My little older brother.

      Утро. Такое на вид обычное, но разное для всех. Для кого-то это утро, полное бодрости и новой надежды, нового предвкушения от грядущего дня. А для кого-то это лишний повод вставать с теплого и уютного укрытия, именуемого кроватью. Подниматься, все ещё дремая, кое-как добираться до кухни, где уже во всю работает твой брат, напевая себе что-то под нос и немного пританцовывая.       Так обычно начинается день скелетов-братьев Санса и Папируса. Шутник как всегда травит своего брата не смешными шутками про кости, а тот в ответ возмущается, и на улице некоторые уже вставшие монстры слышат громкое: «С-А-А-АНС!» от чего даже порой усмехаются и говорят, мол, скелеты уже не спят. Все любят этих ребят, но некоторые удивляются, как такие разные монстры могут жить бок о бок, не говоря уже о том, как являться братьями. Честно говоря, эти разногласия и являются причиной всех ссор между скелетами, но как говорится, две противоположности притягиваются друг к другу. И как раз-таки на одного из них это притяжение подействовало слишком сильно. Никто даже и подумать не мог, что младший брат чувствует ненормальную симпатию к старшему. Да и никто и не знал, включая самого Санса. Сначала Папирусу было стыдно признавать то, что он в грёзах о собственном брате. Он был в шоке от самого себя. Даже по этому поводу начал вести дневник. Первыми строками были: «Великолепного Папируса сразил его старший брат, прямо в сердце…» Он краснел, стеснялся, нервничал. Иногда даже не спал сутками, размышляя и думая о шутнике, о тех кто бы хотел заполучить его, о тех кто мог заполучить его. И после таких ночей Санс не понимал и спрашивал у своего брата на счёт самочувствия, на что Папирус находил разные отговорки, что всё хорошо. А когда старшему всё же удавалось чуть расколоть брата, высокий нервно рассказывал про несуществующие кошмары. Санс на это вёлся, ибо как другого объяснения этому он не находил.        Папирус боялся признаваться в своих чувствах Сансу, думая что брат начнет его избегать или опасаться. Ведь между братьями не должно быть подобного. Так считает Санс, и когда-то считал Папирус. В высоком даже зародилось какое-то презрение к себе. Он немного поник и расстроился, что Санс сразу же заметил. Старший скелет переживал за младшего и однажды решил поговорить с ним по душам.

Вечер. Приблизительно шесть часов. Пятница. Конец рабочего дня.

       Санс зашёл в их с братом дом. Выглядел он как обычно, но глубже в душе он переживал и был намерен избавиться от беспокойства разговором с Папирусом. Но старший пришёл первый, поэтому, не теряя времени, он начал подбирать слова для разговора. Репетиция продлилась недолго, через минут десять пришёл и Папирус. Правда на этот раз он был в хорошем настроении, чему Санс был одновременно и удивлен и рад. По его плану, они должны были поужинать и поговорить, но на его взгляд это уже не потребовалось. Вместо этого комик как всегда начал забрасывать высокого шутками и каламбурами. Папирус начал злиться, хотя самом деле он наслаждался вниманием брата.       Потом же все пошло как обычно. Папирус приготовил «вкусные» спагетти, а Санс меж этим сочинил и поведал несколько шуток про любимое блюдо брата. Они поели и принялись за просмотр телевизора. И тут началась просто пытка для Папса. По единственному каналу началась романтика. Так как делать было нечего, братья начали смотреть шоу. Санс подпёр свою голову рукой и с пофигизмом смотрел на все происходящее. А Папирус сидел весь красный, ведь в фильме влюблённые то обнимались, то целовались. От этих сцен ему стало не по себе, не то чтобы он стеснялся романтики, он начал представлять, как они с Сансом целуются. Как он чувствует язык брата внутри своего рта. Папирус начал «пускать слюни». Но скелета в реальность вернула рука Санса, которая ткнула его. — Бро, ты чего это такой красный? — спросил в непонятках Санс, смотря брату прямо в глаза. — Э-э-э… Н-ничего! Я просто. Это… Этот фильм такой потрясный! — нервно отвечал Папирус, почесывая затылок и активно потея, стараясь уйти от темы. — Давай смотреть дальше…       Санс пожал плечами и вернулся к просмотру фильма. Они смотрели его ещё где-то полчаса, а потом началась финальная сцена поцелуя с языком. Это было так детализировано, что у старшего это вызвало малое отвращение, а у младшего начали лезть в голову грязные мысли. — Фу-у-у… — прокомментировал Санс, рефлексивно скривив улыбку и нахмурившись. — Обязательно показывать в таком ракурсе? Вы бы ещё показали самое сокровенное. Я думал это семейный канал, а ты, Папс? Обратил внимание на брата Санс и немного удивился. — Папс? — глядя на высокого, спрашивал Санс.       