Я влюбилась в твою боль

Дождь нещадно хлестал по лицу, затекая в глаза, мешая дышать, думать. Ну… Стоя на мосту в желании покончить со всем этим, дождь легко и не заметить. В наушниках рубит любимый рок, голова качается в такт бас гитары и барабанам. Это последний трек. Честно. Вот эта песня до конца, и он обязательно спрыгнет с этого чёртового моста. Ну, а пока играет лишь второй куплет, и время есть, чтобы подумать над своим жалким поведением. Где-то на задворках своего разума он вспоминает, что говорил себе это примерно две песни назад. Но он ждёт. Надеется, что она придёт. А придёт ли? Нужно ли ей, девочке без проблем, слишком светлой, слишком невинной, всё это, как и ему. Она красива, красива до невозможности. Так идеальна для него. Даже шикарна. А любовь к ней — это единственное, что действительно может заставить его задуматься над продолжением своей никчёмной жизни. Он прикрывает глаза, вырисовывая под ними её портрет. Всегда бесподобна. Его две любимые косички на коротких иссиня-чёрных волосах. Одежда — всегда под стать грациозной и ослепительно элегантной, в нежных оттенках. Словно что-то пушистое и мягкое. Нежное… Как прикосновения её рук. Всегда изящных в своих движениях. Таких хрупких, словно фарфор. А её кожа мягка, как шёлк и также бела, словно только что выпавший снег. Она пахнет фисташками и какао. И он готов поклясться, что чувствует её, будь хоть она на другом конце города. Или он уже не может ничего чувствовать кроме неё? Он тихо хмыкает себе под нос. Всё это так красиво, что сердце просто напросто разбивается об стенки реальности. Песня доиграла. В плейлисте следующая, ну да подумаешь, её можно послушать и стоя за единственной оградой, которая разделяет его и Сену. Он снова блаженно прикрывает глаза и вспоминает её. Впервые он увидел это чудо сидевшей за партой с её верной подругой. Она улыбалась так ярко и солнечно, что сердце невольно пропустило один удар. Он буквально забыл как дышать, потому что её большие голубые глаза сияли ярче, чем тысячи звёзд над Парижем, а тепло и доброта, сочившиеся из неё, охватывали его всего с головы до ног. Улыбка спала с её лица, и она посмотрела на него удивлённо и изучающе, словно на диковинную игрушку. И тогда он вернулся в реальность. Где всё его окружение — это лишь люди, которым он нужен для личной выгоды. Вернулся в мир без смысла. А потом она улыбнулась вновь. Так чертовски нежно и искренне. Приветствуя его, а в глазах у неё действительно плясали озорные огоньки. Она видела его буквально насквозь. Табун мурашек пробежал по его спине, но это было до чёртиков приятно. После этого Маринетт Дюпен-Чен не выходила из его головы и стала яркой и мощно искрящейся вспышкой в его сознании. От неё нельзя было убежать. Он чувствовал как любовь в нём каждую минуту становится всё больше. И он боялся. Боялся этих новых чувств. И решив пресечь их на корню, парень отгородился от остальных с большей силой. Разве что разрешая пареньку Нино пристально смотреть на него и пытаться найти ответы на терзающие душу вопросы. После обычной, тускло-серой рутины ему выпала огромная возможность. Ну как возможность, скорее это совпадение. Он просто бежал от разъярённого Нино, и забежал в художественный класс. Она была там… Сидела за мольбертом, с перепачканным личиком, сведёнными бровями и с чуть высунутым кончиком языка. Её рука легко порхала над холстом, а глаза были наполнены какой-то трагической болью и в то же время они горели в восхищении. Чёрт… Сколько она ещё его будет пытать? Хлопок двери отвлёк девушку от занятия. Она слишком резко вздёрнула голову и устремила на него свой взгляд тёмно-синих глаз. Разве они только что не были кристально голубыми? И улыбнулась. Также искренне, как и всегда. Улыбнулась лишь так, как улыбается только ему. И от такой чести его буквально распирало изнутри, и он забывал как дышать. В ответ лишь полу-улыбка. И грубое «Здравствуй». Маринетт наклоняет голову набок и, чуть сощурив глаза, смотрит на него пристально, прожигающие. Ничего не говоря, манит к себе пальчиком и хитро так косит в сторону. В горле пересохло, а сердце начинает биться в два раза быстрей. Он подходит к ней тихо, словно кошка, ни смея потревожить эту идеальную тишину. — Мне нужен свежий взгляд. Тем более от профессионала. — она смотрела на него все это время, не прерывая контакт и лучезарно улыбаясь. — О-о, Дюпен, ты мне льстишь. — идиот, перестань заигрывать с ней. — Пожалуй, ты прав. Ну, так что скажешь? — она подмигнула ему и указала на картину. На холсте был нарисован он. Чёрт. Возьми. Он. Он сглотнул. И, кажется, она услышала, потому что в её глазах проскользнула грусть и улыбка на время исчезла с лица. Это была какая-то улочка Парижа, с различными кафе и магазинчиками на заднем фоне, с яркими вывесками, покачивающимися деревьями и фонарями, которые освещали всё вокруг и позволяли теням падать на его силуэт. Он стоял в пол оборота. На лице играла лёгкая, вечно обворожительная улыбка. А глаза буквально светились счастьем. Счастьем, которое никогда не присутствовало в его жизни. До встречи с ней. Он протянул руку и дотронулся до рисунка проведя пальцами по резким мазкам. —Это… это идеально. — он повернулся к ней и впервые за долгое время улыбнулся. Лёгкий румянец появился на её щёчках, и она кашлянула себе в кулачок. — Спасибо, я старалась. И я очень рада, что тебе понравилось. — Я заберу её? — он скорее поставил её перед фактом, нежели спросил. — Да, да. Конечно. — она хихикнула и положила ему руку на плечо.

