***
— Знал бы ты, как меня бесит этот старый…! — Марк с досадой швыряет в воду камень. С обиженным плеском тот идёт на дно. Джеку 10, и всё, что он может сделать, это пожать плечами и отправить ещё один камень в полёт. У Джека нет отца, а Карен на все вопросы о нём отделывается сухой улыбкой и фразой, что всё это, в сущности, не имеет никакого значения. Марк говорит, что отец Джека, скорее всего, тоже тот ещё мудак. И это не повод для спора. Марк и Том, его отец, более известный как «старый мудак», переехали в их городок не более месяца назад, и сказать, что Джек был рад этому обстоятельству означало бы не сказать ничего. Он не хотел делать скоропалительных выводов, но новый знакомый, старше его всего лишь на год, держал себя настолько открыто и даже развязно, что Джеку ничего не осталось, кроме как назвать его другом и пустить в свой мир, состоящий, по большей части, из пыльных дней, старого пирса и нагретых на солнце автомобильных остовов с ближайшей свалки. Марку всё это пришлось по душе, и, Джек готов был поклясться, более прекрасного лета в его десятилетней жизни ещё не было. Он и сам не успел заметить, как Марк поселился в его сердце и завладел всеми его мыслями. Безраздельно. — Честное слово, лучше бы я жил с матерью, как ты! — Марк отправляет в воду очередной камень. — Но тогда ты бы не приехал сюда… — Джек сглатывает напряженный комок. День, как десятки других летних дней, что ждут их впереди, пахнет сыростью, бензином, нагретой землёй, скошенной травой, грушами и всем тем, чем обычно пахнут летние дни. Целую минуту он напряженно разглядывает свои разбитые коленки. Марк молчит, вероятно, обдумывая что-то. — И то верно, — говорит он наконец, и Джек, обернувшись, щурится от его резкой улыбки. — Кто последний до кофейни Джонса, тот — вонючка!!! — внезапно вопит он и, вскочив с места, припускает прочь. Весь оставшийся день Джек старательно не реагирует на подначивания друга.***
Джеку 12, и он чертовски устал ждать под этим снегопадом, успев превратиться в миниатюрный сугроб. Метко запущенный снежок едва не сбивает с него шапку, и Джек целую минуту обиженно отфыркивается и сгребает зябнущими ладонями мокрый снег, чтобы достойно ответить на ехидный смех Марка, заставшего его врасплох. — Всё-всё, хватит! — вопит Марк, когда изрядно подросший за последнее время Джек сваливает его в ближайший сугроб, щедро присыпая сверху колючей ледяной крошкой. Несколько долгих секунд Джек пялится на него сверху вниз, пока Марк, напрягшись, не отпихивает его в сторону. Холодные зимние звёзды скрыты за тучами, но снег, всё ещё сыплющий с неба, похож на звёздную пыль. — Сколько до Рождества? — спрашивает Джек. Голос его охрип от смеха и мороза. — Четыре часа, — так же глухо откликается Марк. — Пойдём? Они отряхиваются от снега и медленно бредут по улице в свете гирлянд, фонарей и звёзд. Джек пытается отогреть красные руки дыханием, и облачка пара из его рта поднимаются к небу, как дым от маминой сигареты. — Ты так только сильнее замёрзнешь. Дай я, — и не дожидаясь разрешения, Марк хватает его ладони и больно трёт их своими не менее холодными руками. — Спрячь в карманы. За шиворотом и в ботинках — снег, а шапка насквозь промокла, но какое может быть до этого дело, когда тебе 12, до дома — пара кварталов, а там — ёлка, подарки, имбирное печенье и горячий пунш, который мама непременно заставит пить, как только увидит, в каком состоянии они вернулись. — Хорошо, что меня отпустили, да? — Марк пихает его в бок, вырывая из потока мыслей. — А? Да! Конечно! Щеки Марка горят от мороза.***
