«Вот же чёртова баба!» — в сердцах ругнулся Эурон, добавив парочку бранных слов в адрес жены. Стукнул кулаком в дверь, однако, ответом ему было молчание. Лишь где-то в глубине квартиры надрывался ребёнок. Дочка, похоже, испугалась их ссоры и теперь вопила как пожарная сирена. «Какой же звонкий у малышки голос! Видно, будет певицей», — подумал он между делом.
Эурон прислонился к стене и закурил. Едкое облако табачного дыма повисло в воздухе. Он успел уже немного остыть, а Вероника, раз уж сорвалась с цепи, то угомонится ещё не скоро. Ох, иногда он скучал по первой жене. Та всё же отходила быстрее и посуду не била. Впрочем, не только посуду. Эурон приложил ладонь к горящей щеке. «Вот ведь зараза!» Раньше его это заводило. Все эти скандалы казались лишь элементом игры. Ухмыльнулся, разглядывая разрисованные стены подъезда. Раньше он бы перехватил её тонкие птичьи запястья и прижал к стене, наградил жарким поцелуем. А после… Что ж, кухонный стол оказался сделан на совесть, даже не шатался. Лишь опрокинутая сахарница, очутившись на полу, треснула, смущённая их пылкими объятьями.
Однако, то было раньше. Сегодня Эурон вовсе не желал уступать и, уж тем более, извиняться. Он замаялся на этой проклятой работе, вкалывал как вол, чтобы обеспечить семью всем необходимым. А взамен никакой благодарности. Надо же, пришёл домой подшофе! Раз-другой. Он ведь просто устал, а Вероника совсем не желала его понять. От её криков раскалывалась голова по вечерам. А ночью вопила маленькая принцесса Аманда. Да ещё и на работе этот усатый старый чёрт орал на него каждое утро. Хренов капитан ржавой баржи! Его посудина годилась лишь на то, чтобы перевозить грузы на противоположный берег Темзы. А он возомнил себя настоящим морским волком: ходил с важным видом по палубе, заложив руки за спину, и исследовал трюмы на предмет нарушений в погрузке тюков с зерном. Красовался в своём сине-белом кителе, подмигивая проходящим по набережной красоткам.
Как же хотелось запихнуть проклятую трубку ему в глотку и разукрасить кулаками его красную рожу! Но Эурон терпел ради жены и дочки. Улыбался и говорил: «Да сэр, так точно сэр. Будет сделано, капитан».
Внизу ухнул лифт, и вскоре раздались торопливые шаги в холле первого этажа. Скрипуче пропела входная дверь, и вновь наступила гулкая тишина панельного дома.
Затоптав окурок на лестнице, Эурон вновь стукнул в дверь. Не стал трезвонить, потому как не хотел разбудить ребёнка. В это время у дочки тихий час, и наверняка Вероника её уже уложила.
«Открывай, дура! Куртку хоть отдай!» — обратился он к жене через дверь. «Наверняка ведь слышит всё, стерва!» — подумал, зябко передёрнув плечами. На дворе всё-таки зима, а он тут прохлаждается, словно отпускник в одной фланелевой рубашке, да грязной замасленной робе. И да, сегодня он едва не оглох от воплей капитана, когда опрокинул пару бутылок с маслом. В деревянном ящике рейка отставала, а Эурон этого не заметил. Жаль, что старый чёрт не поскользнулся — вот была бы потеха, если бы он барахтался на палубе как ленивый морж на солнцепёке. Сдаётся, никто бы не подал ему руки. А уж с таким толстым брюхом он точно поднялся бы не сразу.
Дверь отворилась, и Вероника соизволила вытащиться наружу. Стройная, аппетитная фигура, словно изящная гитарная дека. Пухлые губы кривятся в брезгливой гримасе.
— Не смей больше появляться в таком виде, — цедит она сквозь зубы.
Эурон аккуратно хватает её холёные руки и толкает внутрь.
