакать. Я сдерживался, как мог, чтобы не опозорить себя перед собой же, но, в конечном итоге, не выдержал. В голове был только один вопрос: почему? Почему она улетает именно сейчас?       Я пытался не накручивать себя, думая, что мы обязательно ещё сможем увидеться, не потеряем связь друг с другом, раз были вместе всё это время. Так я и пытался убедить себя, что всё хорошо. Но почему-то не выходило. В сердце образовалась нежелательная пустота. Я очень хотел написать ей, но эта грёбаная гордость!.. Это злило меня. Всем всегда приходилось делать первый шаг ко мне навстречу, а потом уже и мне. Но в душе было сомнение: являлось ли это гордостью? Ответа я, конечно же, не знал. Может, думал я, лишь упрямство.       Я так и не решился писать ей, подумав спросить у кого-нибудь другого, во сколько её самолёт. Этим кем-то другим стал мой друг, который всегда всё знает. Этот парень — средоточие всех слухов и новостей. Настоящий сангвиник, которому люди любят что-то рассказывать, ибо он очень внимательный слушатель.       «В три дня. А зачем тебе?» — приходит незамедлительный ответ.       «Я ещё не решил», — коротко и ясно. Дальше телефон начал разрываться от сообщений друга, но я предпочёл не обращать на это внимания. Парень уже привык к этому. Он слишком разговорчивый, вот многие и начинают его игнорировать в какой-то момент.       Позорные слёзы уже высохли. Мне стало очень стыдно за свою минутную слабость.       Я посмотрел на часы, которые показывали половину одиннадцатого, и решил лечь спать. Всё решение проблем в сказках к этому и сводилось.       Завтра воскресенье, думал я. Никуда не надо. Благодать.       Я не мог уснуть полночи. Душа, что ли, болела... Всё никак не мог понять, что со мной. Мне приходилось бороться с диким желанием увидеть свою подругу. Словно в последний раз. В голову пришла мысль, что завтра — последний шанс. Меня на тот момент не интересовало, откуда такая мрачность в мыслях, так как голова была забита совсем другим, но позднее я всё-таки задался этим вопросом.       Решил на всякий случай завести будильник на двенадцать часов дня. Вскоре мне удалось таки заснуть.       Проснулся по будильнику, услышав, как играет приятная музыка. Пение птиц сменяет журчание воды, а звуки водоёма сменяет пение ночных сверчков. Под такую музыку я всегда легко вставал. Но почему-то не сегодня. Я словно с похмелья, о котором столько информации в современной подростковой литературе. Не обратив на это внимания, подумал, что само пройдёт. Но всё же через какое-то время мне надоела головная боль, и я пошёл мерить температуру. Но ничего. Всё было в порядке: я здоров. Наверное, подумал я, это от недосыпа. Как-никак, но лёг я тогда под утро.       Нашёл аптечку, выпил таблетку от мигрени. Начал собираться. Умылся, оделся, опять решил кое-что узнать. Номер рейса. И опять у своего друга. Тот ответил, и вновь посыпалась куча сообщений. Я проигнорировал всё. Взял немного денег на такси из маминого кошелька. Решил объяснить ей всё потом. Таблетка подействовала, слегка приглушив боль.       Вызвал такси. Машина пришла через пару минут. Сел, проинформировав водителя, что мне нужно в аэропорт. Через полчаса меня высадили у пункта назначения. Далее я стал искать нужный самолёт.       Двадцать минут ходил, искал. Аэропорт — очень большой. В нём несложно потеряться. Вскоре нашёл помещение, которое мне было нужно. Посмотрел на часы. До отправки ещё двадцать минут. Интересно, — задумался я, — а она уже здесь?...       Стал искать девушку, мотая головой из стороны в сторону. Наконец, зацепился взглядом за небольшую фигурку. Нашёл. Она тащила за собой небольшой тёмно-коричневый чемодан. Я побежал к ней, одновременно с этим позвав её по имени. Она обернулась и, когда до неё дошло, кто я, счастливо улыбнулась, поставила сумку и потихоньку пошла мне навстречу. Я добежал до неё, и, наконец, боль в голове окончательно прошла. Как символично.       