Джеку 15, и если это не самый дерьмовый день в его в общем-то ещё совсем недлинной жизни, то он даже не догадывается, что может быть хуже. Телефонные гудки в трубке способны свести с ума. Нервно облизывая губы, он сбрасывает номер и вновь набирает зазубренные наизусть цифры. Сердце пропускает удар, когда Джек слышит характерный звук поднятия трубки. — Алло, ты, бля, просто не представляешь, что сегодня было… Я просто… — Джек, это ты? — рявкает телефон голосом Тома. Джек прикусывает язык, но уже поздно. Отвратительный день. — Он наказан, маленький ты черт, и наказан потому что это ты, ты подлец, подбил его на эту дрянь! Я клянусь, что доберусь до твоей матери, а пока держись подальше от моего сына, подонок! Агрессивные гудки сыплются на Джека, как многочисленные удары несколько часов назад. Джек со вздохом потирает фингал, оставленный под глазом, и морщится от боли. Сигареты, конечно, достал Марк, но не объяснять же это было разгневанному Тому, считавшему, что его поганые методы воспитания имеют хоть какое-то влияние на сына. А потому средоточием порока, обвиненным во всех грехах, всегда становился Джек. Но все это — хуйня, лишь бы общаться не запрещали. А вот если мать узнает, все будет гораздо хуже. Максимально завесив фиолетово-красноватый синяк отросшей челкой, Джек проскальзывает на кухню, чтобы найти что-нибудь съестное. Карен не отрывается от телевизора, и в другой момент Джек всенепременно подошёл бы к ней, но не сейчас. Незачем её волновать. Черт с ними, хулиганами, вот отпустят Марка из-под ареста и они разберутся. А сейчас… Хрустя найденными на кухне хлопьями, Джек пробирается в собственную комнату, оскальзываясь и спотыкаясь на разбросанных вещах. Осенний вечер топит комнату в сумерках, и Джек специально не включает свет. Так спокойнее. Когда из тихой полудрёмы его выводит нетерпеливый стук в окно, Джек едва не рушится на пол. — Ты бы ещё дольше не открывал, — шипит Марк, влезая сквозь раскрытую створку. Лицо его украшает такой же, как у Джека, синяк, только с левой стороны. Джек старается не улыбаться слишком уж весело, но Марк все равно замечает. — Чо ты лыбишься? Весело тебе, что меня поймали? — Просто рад тебя видеть, — вполне искренне откликается Джек, закрывая окно и включая настольную лампу. Марк с ногами забирается на его постель и только сейчас замечает фингал друга, уважительно присвистывая. — Неплохо они тебя, а? — Тебя тоже, — не остаётся в долгу Джек и лезет в шкаф. Там, под грудой носков и не вполне чистых футболок, покоится их личный с Марком схрон с алкоголем. — Как ты выбрался? — Как обычно, — Марк слишком привычным жестом вскрывает банку пива и делает глоток. — Ухх, хорошо! Старый хрен поорал и ушел к себе, а дверь закрыть забыл. Даже не пришлось через окно вылазить. — Зато тут придётся, — замечает Джек, отбирая у друга банку. — Мне оставь хоть чуть-чуть, не ты один сегодня пострадавшая сторона. — Да ладно, — Марк только отмахивается, — в первый раз что ли? Бывало и хуже… Несколько минут они молчат, по очереди отхлебывая из пустеющей банки. Первая сигарета тоже была одной на двоих, думает Джек. Не то, что сейчас. — Расскажи, — просит, наконец, Марк, — что было в школе. Ты ведь за этим звонил. Адреналиновый блеск, вызванный побегом из дома и алкоголем, уходит из его глаз. Пригладив растрепанные волосы, он готовится слушать, привалившись, как в детстве, плечом к плечу, чувствуя дыхание друг друга. И Джек рассказывает: о проваленном тесте, о красивой девчонке со старшего курса, к которой даже не подойти без риска прослыть неудачником, о той мразотной компании, что привязалась к нему по дороге из школы… Марк слушает внимательно, положив подбородок к себе на колени и обняв ноги. И во взгляде его столько безмолвного понимания, что Джек забывает про пиво, про наказание и даже про свой саднящий синяк. Марк уходит через пару часов, прихватив с собой недопитую банку и пару сигарет из того же схрона. — Держись, чувак. Вот я выйду и… Джек прекрасно знает, что ничего не изменится с окончанием наказания друга, но верит, благодарно похлопывая того по спине. В глазах его вновь загорается шальной огонёк — предчувствие близких приключений. — Осторожнее там, — громким шёпотом напутствует Джек, не спеша захлопнуть окно. Марк демонстрирует большой палец и галопом отправляется вверх по улице. Джек провожает его взглядом.***
