***
Уже несколько недель стоял жуткий холод. Волки замерзли и оголодали, поэтому вышли в поисках добычи из лесов поближе к Эдо, и то и дело оглушали местность своим протяжным воем. — Как в каком-то фильме ужасов, — Шинпачи развешивал только что постиранное белье, задумчиво глядя в окно. — Нээ, Гин-чан, Гин-чан, очкарик испугался волков! — Кагура звонко рассмеялась, по-дружески саданув Шинпачи по спине так, что у него из глаз посыпались искры. Поднимая с пола слетевшие вслед за искрами очки, Шинпачи обиженно протянул: — Я не боюсь волков, Кагура-чан. Просто все это заставляет задуматься о том, что… — Да-да, заставляет тебя задуматься, — Гинтоки грубо перебил очкарика, запустив в него пустой коробкой из-под клубничного молока. — У меня недостаток сахара в организме. Пацан-сан, не смотаетесь ли вы в магазинчик за молочком для несчастного, но прекрасного начальника Йородзуи? — Гин-сан, почему бы тебе самому этим не заняться? — Шинпачи нахмурился, снимая только что развешенное чистое полотенце, которое теперь было заляпано брызгами розовой жидкости из коробки, упавшей на пол. — Говорю же, у меня недостаток сахара в организме, боюсь не дойти до магазина. К тому же ты сам говоришь, что там зловеще. Возьми с собой Садахару, если так боишься, его как раз сегодня никто не выгуливал. Шинпачи вышел на улицу, в очередной раз ёжась от холода. Потянул за собой упирающуюся собаку. — Ну же, Садахару, я не собираюсь за тобой убирать, если ты решишь сделать свои дела в доме. Дыши свежим воздухом, опорожняй кишечник, нюхай кусты и все такое. Рассеянный свет фонарей, похрустывающий под ногами и кружащийся в воздухе снег создавали ощущение спокойствия. Так тихо и мирно. Прогуливаясь по пустынным улицам, пропитываясь морозной свежестью, Шинпачи совсем не заметил, как дошел до парка. Садахару быстренько сделал свои дела и озабоченно уставился на хозяина, нервно дергая ушами. Не похоже, чтобы ему хотелось гулять дальше. Шинпачи прислушался к тихому потрескивающему звуку; наверное где-то оборвался провод. Парень устало вздохнул и потянул собаку в сторону магазина, так вовремя вспомнив про клубничное молоко, за которым пошел. Не хватало еще, чтобы его тут током дернуло. Потрескивание усиливалось и уже не нужно было напрягаться, чтобы услышать его. Вокруг разнеслись клубы белого тумана и волосы на затылке встали дыбом от нехорошего предчувствия. Совсем близко раздался волчий вой, и парень ускорил шаг, то и дело оборачиваясь. Садахару резко остановился, натянув поводок и вырвав его из рук хозяина. Припал к земле, прижав уши и утробно рыча. — Эй, не пугай меня так. — Шинпачи нервно оголил меч, направляя его в ту сторону, в которую уставился пёс. Туман совсем сгустился и плотно окутал местность вокруг, Шинпачи истерично завертелся на месте, не понимая, что происходит и откуда ждать нападения. — Садахару, ко мне! — белесая мгла стала настолько густая, что найти кого-то в ней стало совсем невозможно, а уж тем более и без того белоснежного пса. Пытаясь ориентироваться на рычание собаки, парень осторожно двинулся в ту сторону. Внезапно рык Садахару сменился на громкое поскуливание. Шинпачи бросился к псу, но резкая боль в шее заставила его остановиться, машинально схватившись за нее свободной рукой. Сквозь пальцы хлестнула ярко-алая кровь. Она мгновенно пропитала шарф и рукав куртки, замерзая на лету, но тем не менее оставаясь горячей у раны, выходя из нее с каждым ударом сердца. К горлу подступил комок сдавленного ужаса. — Са…да. — говорить было сложно, каждый звук выталкивал новую порцию крови. Пальцами Шинпачи чувствовал, как края раны расползаются. Ему пришлось отбросить меч и вцепиться в нее двумя руками, пытаясь зажать ее шарфом. Голова закружилась и полегчала. Мешком плюхнувшись на колени, Шинпачи пытался сконцентрироваться, но мир вокруг уже затанцевал хороводом огней, пробивающихся сквозь белую мглу. Вокруг замелькали тени, шея горела, откуда-то слышался скулёж собаки, который становился всё дальше и дальше. Уже закрывающимися глазами улавливая, как искрящиеся сгустки уплотняются, окружая его, Шинпачи провалился во тьму.***
— Ой, Кагура, иди дрыхнуть на свой футон, — Гинтоки рывком вытащил свой шарф из-под подмявшей его под себя девушки, пускающей слюни на диванчике в кабинете. — Куда ты собрался на ночь глядя, Гин-чан? — Кагура сонно захлопала глазами, пальцами пытаясь поправить растрепавшиеся ото сна волосы. Гинтоки поплевал на руку и провел по голове девушки, за что сразу получил под дых, почувствовав, как перехватило дыхание и весело затрещали ребра. — Что ты делаешь, идиот! От тебя воняет, теперь и моя голова воняет. Гинтоки выпрямился, по-стариковски кряхтя. Накинул куртку и закутался в шарф по самые глаза, направляясь в сторону выхода. — Ты куда? — Снова протянула Кагура, обернувшись на часы. Мерно тикающие стрелки показывали двенадцать часов ночи. — Спи. Шинпачи с Садахару видимо решили пропить в каком-то баре все мои денежки, честно заработанные на клубничное молоко. Пойду заберу их. — Гин-чан… — Кагура машинально вцепилась в кимоно парня, чувствуя, как по телу забегали нехорошие мурашки. — Я быстро. Туда и обратно. Иди спать. — Гинтоки ласково потрепал рыжеволосую по голове, выходя в ночной мороз. Захлопнувшаяся дверь обдала стоящую в темной комнате девушку пронизывающим холодом. Волосы на руках зашевелились. Почему-то стало страшно. Очень-очень страшно. Захотелось побежать за Гинтоки на поиски Садахару и очкарика, но повелительное «спи» останавливало. Не просто так ее оставили дома. Ничего не случилось, просто глупый очкарик заблудился или застрял потрещать с кем-то из своих друзей. Это все дурацкий мороз и огромная луна создают ощущение чего-то зловещего. Утром взойдет солнце и вместе с ним все станет просто и понятно.