Santa Muerte

Он ловит его в коридоре после концерта. Просто хватает за руку, чуть сжимая запястье тонкими пальцами, и молчит. Поглаживает кожу, царапает кончиками пальцев, ласково и нежно, силясь показать всё, что чувствует. И Марат понимает его без слов. Скользит пальцами по запястью в ответ, второй рукой чуть приобнимает за талию, притягивая к себе. Шклярский послушно подаётся вперёд, упирается лбом в плечо басиста и шумно выдыхает. Свободной рукой обнимает мужчину за спину, цепляется пальцами за ткань рубашки, прижимаясь сильнее, ближе. Корчемный еле слышно усмехается, обнимая Эдмунда крепче, пальцы свои сплетая с пальцами Маэстро. И на душе у него так тепло и уютно, а в сердце разливается жарким вином любовь. Басист улыбнулся собственным ощущениям, наслаждаясь близостью любимого и дорогого человека. Наклонился, легко касаясь губами виска Маэстро. Ненавязчиво, тут же отстраняясь, просто показывая, что понял, что чувствует то же самое. Жаль только, что подобные моменты спокойной нежной близости так коротки. Шаги и смех, доносившиеся из другого конца коридора, заставили мужчин отшатнуться друг от друга, судорожно принимая невозмутимый вид. Эдмунд быстро нацепил выуженные из кармана очки и, бросив Марату короткое «Спасибо», скрылся в темноте. Корчемному оставалось только последовать за лидером. Ночь накатывала волнами. Темнота, холод, одиночество. Басист шатался по своему номеру, то порывался заварить чай и уже, наконец, успокоиться, то бросался к двери с твёрдым намерением отправиться к Эдмунду, но каждый раз одёргивал себя, возвращался в постель и зарывался с головой в одеяло в тщетных попытках уснуть. Морфей забрал его в своё царство лишь под утро. Санта Муэрте танцевала в ярком свете оранжевых ламп. Ритуальные цветы стелились к её ногам, скелеты давно усопших почтительно кланялись, снимали шляпы, а иные и головы в знак приветствия. Марат стоял чуть поодаль от круга. Вполне живой, из плоти и крови. Какого он тогда здесь делает?! Мертвецы на него даже не смотрят. Как заворожённые, следят они за движениями в танце смерти. Замерли в ожидании, а она себе партнёра выбирает — праздник всё-таки, нельзя ей в одиночку. Кружится в танце, смотрит в глаза мертвецам, а в провалах её глазниц сверкают огоньки. Марат подходит ближе к кругу, присматриваясь к мертвецам. А Святая Смерть уже выбрала кого-то, заприметила. Протягивает руку, костлявую, расписную, и выводит в центр круга мужчину. Живого… Корчемный в кругу уже стоит, замер, неверяще глядя на человека, что танцует со смертью. Эдмунд!!! Шклярский же его будто не видит вовсе. Обнимает костлявую фигуру, как обнимал только его, Марата, прижимает к себе и кружится в странном безумном танце. И кожа слетает с лица его рваными лоскутами, расплавленной пастой стекает с рук, обнажая белые кости. Ещё чистые, не тронутые грязью, тленом и причудливыми узорами. Марат смотрит на это, ноги словно приросли к земле, увязли в ярких лепестках. Страх, ужас раскалёнными добела железными щипцами хватает за сердце, заставляя нежную плоть сгорать, плавиться. Боль отрезвляет, бьёт ледяной водой по горящему нутру. Басист рвется вперёд, раскрывая рот в беззвучном крике. Ноги вязнут в лепестках, костлявые руки мертвецов цепляются за плечи, тянут назад. А Эдмунд всё танцует со Смертью. Лицо его — раскрашенный череп, тонкие руки — кости с узорами из нот его песен. Шклярский-мертвец поворачивает голову, смотрит на Марата провалами пустых чёрных глазниц и, запрокинув голову, смеётся — жутко, яростно, словно это и не он вовсе. И смех этот эхом разносится в голове Корчемного, наконец выталкивая мужчину из кошмарного сновидения. Басист почти вскакивает с кровати, но чьи-то тёплые руки, обвившие его талию, притягивают обратно. Шклярский преспокойно спал рядом, обняв своего басиста и упершись лбом ему в плечо. Такой родной, близкий, любимый. Живой… Корчемный осторожно отцепляет от себя руки Маэстро, ложится на бок так, что Эдмунд теперь упирается лбом ему в грудь, и сам обнимает мужчину, осторожно просовывая руку вокалисту под шею, ближе прижимая к себе. Наклоняется, желая поцеловать в макушку, но Шклярский опережает его. Вскидывает голову, ещё сонный и такой тёплый-уютный, тянется к губам. Касается своими, чуть потрескавшимися и сухими, осторожно, ласково, всё больше смелея, углубляет поцелуй. Позволяет Марату перехватить инициативу, отдаваясь во власть чувств и любимого человека. Льнёт всем телом к мужчине, забираясь на него сверху, опрокидывая на спину. Быстро стаскивает с себя и Марата футболки, прижимаясь кожей к коже. Шепчет в самые губы. — Я тебя никогда не оставлю и никому не отдам. И даже Святая Смерть не сможет ничего сделать с нами…