— Побеседуем дома, дорогая, — едко бросает он. Если думает, что может вертеть им как мальчишкой — вот уж дудки!
Хлопнула входная дверь — жене пришлось подчиниться. Пару минут они испепеляют друг друга взглядами, не говоря ни слова.
— Мне это надоело! Когда я выходила за тебя — не думала, что ты алкоголик, — нервно встряхнув головой, Вероника заправила за ухо тёмную прядь. Гордо вскинула острый подбородок, сложив на груди руки. Вроде как ты мне не чета.
— Ах, вот как! Ясно, дорогая. Ну, ты же у нас уточнённая особа. Пять языков знаешь, пишешь кандидатскую. Куда уж мне, алкашу необразованному, до такой королевы. Простите великодушно, — Эурон демонстративно раскланялся.
— Можно подумать, тебе кто-то не давал учиться, — Вероника вновь тряхнула головой, выдавая своё раздражение. Переступила длинными ногами, едва прикрытыми коротким шёлковым халатом.
— Были дела поважнее, — хмуро бросил Эурон.
— У тебя всегда одни отговорки, — фыркнула Вероника, скучающе разглядывая сделанный только сегодня маникюр.
— Да, знаешь ли, дорогая, — напирая на обращение, сказал Эурон, — Пока ты там «образовывалась», кто-то должен был работать.
— Но я не про это! — её тонкий голос сорвался на звонкую ноту. — Ты постоянно приходишь домой пьяным! Это просто невыносимо, Эурон!
— На работе устаю. Но ты же не знаешь, что это такое, — Эурон окинул презрительным взглядом молодую ухоженную жену.
Помнится, когда они познакомились, Вероника как раз заканчивала университет. А дальше с головой решила уйти в науку. Он не был против и даже сам предложил ей забросить работу в переводческом агентстве, чтобы больше уделять внимания учёбе. Потом ребёнок родился, и ей нашлось, чем заняться вместо работы. Эурон всё прекрасно понимал, но терпеть не мог, когда обесценивали его труды. А в последнее время и вовсе пришёл к выводу, что жена его раздражает своей скандальностью и надменностью.
— Разрешите, Величество, — отодвинул с дороги Веронику и шагнул в комнату.
— Ты же сказал, что только куртку заберёшь?! — визгнула она за спиной.
— Не голоси! Переоденусь и уйду, — оборвал Эурон.
Скинув у порога грязные рабочие ботинки, прошёл вглубь помещения. Остановился у детской кроватки и заглянул внутрь. Дочка мирно сопела, закинув крохотные кулачки за голову. Длинные чёрные ресницы едва заметно подрагивали, и она смешно морщила курносый нос, тонкие чётко-очерченные губы сложились в полуулыбку, похоже, ей снится что-то забавное. Пухлые щёки с лёгким розовым румянцем, белоснежная кожа и тёмные, как ночь, волосы. Настоящая принцесса — Белоснежка. Он нежно провёл ладонью по детской щёчке, и, наклонившись, поцеловал свою принцессу в лоб. «Спи крепко, Аманда. Пусть тебе снятся сладкие сны», — произнёс шёпотом. Имя дочке выбирал сам — славное и тёплое. Взглянув последний раз на свою маленькую принцессу, Эурон не стал больше медлить, быстро переоделся и кивнул жене с холодной улыбкой.
— Не прощаюсь.
— Имей в виду, если ты собираешься провести всю ночь в баре, то утром можешь не возвращаться, — провозгласила Вероника. Но в голосе её проскользнули нотки неуверенности. Да, они часто ссорились, хлопали дверями порой. Но всё же не так холодно. Возможно, у неё и мелькнула мысль, что в этот раз стоит первой пойти на примирение, но гордость встала на пути у извинений. Сохраняя невозмутимое выражение лица, она наблюдала, как он обувается в коридоре.