***

Звук в наушниках затих. Ну вот. Опять. Это точно его жизнь? Может, он что-то спутал или спит вовсе. Если уж так, то пора бы и проснуться. Он перелез через ограду и схватился за неё покрепче. Промокший до нитки, он чувствует как что-то отвратительно липкое заполняет его изнутри. Срывая с себя капюшон, он поднимает голову, вверх подставляя лицо под тяжёлые капли дождя. Ему страшно. Ужасно страшно, но в то же время на душе какое-то омерзительно приятное спокойствие. Уже не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть. Её образ стоит перед ним. И она греет как яркое солнце. Нет! Он не готов. Не готов забыть её. А это вспышка воспоминаний давит на сердце ещё сильней.

***

Сидя в классе музыки за пианино, он смотрел на его чёрный глянец. Мысли распирали изнутри. И он всё жаждет взорваться от их обилия. Выжидает момент. По его расчётам в школе должны были остаться одни учителя. А они давно привыкли к этим маленьким представлениям. Играть он начинает слишком резко. Потому что на душе неспокойно. И всё, что он хочет, так это просто взорваться вместе с этим личным вулканом. Музыка получается слишком резкой. Слишком грубой. Он буквально сходит с ума от этого, потому что всё, что его тревожит, прямо сейчас, отпускает его с каждым яростным нажатием на клавиши. И в конце он чувствует, как его выворачивает от этой жизни. От самого себя. Слишком отвратительно. Он жмурится от этой боли, плечи опущены и чуть дрожат. Голова кажется настолько тяжелой, что невольно падает на пианино. Нужно держать себя в руках. У него нет чувств. Никаких, совершенно. Его глаза ещё закрыты, когда он вновь чует такой знакомый запах фисташек и какао. Он приподнимается, но открыть глаза так и не осмеливается. Чувствует, как рядом садятся и кладут ему голову на плечо. И лишь тогда он выдыхает спокойно. — Мне больше нравится, когда ты исполняешь менее злостные песни. — громкий вздох на весь класс. — Приношу дичайшие извинения за то, что не угодил вам.— выставить себя подонком перед ней, самый лучший вариант отгородиться. Она снова вздыхает и убирает голову. И он снова чувствует это напряжение. И чувствует холод на том месте, где раньше была девушка. Он снова всё испортил. Как и всегда. — Но знаешь, мне понравилось. Что-то новенькое и интригующие. — она обнимает его сзади, невесомо касаясь губами его скулы. Запускает пальцы волосы. И он сдаётся. Потому что его любовь к этому ангелу нельзя остановить. Любви в нём всё больше, и он хочет отдать все эти чувства ей без остатка. Разворачивается к ней и перехватывает её руки, нежно целуя каждый пальчик, тыльную сторону ладони. Шепчет что-то в безумии. Шепчет свою любовь. И она слышит. Тянет её на себя. Прижимает до невозможности близко. Утыкается в её шею и вдыхает её запах до головокружения. И вновь шепчет. — Я ужасен. Просто отвратителен. — он мотает головой из стороны в сторону, и его голос чуть дрожит. Но она слышала. Она всегда слышала. — Ты прекрасен.

