***
— Мы подъезжаем. — Не-е-ет. Тянет, утыкаясь лицом в руки. Ей страшно. Она боится не понравится его маме как и в прошлый раз. Хотя, она ее уже в принципе видела, и как бы немного знакома, но все равно, тогда была просто случайная встреча на улице, а тут официальное знакомство. Чуть дрожит от предстоящего, доставая из рюкзака расческу. Она должна, нет, обязана выглядеть идеально. Все-таки, его прошлые девушки были высокими (почти с него), женственными, нежными, красивыми, а тут она. Мелкая, не очень женственная, да и нежностью в чертах лица не особо отличается. Хотя, она очень милая, что тоже неплохо. — Успокойся. Тебя там не съедят. — А вдруг? Ну, не в прямом смысле. — Мариш, ничего плохого не случится, тебя примут, и вообще, будешь дочкой для мамы с папой, и сестрой для Геры. Хныкает, а потом чувствует, что машина остановилась. Резко поднимает голову, заметив то, что они припарковались рядом с двухэтажным домом, выпучивает глаза, отчаянно махая руками. — Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! Может, в машине посидим? — смотрит на него с мольбой в глазах, но его взгляд непреклонен. — Пошли. Издает унылый хнык, но послушно вылезает следом. Стоит, глядя на дом. Еще раз быстро расчесывается, закидывая расческу в рюкзак. Мажет губы гигиенической помадкой с запахом винограда, а потом закидывает рюкзачок себе на плечо, смотря на блондина. Он улыбается, ему нравится видеть ее эмоции, ее поведение. Он все смеется над ней, а она все больше хмурится. Ей страшно, а этот смеется. Она лишь опускает плечи. Он, все также улыбаясь, подходит к ней, обнимая за плечи. Она утыкается ему в плечо. Он поглаживает ее по волосам. Отдаляет ее от себя, смотря в ее медные глаза, которые она прячет. — Эй, ну, ты чего? — Я боюсь. По щеке быстро пробегает крупная прозрачная слезинка, падая вниз. Она хлюпает носом, так грустно смотря на него. — Не смей плакать, ты свой макияж испортишь. Я же тебя не на каторгу веду. Просто посидим за столом, тебя порасспрашивают, а позже, мы поедем домой, — прижимает к себе, уже и не зная, что сказать. Ему это все далось легче, а она стоит со слезами на глазах. — А если про работу спросят? Мне что ответить? — уже чуть бодрее спрашивает Марина. — Ответь правду. Я же полюбил тебя не из-за работы, не из-за денег, а тебя. Именно тебя. Я полюбил тебя, ту, что сейчас расплакалась из-за того, что боится знакомиться с моими родителями. Она улыбается на это, чуть опустив голову. Он приподнимает ее лицо пальцами, нежно прикасаясь к губам. Одной рукой обхватив ее талию, другой ее шею. Жмется ближе, чувствуя себя так в безопасности. — Давай, пудри носик и пойдем. Нечего тянуть. Боюсь, что нас Гера уже заметил, — он кивает на окно, откуда виднеется мордашка парня, а потом быстро исчезает. Она хихикает. Марина бодро кивает, залезая в рюкзачок. Вновь расчесывает волосы, вновь мажет губы гигиенической помадой, а потом быстро пудрит все лицо, чтобы цвет был более равномерным. Кидает все обратно, закидывает на плечо рюкзак, и берет его за руку, кивая. Он улыбается, нажимает на кнопочку на ключах от машины, блокируя ее, и ведет в дом.***
— Ну что, Глеб приехал? Что за девушка? — мама сразу же спрашивает, уже сидя за столом. — Приехали они, стоят около машины, целуются, — ехидничает Герман. — Девушка. Что за девушка? Мы ее знаем? Только не смей говорить, что это Алеся. — Я промолчу. Потом позовете, я наверх.***
Он заводит ее внутрь, чуть пропуская вперед. В доме тепло и вкусно пахнет. Они оба разуваются, а потом, Марина достав из рюкзака телефон, что всегда находился рядом, отдала Глебу, который повесил его на крючок. А после, также галантно снял с нее пальто. И только сейчас, когда он сам разделся, она замечает, что он в белой рубашке. Чуть удивленно вскидывает брови, но мгновенно принимает прежний вид. Глеб чуть наклоняет голову набок, задавая вопрос. Марина кивает, и, вздохнув, плетется вслед за ним на кухню. Все также страшно, но она мужественно держится, несмотря на то, что расплакаться хочется столь же сильно, как и пару минут назад. Слабая она. Она это и так