Не потрудившись застегнуть подбитую мехом кожанку, Эурон хлопнул дверью. Он невообразимо устал от этой рутины и ежевечерних скандалов. Настолько вымотался, что примирение и вовсе не входило в планы. Кажется, мать была права, когда в очередной раз причитала, что он бросает все дела на полпути. Пусть так, но Эурон не готов был тратить свою жизнь на юридический колледж, муторную тяжёлую работу или же опостылевшую супругу. К чёрту всё это! Жизнь одна и прожить её надо так, чтобы было, что вспомнить в старости. Счастье эфемерно, так же как и удача, однако, стоит всё же идти ему навстречу, а не бежать прочь.
Мягкий свет фонарей рассеивал поздний вечер, на улице было свежо и морозно. Снег крупными хлопьями падал с неба, укрывая машины, застывшие на парковке торгового центра. До Рождества оставалось всего неделя, и Эурон собирался разрешить все накопившиеся проблемы в этом году. Новый год — новая жизнь.
Конечно, первым делом завалился в ближайший паб. Виски неплохо лечит душевные раны, и в этом он успел убедиться на собственном опыте. Гулять, так гулять! Тускло-жёлтый рассвет приветствовал на выходе из паба, уже другого, того, где трое соперников по бильярдному столу остались обобраны до нитки. День определённо начался удачно. Выходные Эурон провёл в компании старых приятелей за карточным столом. И опять ему повезло. Жаль только, что притормозить вовремя не сумел и почти весь выигрыш продул в финальной партии.
Утро понедельника оказалось серым и хмурым. Эурон проснулся на диване, и едва разлепив веки, узрел над собой кислую мину старшего брата.
— Твою ж мать, Виктарион, твоей постной рожей можно в гроб загнать! — попытался сесть, но тут же опустился обратно, схватившись за голову.
— Ты мне сам позвонил вчера, если помнишь, конечно. Просил забрать. Сказал, что просадил все деньги в карты, и у тебя даже на метро не осталось, — хмуро оповестил Виктарион, суровой тенью нависнув над ним.
— Жаль… — прикрыв глаза, протянул Эурон. Впрочем, имел в виду он не только проигрыш, а ещё и то, что не выбрал другого брата. Бейлон, по крайней мере, не корчит из себя святошу.
— Ты разбудил меня посреди ночи! Заставил колесить по городу, как таксиста, потому что, видите ли, перепутал адрес, — вновь бухтел Виктарион. — Я спал два часа, а у меня сегодня полно работы!
— Уймись, — Эурон осторожно поднялся и, поморщившись, вновь схватился за голову. Вышел в прихожую и нашарил во внутреннем кармане фляжку. Пара глотков огненной воды поможет поправить здоровье, к тому же в холодильнике у брата наверняка отыщется пиво, ибо сам-то он тоже не без греха. Не пьёт, когда работает, а в выходные… Отыскав в бумажнике несколько мелких купюр, Эурон вернулся в гостиную.
— Это тебе за труды, братец, — кинул банкноты на кофейный столик.
Виктарион поперхнулся воздухом от такого широкого жеста.
— Ты вообще повзрослеешь когда-нибудь? Это не смешно, Эурон, — покачал головой старший брат.
— А, по-моему, очень. Просто у тебя нет чувства юмора.
Брат, как видно, шутки не оценил, перешёл на свою излюбленную тему и пробормотал что-то о том, что он впустую тратит свою жизнь. Виктарион считал себя деловым человеком, который может раздавать советы направо и налево. Но почему-то никогда не задумывался, что его нравоучения всем побоку.
— Хватит корчить из себя бизнесмена, братец. Ты всего лишь стрижёшь овец. И мы оба об этом знаем, — решил сбить с него спесь Эурон.
Брат наградил его суровым взглядом, способным заморозить всё Северное море от края до края.
Завтрак в кругу близких родственников прошёл в трагическом молчании. Видимо, им снова все были недовольны. После, когда племянники отправились в школу, Виктарион вышел во двор и занялся своими «важными» делами, а его супруга хлопотала по дому; наступил момент триумфа для его старой матушки.