***

Он вздрогнул от сигнала машины, проезжавшей мимо. Дождь настолько сильный, что дальше своего носа и не видно. Иначе его давно бы попытались вытащить. Он мотнул головой, и его волосы прилипли ко лбу. По пшеничным прядкам стекает вода. Он устал. От Натали, от Гориллы, от учителей, от учеников, от уроков, от дополнительных занятий, от друзей, от отца, от жизни. Просто устал. Пора с этим всем заканчивать. Рука тихонько соскальзывает с перекладины, бездвижно вися над рекой, как и он сам. Стоит отпустить вторую, и всё кончится. Но воспоминания о ней так просто не отпускают. Ему тяжело дышать. И кричать хочется на весь мир, на всю вселенную, от этой неизбежной боли.

***

— Эй, всё в порядке? — она появилась из неоткуда. Вся такая лучезарная, идеальная. Тревожный взгляд прожигал. А совесть из внутренней тюрьмы буквально орала о его идиотизме. — Отвяжись, Дюпен. — он скидывает её руку со своего плеча и презрительно смотрит. А она видит, как он врёт. И вновь улыбается. Тянется к нему за объятиями. Смотрит выжидающе и понимает, что он снова проиграл ей. Как и всегда. Она просто стоит на месте, раздвинув руки в стороны, чуть наклонив голову к левому плечу. Ждёт. Но он медлит, и ему кажется, что рано или поздно ей надоест ждать. И был не прав, сам это понимая. Резко сорваться с места, буквально влетая в неё. Сжать в объятьях до треска костей. Зарыться носом в мягкие волосы, вдохнуть любимый запах. И не отпускать. Никогда и ни за что. — Всё будет хорошо. — она крепче прижимается к нему и успокаивающе гладит по голове. — Ничего не будет в порядке, Мари.— он утыкается ей в висок и жмурится до боли в глазах. — Почему ты не позволяешь помочь тебе. — она невесомо целует его в щёку. — Потому что мне уже ничего не поможет.

***

Маринетт выбежала на улицу под проливной дождь в балетках, а это, что бы вы знали, неудобно. Но сейчас это не так важно. Она спешит, ей нужно торопиться. Так что все проблемы уходят на второй план. Она искала его целый день. В школе поймать его не удалось, поэтому она решила нагрянуть к нему домой. Брюнетка частенько здесь бывала, так что старший Агрест привык к ней и впускал в особняк без лишних вопросов. Она зашла к нему в комнату и по обыкновению бросила взгляд на диван. На нём было пусто, как и на кровати, и на втором этаже. Да и в душе было тихо. Она начала волноваться, а хмурое небо ситуацию не улучшало. Вдохнув воздух, в нос ей ударил знакомый запах одеколона. Этот запах всегда ассоциировался у неё с первой ночевкой в поместье Агреста.

***

— Я пойду тогда? — она выжидающе посмотрела на блондина. — Да, да. — парень опустил голову вниз — Хотя, нет. Ты… эм… можешь остаться? О-о, она готова поклясться, что никогда её внутренние чертёнки не ликовали, как в тот момент. Они провели всю ночь обнимаясь. Он уткнулся ей в шею, щекоча дыханием. Обнимая за талию, прижимая крепко. Вновь и вновь шептал слова любви.