Улыбнулся ей.       — Прости, что вчера проигнорировал тебя. Да и обиделся просто так, без особой причины.       — Всё в порядке, — она обняла меня. — Я рада, что ты пришёл. Но как ты узнал, что я улетаю?       — Друг сказал, — от взгляда на её счастливую улыбку меня всего пробрало. Возникло ощущение, словно я самый счастливый.       — Это тот, который всё знает? — засмеялась она.       — Да, он, — тоже ответил ей смехом. Как жаль, думал я, что через двадцать минут она улетит, и в ближайшем будущем мы с ней не встретимся. — Я пришёл, чтобы попрощаться.       — Я до конца надеялась, что ты придёшь. Но понимала, что так только в книжках. Но ты и правда здесь и сейчас.       Отчётливо вижу, как её распирает от собственных положительных эмоций. Ощущение, словно её лицо скоро треснет от улыбки. Думаю, моё лицо мало чем отличается от её в данный момент. Мы так похожи, но одновременно с этим абсолютно разные.       — Я не мог не прийти. Как-никак, но я тебя люблю, — срывается с моих губ.       Были времена, когда я задумывался над этим, но сразу отметал подобный вариант, ибо он казался глупым, ведь мы с девушкой были лишь друзьями. Я считал, что обманываю себя. Да и мы всегда были вместе, поэтому в этом признании и ей, и себе не было смысла. А теперь он появился. Я сам понял, в чём всё это время было дело. Я правда любил эту девушку. По этой причине и разрыдался как детсадовская девочка. По этой причине и ходил такой мрачный. До меня дошла эта простая истина только на тот момент: когда девушка перестала быть рядом со мной.       На её глазах проступают слёзы. Я несколько растерялся.       — Что такое? Почему ты плачешь? Я тебя расстроил?       — Просто... я думала, что... мои чувства не взаимны. Я так рада, что не могу сдержать себя. Я тоже люблю тебя, — её голос дрожал, но меня так обрадовали произнесённые слова. Я был готов смеяться, танцевать. Мне хотелось задушить девушку в своих объятьях, в хорошем смысле.       Не понимая, что делаю, под влиянием момента и собственных переживаний, поцеловал её. Она растерялась. Я тоже. Но я не стал останавливаться, войдя во вкус. А в момент, когда всё-таки отошёл от неё, весь покрасневший от смущения, она обняла меня крепко-крепко. Мне даже показалось, что мои кости хрустят.       Так мы стояли ещё десять минут, ничего не говоря, в объятиях друг друга, пока не объявили посадку на её рейс. Она отошла, смущённо чмокнула меня в губы и сказала:       — Ещё встретимся! — и, подойдя к чемодану, взяла его и направилась к самолёту.       — Я люблю тебя! Увидимся! — крикнул я ей. ***       Я тяжело встал. Голова опять начала болеть. Это очень раздражало. Не стоило спать днём. Пошёл на кухню. В горле пересохло. Пришёл, попил и вспомнил, что произошло в аэропорту. Я был так рад. Мигрень прекратилась. Лишь какие-то пять минут так осчастливили меня. Посмотрел на включённый телевизор, по которому шли экстренные новости. Вот, у кого-то беда. Как хорошо, что меня это не касается.       — ...самолёт, отправившийся из ХХХ аэропорта, разбился сегодня около пяти часов вечера. На его борту было пятьдесят два пассажира. Никто не выжил, — сообщила ведущая, а я уронил кружку, и та разбилась. Мигрень вновь поймала меня в свои удушающие объятия.       Это был её самолёт! ***       — И всё-таки, та шутка была смешной, — тихо говорю я, кладя цветы на могилу. На надгробии аккуратным курсивом написано: «Долгожитова Апполинария Александровна. 2001-2017». — Как символично, — горько усмехаюсь. — Спасибо тебе за прожитое время, моя птичка, — произношу в пустоту, и одинокая слеза скатывается по щеке, падая на ещё рыхлую, мягкую землю, мокрую от дождя. Счастье было мимолётным.