Папирус сидел весь красный, у него даже из носа кровь пошла, непонятно старшему скелету от чего. Санс выключил телевизор, но Папс так и остался в ступоре. Шутник кликнул брата, но ответа не последовало. Он ещё несколько раз позвал его, и только когда Санс крикнул, Папирус пришёл в себя. Он повернулся к старшему и смотрел на него с удивлением. — Бро, ты в порядке? Странно, ты так не реагируешь на романтику, — говорил Санс, вытирая кровь из-под «носа» Папируса.       Младший скелет сказал, что на него сильно подействовал фильм. Папирус заявил, что пойдет спать. Было уже восемь часов вечера. Санс любил засыпать рано, поэтому последовал за примером брата. Через полчаса уже в доме было тихо. Скелеты находились по своим комнатам. Шутник уже мирно спал в своей комнате, посапывая в подушку. А Папирус не мог уснуть после фильма. В голове всё кружились грязные мысли. Он начал представлять Санса за грязным и весьма непристойным занятием, как тот весь синий от смущения изгибается под самим Папирусом… Блаженно стонет, порой даже повышает голос от нахлынувших ощущений.       Высокий больше не мог терпеть, хотя бы поцелуй в скулу, хотя бы посмотреть на него. Папирус встал с кровати и направился в комнату Санса. Тихо отворив дверь, он зашёл в вечно грязное помещение, где повсюду лежали носки, в углу бушевал торнадо, рядом с кроватью низкого валялось скомканное одеяло. Обычно Папирус если и заглядывал в комнату брата, то он высказывался или убирал всё сам, но чаще всего было второе. Скелет тихо подкрался к кровати брата. Санс лежал в интересной позе: на спине без одеяла, даже не сняв свою толстовку, одна рука была заведена за голову, а другая лежала на грудине; ноги были сведены в коленях, а футболка чуть задрана, что были видны часть позвоночника, нижние рёбра и совсем маленькая часть таза. Такое чувство, что старший специально так лежал, дабы совратить своего брата. Папирус разглядывал Санса с ног до головы. Ему нравилось всё: и родной толщины кости, и рёбра, и позвоночник, и его милая спящая мордашка. Похоже, просто просмотра ему не хватало, младший решился на безумие. Нежно положив руки на «щеки» Санса, он начал приближаться. Папирус был в нескольких сантиметрах от улыбки брата, как вдруг: — Папс? Что ты делаешь? — неожиданно послышалось от Санса, который, видимо, проснулся от прикосновения младшего брата. — Санс?! Т-ты не спишь?! — резко отстранившись, в малой панике говорил Папирус. — А я… Я зашёл к тебе! И-и… И на твоём лице была бумажка! А я-я убрал её! Вот и всё! — …Ла-а-адно…? Ты пришёл только убрать бумажку с моего лица? Почему ты все ещё не спишь? — привставая с кровати и зевая, спросил Санс. — Н-ну… Я… Я… М-мне… — Папс… Я выгляжу таким наивным и глупеньким? — приподняв одну «бровь», спросил скелет. — Н-нет! Я… Ну… Я… Видишь л-ли… — Кошмары опять мучают? — предполагал старший. — Ох, бро. Знаешь, мне надоело видеть тебя в вялом виде. Поэтому давай я сегодня переночую у тебя.       Папирус готов был прыгать от радости, но кое-что осознал. Он понял, что будет находиться в одной кровати с желанным братом. А если он не сдержится? Вдруг что-то пойдет не так? Ведь Санс заставлял его краснеть только при мысли о нем. Хотя Папирус сильно хотел проявить свою любовь к Сансу, иногда даже замечтавшись, дело доходило до проявления эрекции у Папируса, но он не брался делать что-то грязное. И пока Папирус размышлял сам не заметил, как оказался у себя в кровати, а лицом к нему лежал Санс. Старший уже дремал, а на младшего снова напали проклятые грёзы и размышления. Он ещё минут пять разглядывал спящего брата и конце концов не выдержал. Резкими движениями он вскочил и надвис над Сансом, от чего тот в миг распахнул удивлённые глазницы с суженными зрачками. — Бро…?! Что-то