***

В такие моменты Маринетт чувствовала, как счастье разливается по её венам, и понимала, что отдаст всё на свете за любовь этого парня. Брюнетка прошла в глубь комнаты и присела на пуфик стоявший напротив пианино. Она любила смотреть и слушать, как он играет, она любила танец его идеальных, длинных пальцев на клавишах инструмента. Она любила его. И ничего не могла с этим поделать. Она пыталась отдать всю себя без остатка. Маринетт помнит, как поначалу блондин отталкивал её. Не позволял даже подойти к нему или поздороваться. И она, честно сказать, даже не знала почему так происходит. Но это не помешало делать ей маленькие шажочки к неприступным стенам парня, потихоньку разрушая бетонные стены к его неприступному сердцу. Из мыслей её вырвал гром и начавшийся дождь. На душе такое отвратительное чувство. Она знает, что должно произойти что-то плохое. И сердце ускоряет свой темп. Нужно что-то делать. Как-то найти его. — Так, думай, Маринетт. Где он пропадает чаще всего. Хм. Лувр? Нет, это скорее моё любимое место. Может быть, наше кафе? — девушка нахмурилась и несильно надавила на глаза. Ей богу, это просто пытка.— Думай, думай, думай. Снова прогремел гром и сверкнула молния. От неожиданности брюнетка вскрикнула. И посмотрела на окно. — Где же ты? — из пустоты никто не ответил, и она закрыла лицо руками. Думать сложно, особенно когда волнение берёт верх над разумом. — Чёрт, ну точно же.— Маринетт схватила свою ветровку и выбежала на улицу. Она знает где он. И она найдёт его. Мост Пон-Нёф. Как ласково его называют парижане — Новый мост. И не важно, что ему около четырёх веков. Один из символов Парижа. Мост, вдохновляющий людей для создания произведений искусств. Для зарождения новых отношений, а может и разрыва отношений длиной в целую жизнь. Маринетт Дюпен-Чен бежала именно туда, спотыкаясь на каждом шагу, подскальзываясь, шлёпая по лужам, промокшая до нитки, но бежала. Если она не успеет, то прыгнет вслед за ним. Вбежав на мост, Маринетт остановилась пытаясь хоть что-то разглядеть и пытаясь восстановить дыхание. — Адриан? Адриан! — она буквально разрывала себе горло криком. Ответа не последовало. Ей пришлось бежать дальше, вдоль моста. Если она не найдёт его здесь, значит он на другой стороне. Это отнимет ещё больше времени. Если его не будет и там… — Б-р… Так, не думать о таком. Не. Думать.— она тряхнула головой и приложила ладошки к щекам горящим от бега. Его нет здесь. Нет. А мост слишком широкий. А времени слишком мало. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Девушка, чуть ли не падая, перебежала на другую сторону моста. Снова бежать и бежать. Ноги заплетаются, а сил уже не хватает. Горло болит от пронзительных криков. Дождь затекает во все возможные места, давя на грудь с большей силой. Падает, обдирая коленки и ладошки. Плачет, боится не успеть. Встаёт несмотря на боль. Бежит дальше и шепчет лишь его имя, как молитву. «Адриан, Адриан, Адриан». Глаза бегают. Пытаются найти силуэт. Страшно. До одури страшно. И хочется плакать с новой силой. Взахлёб, сдирая с себя кожу живьём. — Адриан? — прохрипела девушка, увидя силуэт. Это был он. Однозначно он. И она вновь зарыдала. Нашла. Она его нашла. Адриан готов поклясться, что слышал как его зовут. Но решил списать это на шум из песни. Пока не почувствовал, как к его руке прикасается что-то холодное. Он разворачивается слишком резко и светлые пряди бьют его по лицу, снова прилипая. Музыка в наушниках перестаёт играть окончательно. И он увидел Маринетт. Такую же промокшую, как и он. С красными глазами. — Адриан. Иди сюда. Ко мне. Пожалуйста. Иди ко мне. — она звала его притягивая за толстовку, пытаясь вытащить его на ровную поверхность. Он покорно перелез обратно на мост. Вытаскивая наушники из ушей и пряча в карман. Обводя свою любимую взглядом. В платье и ветровке. Колени разодраны, а из ран течёт кровь, стекая вместе с водой к её обуви. От него одни беды. Вот до чего он довел любовь всей его жизни. — Маринетт. Мне очень жаль.— он склонил голову, жмуря глаза. — Жаль. — тихо вторит ему. — Жаль? Тебе, чёрт возьми, жаль! Больной ублюдок.