Джеку 16, и это, кажется, финиш. — Пиздец, — лаконично констатирует Марк, присаживаясь на диван рядом с ним и устремляя взгляд в абстрактную даль, не ограничивающуюся противоположной стеной. Джек меланхолично кивает, сверля взглядом одну точку на ковре, чуть левее собственного кеда. По ковру ползёт какая-то неопознанная букашка, и Джек еле давит в себе совершенно иррациональное желание её раздавить. Чтобы не провоцировать себя на кровопролитие (или что там у жуков вместо крови?), он переводит взгляд на Марка, но его вид, вопреки обыкновению, радует ненамного сильнее. — Пиздец… — снова говорит друг, молчит ещё несколько минут и лезет в сумку за сигаретами. Однако вместо привычной пачки он достаёт аккуратно скрученную толстую сигару и ещё некоторое время озадаченно вертит её в руках. — Ты будешь? — уточняет он, пока Джек пытается справиться с удивлением. — И давно ты… — Ни разу, — прерывает его Марк, не дав даже закончить вопроса. — Но сейчас самое время. С этим трудно спорить, ситуация более чем подходящая. Мама в отъезде. Вместе с отцом Марка. Именно последняя мысль даётся Джеку с невероятным трудом, заставляя бессмысленно таращиться в пустоту. Его мама и отец Марка. Карен и Том. Том и Карен. Вместе. — Пизде-е-ец, — тянет Марк, выпуская к потолку первое облачко дыма от раскуренного косяка. — Что? Плохо? — тревожно спрашивает Джек. Он не против, но страшновато, как в первый раз с сигаретами. И с выпивкой. И с прогулом школы. И со всем, что только можно делать в первый раз. — Да не, — Марк глуповато улыбается. — Охуенно, если честно. Попробуй сам! Джек аккуратно забирает у друга косяк. Красновато-алый кончик медленно обугливает белую бумагу и зеленоватую «начинку», тлеющую до серого пепла. Припадая губами ко второй стороне, Джек морщится из-за отсутствия фильтра. Горло наполняет знакомым ощущением тепла, но дым не ошпаривает, как никотиново-сигаретный кошмар. Однако с непривычки Джек начинает кашлять. Дыма много, и тот идёт у него из носа. Марк ржёт. Джек затягивается ещё раз, теперь уже в полной мере ощущая терпковатый вкус на корне языка и приятную расслабленность, наполняющую каждую клеточку тела. Губы невольно растягиваются в улыбке. — Круто, да? — дышит ему в ухо Марк. — Всё, как обычно, но будто бы лучше… Джек кивает и снова начинает кашлять. Марк забирает у него косяк. — Что будет, если они поженятся? — бездумно и уже почти равнодушно спрашивает Джек, смотря в потолок. Марк смотрит на него очень долго, будто бы не может сфокусировать взгляд, а после медленно ложится на колени к Джеку, тоже устремляя взгляд в потолок. Всё это время Джек ждёт ответа и, когда он почти отчаивается его получить, Марк глубокомысленно произносит: — А хуй его знает. Джеку почему-то становится смешно. Марк растрепанный, нелепый, чуть лопоухий, и наркотично счастливый — такой Марк ему нравится определенно. — В смысле, я не думаю, что до этого дойдёт. Они слишком старые для свадьбы. А вот если они решат съехаться… — Марк начертил в воздухе неопределенную фигуру. — Это значит, что мы будем… жить вместе? — смакуя на языке это предположение, спросил Джек. — Было бы круто, — Марк подносит самокрутку к губам Джека, и тот послушно принимает её, тут же затягиваясь. — Не то слово, — откликается Джек.***