случилось?! — спросил ошарашенный Санс. — Послушай, С-санс! Я. Я… — казалось бы уверенно, но растерявшись, краснея, начал Папирус. — Э-ЭМ… Да? — всё так же удивлённо и наивного спрашивал ничего не подозревающий, глупенький Санс. — Я… я…! Я люблю тебя, братик! — густо покрасневший прикрикнул младший скелет каким-то тонким голосом. — Э-э-э… Я тоже тебя и что? — спокойно принял «весть» старший скелет. — Н-НЕТ! Ты не понял! Я… Я люблю тебя… Больше, чем просто… Брата… — немного приближаясь, вытянул из себя Папс. Санс был в шоке. Он немного посинел, а его улыбка на время спала. Он отвёл взгляд в сторону, но потом ухмыльнулся и посмотрел на Папируса. — Это же шутка, да, бро? Вооу. А ты провел меня. Я попался, признаю. Только с каких пор ты стал шутить так? — объясняя, с облегчением вздохнул Санс. — Что?! Нет! Это никакая не шутка, брат! Я говорю на полном серьёзе. Я люблю тебя намного больше, чем просто брата! — отстаивал своё Папирус. — Ехехех… Знаешь, моё золотое правило: шутка повторенная дважды становится глупКОСТЬю. — потея, но всё же каламбурил Санс.       Только старший хотел что-то ещё произнести, как Папирус начал щекотать его. Старший начал хохотать, брат щекотал его под рёбрами. Он сопротивлялся щекотке, но всё-таки не сдержался и разомкнул челюсть. Папирус, не теряя момента, поцеловал Санса, насколько это возможно для скелетов. Санс сопротивлялся, мычал в поцелуй, и насколько силы хватало, бил Папируса по спине, желая как можно быстрее прекратить это. Оба брата были покрыты густым румяном. Младший зажал запястья комика и, закончив поцелуй, он провел своим оранжевым языком по шее Санса, чувствуя слабую дрожь своего беспомощного старшего братца. — Б-бро! Нет! Стой, стой! Подожди! — чуть ли не кричал весь синий от стыда Санс. — Э-это не смешно! Ты меня уже пугаешь! — Не бойся, братик, я не сделаю тебе больно. — говорил младший, задирая футболку Сансу. Папирус оголил полностью рёбра брата, подняв белую футболку. Он так долго ждал этого, мечтал, хотел. И не смотря на сопротивление Санса и на его мольбы и попытки сбежать, младшего скелета уже переполняли желание, похоть и грехи.        Высокий снял перчатку и провёл своей костлявой рукой по грудине, при этом перебирая пальцами рёбра. Санс в ответ продолжал ёрзать и просить остановиться. Младший предупредил, чтобы тот не шумел, но низкорослый проигнорировал замечание. Тогда недовольный Папирус отвлекся и силой запихнул Сансу в рот перчатку, затем сняв свой шарф, он привязал запястья брата к кровати. Старший продолжал упрямо брыкаться и, нахмурившись, мычал. Он пытался освободиться, но младший хорошо затянул шарф, да и перчатку засунул довольно глубоко. — Слушай, Санс… Я не хочу видеть тебя связанным, но ты мне не оставляешь другого выбора, пойми. — сменил недовольство малой грустью Папирус. — Прости за шарф и перчатку, ты ведь знаешь, что я не буду причинять тебе вред.       Санс прекратил вошкаться по кровати, только хмуро глядел на Папса. Он даже не представлял, что его ждёт.       Папирус начал поглаживать рёбра брата с внешней и внутренней стороны. Санс моментами вздрагивал от прикосновений и, как и в фантазиях младшего, порой немного изгибался, немного кряхтел, нехотя ворочался. Высокий перешёл водить костяными пальцами по позвоночнику, одновременно оставляя мокрые дорожки горячим язычком по рёбрам низкого. Под слабые стоны, испускаемые Сансом в ткань, рука Папируса проскользнула в шорты, поглаживая внутренние кости таза и дотрагиваясь до крестца. Старший скелет начал с силой сводить ноги, дабы как можно больше мешать младшему. Но против природы не попрёшь. Санс, сам этого не желая, возбудился, что сразу же почувствовал Папс. Высокий, ухмыльнувшись, начал стягивать с низкого шорты, не смотря на сопротивления и возгласы Санса в ткань. Сам Санс был совершенно беспомощен в этом положении, он пытался выплюнуть перчатку, но совершенно безуспешно. Папирус уже откинул шорты брата куда-то в угол комнаты, и лицезрел фаллос Санса, беспечно пытающегося свести ноги. Младший даже осознал, что не зря связал старшего, ибо обе руки были свободны, что в свою очередь очень удобно. Взяв в руку жёсткий как камень синевато-голубой член, излучающий такой же голубой