— она ударила его в грудь. — Я искала тебя весь грёбаный день. Ты хоть представляешь, как я волновалась? А? — она всё била его, и била. — И тебе просто жаль! Идиот. И-ди-от! Я собиралась уже за тобой сигануть. Я… я же жить без тебя не могу. Она снова сорвала голос. Уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала вновь. Громко, и так убийственно пронизывающий до костей. Воя, словно волк, на луну. Адриан мог вечно терпеть ругательства и побои в свою сторону. Но причинить боль ей... после такого даже в ад не пустят. И он заплакал, прижимая её близко к себе, буквально вдавливая в себя, поглаживая по голове и рыдая вместе с ней. Он знал. Знал, что нужен ей как воздух, как и она ему. Так почему же он всё равно пришел на этот чёртов мост? Стоял на этом чёртовом крае. Почему после возможности любить, он решился на весь этот кошмар, к которому ему не привыкать, но от которого он старался уберечь её? Нужно было понять раньше, что он — и есть её кошмар. — Адриан. Я всё знаю. — она подняла на него свои голубые глаза и вновь посмотрела своим пронизывающим насквозь взглядом. — Что? — его голос сел. То ли от холода и дождя. То ли от таких же громких рыданий. — Я знаю, что сегодня твой день рождения. Я знаю, что в этот день она умерла. Я знаю, что ты уже пытался «уйти». И я знаю, что ты проходил курс лечения. Я знаю, что тебя направили в коллеж, дабы вылечить твою депрессию. И я знаю, что тебе это не помогло. Но я хочу помочь. И я просто не могу видеть, как ты страдаешь. Поверь мне, я люблю тебя. Люблю больше жизни. И я умру вместе с тобой, если это и вправду случится, но сначала я буду пытаться спасти тебя, потому что ты достоин жизни, потому что она бы хотела того же. — Как ты узнала? Как? — он оттолкнул её, хватаясь за волосы и дёргая с силой. К нему залезли в душу, перерыли оставив беспорядок. Забрали что-то важное. — Твой отец. Он…— девушка запнулась, сглатывая подступивший к горлу ком. И пытаясь не заплакать вновь. — он написал мне вчера, предлагая встретиться и поговорить. Он мне рассказал, что у тебя праздник, и что, скорее всего, ты даже не собираешься праздновать. Сказал, что год назад умерла твоя мама, когда летела из другой страны на твой день рождения и разбилась. Сказал, что ты чуть не умер трижды, виня себя в гибели матери. Ещё он рассказал, что ты проходил курс лечения в какой-то больнице. — всё это время она стояла, рассматривая свои раны на ладонях. Маринетт не поднимала головы, но чувствовала, как её прожигает взгляд тёмно-зеленых глаз. Понимала, как это важно для него.— Но ещё, твой отец сказал мне, что я должна быть рядом с тобой. Он говорил, что ты стал более жизнерадостным после появления меня. И твой отец впервые за этот год может выдохнуть спокойно, потому что не боится доверить тебя мне. Он подлетел к ней как пуля. Хватая за руки. Сильно сжимая их. И тряся её с такой силой, что от неожиданности она пискнула и один раз громко стукнула зубами об зубы. — Откуда тебе знать, что ты поможешь мне. Откуда тебе, девочке из семьи, где всё прекрасно и все любят друг друга, можно знать, что такое настоящая боль. Откуда. Тебе. Знать. Она испугалась Адриана. Впервые. За всё это время она действительно его испугалась и вновь заплакала, всхлипывая безостановочно. — Я не знаю, Адриан. Я не знаю. Но я люблю тебя. Слышишь? Люблю тебя. А любовь должна помочь, разве нет? Это бред, что так говорят только в романах. Но любовь действительно может спасти. И я люблю. Я люблю тебя, Адриан Агрест. Если тебе нужны доказательства, я могу хоть сейчас сама спрыгнуть с этого моста. — она вырвалась из его хватки и бросилась к краю. — Дюпен, даже не смей творить этой ерунды. — он схватил её за талию, пока она перелезала через ограждение. — Отпусти меня.— она болтала ногами в воздухе, пока не почувствовала асфальт. Блондин грубо развернул её к себе и посмотрел в заплаканные глаза. — Мари. Я люблю тебя. Я ужасно сильно люблю тебя.— он прижал её к себе, сдавливая в объятиях, утыкаясь в изгиб шеи.— Я не готов терять тебя. Ты права. Слышишь. Только не смей больше так делать. Я чуть не умер. Маринетт высвободилась из объятий и положила руки ему на лицо. — Адриан Агрест, ты самый потрясающий идиот на свете. — Маринетт Дюпен-Чен, ты самая восхитительная девушка во всём мире. Она лучезарно улыбнулась. Улыбнулась так, как только умеет она. И потянулась к нему. Впервые за долгое время, с умиротворением в душе. Она поцеловала его. Нежно и легко. Чувствуя отдачу и такой настойчивый ответ. И поняла, что когда ты целуешься под дождём с человеком, ради которого пожертвуешь жизнью, то вода совершенно не ощущается на твой коже.