Джеку 17, и «неудачник» становится его кредо. — Ты что, ни разу не целовался? — хохочет Марк, выпучивая глаза. — Брось, мужик, я просто не верю! А как же Сара? Джек неловко улыбается и качает головой. Они с Марком провели вместе детство — неужто он думает, что друг не сообщил бы ему о чем-то подобном? — Да-а-а, тихоня! — Марк закидывает голову назад, риторически взывая к потолку. Джеку становится совсем уж неуютно. Они немного пьяны, и, честно, Джек не помнит, с чего вдруг разговор зашел о девушках. Даром, что рядом нет Сары, тогда бы он, наверное, разом бы провалился под пол, сквозь старые доски, аккурат на мамину кровать, на которой последние полгода ночевал ещё и Том. Вечер длится слишком долго или ему просто-напросто лень посмотреть время, но когда Марк задаёт последний вопрос, Джек думает, что стрелка часов приближается к трём — раньше на такие разговоры обычно не пробивает. Даже по накурке. — Хочешь попробовать? Переведя взгляд на Марка, Джек невольно сглатывает. Шальные огоньки в глазах друга горят чересчур уверенно, и становится ясно, что, даже вырази он несогласие, это ничего не изменит. И правда, не дожидаясь его реакции, Марк ползёт ближе. Путь затрудняют пустые бутылки, разбросанная одежда, шуршащие упаковки от снеков, сбитое одеяло и куча прочей разнообразной ерунды, регулярно захламляющей их общую комнату до потолка, пока Карен бодрыми криками не заставит их вынести этот мусор. Оскользнувшись рукой на пивной банке, Марк падает, ударяясь подбородком о бедра Джека. Джек хихикает — приятно знать, что не ты один неудачник. — Тшшш, — осуждающе шипит Марк, наощупь находя его плечи и лицо. Его горячее дыхание ошпаривает кожу, влажные губы тыкаются почему-то в щеку. — Пахнешь так, будто месяц бухал, не просыхая, — со смехом шепчет Джек, пытаясь отстраниться, но друг настроен решительно. — Готов? — спрашивает он, и опять не выслушав ответа, придвигается совсем вплотную, обнимает за шею, целует наконец. Джек представлял свой первый поцелуй несколько иначе. Но сейчас он не чувствует себя неудачником, он не против. — Охуеть, — констатирует Марк, отпуская его плечи и безвольно падая рядом. В его случае это может означать всё, что угодно, от «это было ужасно, зачем мы это сделали» до «парень, ты не такой уж неудачник». Джек восстанавливает дыхание, всё еще ощущая его вкус на своих губах. Влажное тепло ощущается на них слишком отчетливо. — Охуеть, — повторяет Марк, и Джек, не выдержав досады, пихает его под бок. Тот начинает ржать, вызывая приступ совсем уж неконтролируемого стыда. Его смех заразителен, и у Джека не получается долго обижаться. Возможно, это из-за того, что они оба пьяны сильнее, чем казалось. — Это было круто, — шепчет Марк, отсмеявшись. — В смысле, ты можешь не стесняться Сары… Джек пожимает плечами и кивает.***
Джеку до сих пор 17, и ему кажется, что всё, наполнявшее его жизнь до этого момента, не имело ровно никакого смысла. Кроме Марка. Солнечные блики на стеклах, прохладная озерная вода, пыль и песок — Марк. Снег за шиворотом, красные от холода пальцы, треск камина в рождественские ночи — Марк. Сигаретный дым, кружащаяся голова, сбивающий пульс адреналин — Марк. Марк. Марк. Марк. Гудение телефонной трубки. Звук шагов. Громкий смех. Шелест листьев, забивающий эфир, как шум ненастроенного радио. Выстрел — песня, оборванная на полуслове. — Что случилось в лесу, Джек? Джек поднимает глаза. Смотрит на стену, мимо циферблата часов, безразлично отстукивающего секунды, проведенные без Марка. — Что случилось в лесу? Джеку 17. И он ничего не знает.