знает, скрывать не будет. Марина сжимает его ладонь в своих пальчиках, мелко сотрясаясь. Глеб же, в этот момент заводит ее на кухню, широко улыбаясь. — Мам, пап, привет, — блондин только хочет ее чуть вперед выдвинуть, как она двумя руками вцепляется в него, выглядывая чуть позади. Он же, вырывает свою руку, за талию притягивая вперед. Она недовольна, он знает. — Знакомьтесь, Марина — моя девушка, а это моя мама — Елена Александровна, и мой папа — Геннадий Геннадьевич. — Можно просто Лена и Гена. Я уже говорила. Так приятно познакомиться с тобой, — женщина подлетает к ней, вырывая из рук Голубина-младшего. — Мне тоже, Лена… — чуть растерянно улыбается, мысленно прося помощи у Глеба. Он все прекрасно видит, но оставляет ее на растерзание матери. «Чертов говнюк! Ненавижу тебя, Голубин!» — в мыслях кричит и ругается на него, а на лице милая улыбка. — Присаживай, я поговорю с Глебом и приду, хорошо? — она подводит ее к диванчику, а после покидает, не дождавшись ответа. Сдувает с лица прядь волос, смотря туда. Они отходят, и мама обнимает его, отстраняясь. — Глеб, это точно ты? — тыкает пальцем ему в щеку, проверяя на то, настоящий ли он, Глеб широко улыбается, убирая ее руку от себя. — Я это, я. Что не так? — он смотрит на Марину, на то, как она чуть закрыто присаживается на край дивана, как оглядывает все. — Я видела ее еще очень давно. Года полтора назад, и ты представил ее как свою девушку, это первое. Второе, ты сейчас весь светишься и влюбленными глазами смотришь на нее, — кидает взгляд на девчонку, что ведет себя чуть зажато, стесняясь. Глеб же, чуть застыв, пялит на Марину. Оторвавшись, начинает смотреть в глаза своей матери. Нежная улыбка расходится по его лицу. — Я люблю ее, мам. Женщина в удивлении охает, а рядом с ними оказывается Геннадий. Берет под руку супругу, спрашивая, что случилось. Она продолжает хлопать глазами, а Глеб не вкуривает, что происходит. Он, вроде, еще когда Наташу с ней знакомил, говорил, что любит Мельникову. Так почему такая реакция на Марину? — Повтори, что ты сказал. — Я люблю ее, мам. Что не так? — Нет, я просто… В последний раз, я слышала от тебя такие искренние слова только в мою сторону, или, папы, допустим. Обычно к девушкам ты относился как-то пренебрежительно, а сейчас я вижу все и сама. Так странно. — Привыкай, мамуль. Ну что, за стол? — женщина кивает и Глеб подходит к Марине, и она сразу же вцепляется за него. Он, как будто ходячая безопасность для нее. Мягко улыбается, положив руку ей на талию. Отодвинув для нее стул, дает ей присесть, а после задвигает, увалившись на соседнее с ней место. Аккуратно кладет руку на ее коленку, пока мама пошла за Германом. Самый младший Голубин, уселся за соседней с ней стул, поприветствовав брата и ее. Она все еще чувствовала себя до жути неловко, неправильно, неуютно, несмотря на то, что сам дом был очень уютен. А Лена, тем временем, когда спускалась с лестницы, и, проходя мимо коридора, заметила там две почти одинаковые пары кроссовок. Вообще, в начале ноября в Москве уже холодно, поэтому это было странно. Дураки. Лена подходит к столу, занимая место напротив Германа и парочки, рядом со своим мужем. Гена разливает по стаканам шампанское, на что они чокаются. С лица Марины не сходит смущенная улыбка, а глаза все время возвращаются вниз, в тарелку с едой. — Мам, а вы почему тут? Вроде как на три месяца собирались уезжать… — так растерянно говорит, бегая зелеными глазами по лицам своих родителей. — Ну, сначала мы правда собирались на три месяца, но, спустя месяц, стало до ужаса скучно. Мы решили вернуться на два месяца пораньше, — женщина легко смеется, чуть откинув голову. Марина про себя подмечает, что Глеб и Герман невероятно похожи на свою мать. — Что мы о нас? Я не за этим вас звала. Почему вы только сейчас пришли? Я же звала еще с месяц назад вас. — Мы немного поругались, — тупит глаза вниз, понимая, насколько ей стыдно за произошедшее. Покрепче ухватывает Глеба за руку, что до сих пор лежала на ее колене. Глеб чуть хмурится, вспоминая ту ситуацию в середине сентября, а потом на его