цвет, Папирус начал медленно водить рукой вверх-вниз, заставляя обладателя органа протяжно вздыхать, стонать в кляп и изгибаться. Высокий тоже получал удовольствие от этих звуков, поэтому стал нарочно то ускорять темп, то замедлять, тем самым выдавливал из брата всё больше стонов. Немножко отвлекшись, он приблизился к синему лицу Санса, и теперь смотрел ему прямо в глаза. Потянувшись к перчатке, находящейся во рту у старшего, Папирус произнес: — Ну же, брат, я ведь вижу, что тебе нравится. — спокойно говорил он, поглаживая второй рукой головку голубого неона, заставляя низкого вздрагивать и протяжно постанывать. — Давай я это уберу, а ты не будешь производить много шума. Договорились?       Делать было нечего, поэтому Санс судорожно кивнул, не отводя взгляд с Папируса. Высокий вытащил перчатку, что низкий протяжно вздохнул. Перчатка была вся в слюнях, оно и понятно. Папирус откинул «кляп» в сторону, а за ним и вторую точно такую же ткань со своей руки. Дальше он опустился ниже и заставил Санса изогнуться и уже застонать во весь голос. Папирус взял в рот всю длину неона. Это конечно было немного сложно и неудобно, но того стоило. Постепенно он начал двигаться, то медленно, то резко заглатывая всё, заставляя Санса что-то стонать в голос. Низкий ворочался, даже язык высунул. С одной стороны он ненавидел данную ночь, хотел, чтобы это закончилось, а с другой — хотел, чтобы это продолжалось. Пришло время разрядки, старший одарил Папируса громким стоном и кончил тому в рот. Он этого не хотел, но так получилось. Папирус же наоборот. Он всё проглотил, даже «сытно» облизнулся. — Папирус… Я… — наконец-то заговорил Санс.— Я…       Не успел тот договорить, как младший заткнул его поцелуем. Старший почувствовал, как высокий упёрся в него своим членом. Папирус начал тереть свою эрекцию об эрекцию брата, на что оба начали постанывать в поцелуй. Возможно Санс уже был разряжен, но это было только начало. Отстранившись от Санса, Папирус начал слюнявить головку своего органа. Старший только немного косо поглядел на брата, так уже ничего не понимал. Младший развязал Санса, зная, что теперь тот никуда не сбежит. Сейчас низкий скелет находился, как в тумане, но резкая боль вернула его в реальность. Старший вскрикнул, на глазницах образовались солёные слёзы, а младший скелет заткнул широко костного поцелуем, начал успокаивать его, переплетая свой язык с языком брата, при этом потихоньку входил в единственное отверстие Санса. Папирус вошёл не полностью, чтобы Сансу стало более менее приятно. Старший сжимал одеяло, находившееся под ними, продолжая изгибаться и громко стонать, а высокий в свою очередь медленно двигался. Папирусу было взбудораживающе ощущать давление и тепло на своём фаллосе. Он сам начал постанывать, вскоре потеряв самообладание, младший сам не понял того, что начал двигаться резко. Вскоре Санс вновь вскрикнул от пронзающей боли, которая казалось бы до этого прошла. Папирус вошёл всей длинной, всё ещё продолжая жёстко толкаться из-за чего Санс принимал попытки что-то сказать, но слёзы, поцелуй, стоны, можно даже уверенно сказать, что это были вскрики, мешающие, не дающие вымолвить даже и слова. — Ммммм…! А-аах! Мммм… Па… Мммаах! Пи…! Аааах! Сто-о…! Гааах…! — пытался сквозь стоны, порой вскрики говорить Санс.        Но высокий был слишком занят да и не понял того что говорил низкий. Папирус скоро должен был быть на пике, но хотел изливаться не в одиночку, поэтому, обхватив орган Санса, младший начал повторять процесс, который делал ещё в начале. Комната была наполнена стонами и скрипом кровати, отражающимся эхом в доме. Ещё немного и оба брата кончили, сопровождая это общим громким финальным стоном.        Папирус немного перевёл дух и кое-как вышел из Санса. Низкий, тяжело дыша, всё ещё сжимал одеяло. Дыхание его было прерывистое, левый глаз чуть заметно горел. Младший прилёг рядом и, приобняв старшего, «поцеловал» брата в лоб. Он прижал его к своей груди и, мягко поглаживая череп Санса, произнёс: — Знаешь, Санс… Ты великолепен. Даже больше, чем я.       Укрыв их одеялом, Папирус ещё некоторое время гладил Санса по макушке, позже сам же уснул, зная, что Санс теперь принадлежит только ему и никому больше.