31 октября

Что-то похожее на пинок подсознания заставило Малфоя подорваться с кровати глубокой ночью. Спросонья, он усердно пытался понять, что его так обеспокоило, но вроде все было, как надо. Тёплое, пуховое одеяло, так любезно отданное Нарциссой, не было перетянуто на другую сторону кровати, старый и слишком надоедливый Кричер не шаркал по деревянным ступеням скрипучей лестницы, круглые очки, спокойно лежащие на тумбочке, ярко отблескивали пробивающийся лунный свет, а рядом, до безобразия была искомкана большая подушка, что ещё хранила отпечаток лица Гарри. Его, Мерлин подери, Поттера... А где, собственно, сам Поттер-то?! Сон, как рукой опытного волшебника, смело, и Драко принялся выпутываться из одеяла, которым так любезно наделил его муж. В темноте, нащупав волшебную палочку, и кажется, уронив на пол поттеровские очки, Драко сотворил лёгкий пас рукой, и в воздухе появились витиеватые символы красного цвета, являющие собой время суток и сегодняшнюю дату. "31 октября. 02:33" Глубоко вздохнув, Малфой опустил ноги на пол и, тут же, поджал их обратно к груди, недовольно засопев. Ведь, он сто раз говорил Поттеру, чтобы тот купил большой ковёр в их спальню, чтобы деревянный, промерзлый пол не обжигал так сильно теплую кожу ног, если вдруг Гарри решит посреди ночи открыть балкон. Ведь, сам он горячий, как печка, но делиться одеялом он всё равно не любит. Аккуратно ступив на одну из досок, Малфой замер, пережидая предательское поскрипывание оной. Поттер не любит, чтобы в этот день кто-то видел его совсем понурового, разбитого, слабого. Он, ведь, Гарри-Черт-Его-Поттер, Победитель Волдеморта, Избранный, герой... а герои не имеют права жаловаться, потому как они нужны только тогда, когда они сильны, независимы, непоколебимы. Но Драко было плевать. Плевать на поттеровские принципы или чьи-либо утверждения. В такие трудные моменты он не мог оставить его одного. Ведь, они клялись тогда: и в горе, и в радости... Да и сам Малфой знает, как трудно что-то терять, когда так привык к этому... А потерять, так и не узнав, в стократ больнее. На балконе, действительно, стоял Поттер. Босиком на холодном бетоне, с дотлевающей сигаретой между пальцев, с какой-то тяжёлой грустью разглядывая окрестность, усеянную жилыми домами и небывалым количеством снега в этот период года. Смотрел на кружащиеся в воздухе снежинки, облепляющие длинные совсем девчачьи ресницы, а в зелёных глазах, неприкрытых стёклами, блестели бриллиантами слёзы, оставляя после себя влажные, обжигающие дорожки на щеках. Драко шагнул к Поттеру, прижался всем телом к широкой спине, и обхватил руками напряжённые плечи. Зарывшись носом в поттеровские волосы на затылке, так по-домашнему, пахнущие цитрусовыми и еле уловимой толикой фундука, заглянул ему через плечо, и увидел в руках потрепанную, старую колдографию, где весело кружатся мужчина и женщина, а их лица святятся от переполняющего их чувства счастья. — Всё хорошо, Гарри, — тихо произносит Драко, легко оставляя жаркий след собственных губ на холодной коже. — Я рядом, Гарри. Я люблю тебя... Драко лишь крепче обнял Гарри, почувствовав, как дрожащие пальцы его накрыли и сжали теплую малфоевскую ладонь. — Спасибо, Драко... Спасибо, что ты рядом, — уголки губ слегка дрогнули в лёгкой, искренней улыбке. — Я тоже люблю тебя...