лице вновь появляется легкая улыбка. — Кто виноват? — женщина красноречиво смотрит на старшего сына, ожидая, что он, как и всегда скинет всю вину на девушку. На Лесю всегда скидывал, не стесняясь самой Кафельниковой. — Я виноват. Но, опустим ту неприятную ситуацию. Его мама с папой лишь чуть удивленно приподняли брови, но в мгновенье приняли прежний вид. Сколько всяких удивлений еще предстоит узнать его родителям — никто не знает. — Хорошо. Марина, а ты где-то учишься? Или, возможно, работаешь? — женщина вежливо спрашивает у нее, накалывая на вилку кусочек картошки. — Я учусь в десятом классе, — она повторяет за его мамой, отправляя в рот кусочек ужина. — О. Интересно. На кого поступать хочешь? — У меня много задумок. На журналиста, наверно. Или, возможно на режиссера. Или, может быть даже на сценариста. Скорее всего все-таки на журналиста, — она улыбается, глядя на Лену. Она же, чуть гордо кивает, выражая какую-никакую поддержку девушке. — Вот видишь Герман, не то, что ты. Никаких планов на будущее. Парень забавно цокает, поправляя свои столь же блондинистые волосы. Лишь Геннадий устало пялился в экран своего телефона, не замечая ничего. Он, как и раньше был против того, что Глеб стал рэпером, так и не видел ничего хорошего в его новой девушке. Не она первая, не она последняя. Бросает на нее взгляд. По-детски мило краснеет, теребит смятую салфетку в руках, а Глеб как всегда положил руку на ее колено. Он всегда так делает, ничего необычного. А вот в ее волнении была какая-то своя фишка, выглядело это довольно привлекательно. Еще пару секунд пялясь на нее, он бросил это дело. Слишком обычная. Алеся хоть с характером была, но не нравилась ему. К этой он отнесся никак. Ужин проходил в относительном спокойствии. Лена и Марина все о чем-то разговаривали, и по мере этого, она говорила и вела себя все менее сжато. Начинала привыкать к окружающей ее обстановке. Глеб иногда вставлял несколько своих слов, но потом все с таким же взглядом, пялился на Марину. Сам Герман тоже не упустил возможности посмотреть на нее, как и родители. Длинные шоколадные волосы, завязанные в маленький хвостик, смотрелись довольно привлекательно. Глаза, вроде карего цвета, были обычными, но с каким-то блеском. В самом светло-розовом платье, как он понял по ее сконфуженным движениям, ей было неудобно, а кофта прикрывала тонкие руки. — Ты чего? — в тот момент, пока Лена решила убрать пустую грязную посуду в раковину, перед этим отказавшись от помощи Марины, Глеб смотрел на ее опущенные плечи. — Жарко. — Сними кофту, — спокойно, не понимая того, почему она этого ранее не сделала, сказал парень. А позже, по ее мелкому кивку на левую руку, до него дошло. — Ну, ты, конечно, вообще. Снимай, мама ничего такого не скажет про твою маленькую татуировку. Герман прислушался к их разговору. Интересно же. — Тату? Покажи, — пользуется фирменной улыбкой, стараясь обворожить ее. Глеб помогает ей стянуть черную кофточку, а потом Марина, немного растерев запястье левой руки, протягивает парню, который замечает там лишь небольшое черное сердечко. Тянется потрогать, ведь ему самому родители до восемнадцати запретили делать тату, как она дергается от его холодных пальцев, убрав руку вниз и положив на руку Глеба. Что ж, флирт оказался не совсем удачным. Лена несет поднос, расставляя кружки каждому, а следом тарелочку с конфетками и другую с печеньем. Марина искренне улыбается блондинке, выудив из пиалы конфету с вишней. Один из ее любимых вкусов, между прочим. Но мяту все равно не превзойдет. После того как чай выпит, а Марина, настоявшая все-таки на своей помощи, помыла посуду, она и Глеб собираются домой. В конце концов, на улице уже темно, а на часах чуть больше одиннадцати. — Может, вы останетесь? Твоя комната, Глеб, все также свободна, — она кивает наверх, останавливая их. Марина бегает глазами по помещению, а потом смотрит на Глеба, ища в его лице помощь. Она согласна, если он согласен. — Хорошо, мам. Тогда мы пойдем наверх и спать? — Конечно. Они поднимаются наверх, а Марина с удивлением разглядывает все. Какие-то картины, несколько фотографий, и пару дверей. Глеб ведет ее в белую дверь, так завороженно открывая. Обвешанные плакатами разных групп стены, пара фотографий над столом, где он один, с друзьями, и с какой-то девушкой, которую Кондратьева так и не сумела рассмотреть, бегая глазами по остальным предметам. В нос бросается запах пыли, но тут относительно чисто. И даже белье чистое. — Я не ожидал, что мама решится зайти сюда и убрать весь этот погром, - плюхается на кровать, приглашая ее к себе. Марина отнекивается, и упрямо идет к фотографиям, разглядывая их чуть ближе. Глеб один, улыбается, на другой смеется вместе с Сашей Отисом, а на третьей… — Блять, это Кищук что ли? — так удивленно таращится на фотку, замечая на ней шатенку, что прижимала за голову Глеба к себе. Нет, она не ревновала, только если чуточку. — Этой фотке лет десять что ли? — Не угадала. Восемь, — снимает ее, положив изображением вниз на стол. — Верни, это же память, это твоя комната, в которой все выглядит как в шестнадцать, — хочет взять, но он легонько бьет ее по рукам. — Пусть лежит так. В ванную пойдешь? — обнимает ее за талию, стоя совсем рядом. — У меня одежды нет, я платье все сомну, — опускает глаза. Как же неудобно быть не в своей квартире, и даже не в квартире Глеба, а дома у его родителей. — Сейчас найдем что-нибудь. Твердо кивает, убирая с нее руки. Идет к не сильно большому шкафу, открывая его. Вещи блондина лежат ровными стопочками, от них пахнет кондиционером с лавандой. А вот на вешалках висят женские вещи. Наверно, тоже постиранные. Перебирает, замечая там какую-то ночнушку. Вытаскивает ее, показывая Марине. — М? — она категорично смотрит, чуть приподняв бровь. Он же не серьезно? Она не наденет вещь его бывшей (бывшей три раза назад) девушки. — Ладно, я понял. Тогда, я думаю, моя длинная футболка подойдет? Марина утвердительно кивает, и в ее руки попадает ярко-оранжевая футболка. Она берет ее, и после того как Глеб показывает нахождение ванной, идет туда. Моется совсем недолго, быстро сполоснувшись. Вылезает, натягивая на почти нагое тело его яркую футболку. Как неловко же ходить лишь в ней. Несмотря на то, что она пыталась почти полностью высушить волосы, у нее не очень получилось, оттого они вились в мелкие кудряшки на концах. Приоткрывает дверь, повесив на руку свою одежду и полотенце. Оглядывается, вроде бы не замечая никого. Выходит, как в ее поле зрения появляется Герман. Ну что за подстава? Она, потянула футболку ниже рукой, быстро пробегая мимо него в комнату к его брату, чуть ли не ударив по его лицу длинным пушистым хвостиком волос. Он лишь пошловато улыбается, но держит курс также в ванную, преспокойно заходя в нее. Марина, залетев в комнату, чуть сползает вниз, покрываясь ярким румянцем. Глеб, приподняв бровь, в изумлении смотрит на нее. — Что такое? — Меня видел Герман, — со всем своим стыдом сознается ему в происшествии. — А еще, я, по-моему, заехала хвостом ему по лицу. — Про то, что заехала, забудь, так ему и надо. Да и футболка достаточно длинная, чтобы тебя в ней кто-то видел, — так спокойно говорит об этом, будто так и должно быть. А ведь футболка лишь на ладонь ниже трусиков. — Недостаточно! Яро отрицает, аккуратно вешая вещи на стул, а после залезает к нему в постель, недовольно обняв его одной рукой и положив голову на его оголенную грудь. — Все, спокойно, — гладит ее по голове, укрывая одеялом. — Ложись спать. Она согласно кивает и уже спустя некоторое время спит, в то время как Глеб обдумывает ее сегодняшнее поведение сегодня. То волнуется, чуть ли не рыдая, потом все оставшееся время мило беседовала с его матерью, а теперь, по ее словам, оказалась почти голой перед его братом, что лишь на год старшее нее, и, почти заехав хвостом ему по лицу. Ну, Герман заслужил, в конце концов не надо было флиртовать с его девушкой. По-крайней мере пытаться. Обдумывая все это, он уснул, прижимая во сне к себе любимую за талию. Вдыхая запах ее волос, что даже после душа не смылся. Марина еще завтра накраснеется, когда папа решит поинтересоваться ею. А пока можно спокойно спать.