Не сказать, чтобы Эурон часто наведывался в гости, но, похоже, память у старушки была отменная, и она припомнила все его прошлые грехи.
«Что ты делаешь со своей жизнью, сынок? Тебе скоро тридцать, а ты до сих пор не знаешь, чем хочешь заниматься. Пьянство и карточные долги до добра не доведут». И далее в том же духе. Ему оставалось лишь кивать с вежливой улыбкой, прихлёбывая чай. С матушкой спорить, что таранить железные ворота. В конце концов, её словарный запас иссяк и, кутаясь в тёплую шаль, она опустилась в кресло-качалку. Эурон распрощался и поцеловал мать в сморщенную щёку. Заверил, конечно же, что у него всё под контролем.
Вышел во двор и закурил. Утренние нотации как нельзя лучше подкрепили принятое им накануне решение. Эурон окликнул брата, который колол дрова у поленницы. Неторопливым шагом направился к нему.
— Не одолжишь денег, братец? Домой надо добираться, а в кармане пусто, — пояснил он.
— Разумеется, — не слишком довольно отозвался Виктарион. В серых глазах мелькнула досада. — Можешь не отдавать, — добавил, воткнув топор в чурбак.
— Да я и не собирался. Мы же родня, ну! Какие долги, — весело произнёс Эурон и хлопнул брата по плечу. — До вокзала не подбросишь, раз уж сам завёз меня в эту глушь?
Виктарион хотел возразить, однако, поджав губы, решил промолчать. Меньше времени уйдёт на споры. Тем более, всё-таки привык заботиться о младшем брате, хоть тот порой втравливал его в неприятности и умел довести до белого каления как никто другой.
— Хорошо, — согласился он, глядя на довольную ухмылку, что расцвела на лице Эурона.
****
Стоя на палубе с унылым видом, Эурон качал головой в такт осудительной речи старика-капитана.
— Мало того, что пришёл к обеду, так ещё и разит как от винной бочки! Можешь домой отправляться. Я у тебя вычту из зарплаты за прогул, — вынув трубку изо рта, гаркнул мистер Беккер.
— Чёрта с два, Фрэнк! Я сам ухожу, — весёлым тоном, оповестил Эурон.
— Но… Самый сезон. Где я найду рабочего перед праздниками?.. — оторопел старик.
— Меня не волнует. Расчёт и прощай, — заявил Эурон. Он бы триумфально подбросил шапку в воздух, да её не было.
Капитан ещё что-то бормотал, и даже, скрепя сердце, обещал сделать надбавку за праздники, но Эурону было наплевать. Он два года мечтал об этом дне. Да, собственно, с первой рабочей недели на проклятом сухогрузе, представлял, как уволится. Но надо было кормить семью. Ради них и страдал. И жену целый год терпел ту, которую давно уже не любил. А любил ли вообще, тоже вопрос. Вот так полгода бурного романа, а потом ребёнок и вся эта кабала. Нет уж, он слишком любит свободу, чтобы заковать себя в кандалы рутины. В чём-то его средний брат всё же прав: нет смысла тратить свою жизнь понапрасну и заниматься тем, что ненавидишь.
Тем же вечером Эурон появился дома. Сообщил жене о своём решении разойтись по разным берегам. Скандал был грандиозным, посуду Вероника перебила всю, а потом переключилась на подарки, что он когда-либо ей дарил. Ваза, к примеру, разлетелась цветными осколками по всей кухне. Однако, золотую цепочку жена оставила при себе. Сдаётся, ваза никогда ей не нравилась.
Кажется, за диким огнём её страсти он попросту не разглядел обыкновенную истеричку и злобную стерву. Когда соседи поднялись во второй раз, чтобы выразить своё недовольство их громкой ссорой и тем, что они мешают порядочным людям отдыхать после трудового дня, Эурон решил, что пора бы прекратить весь этот спектакль.
Вещи собрал быстро: самое необходимое умещалось в дорожной сумке. А после оглянулся, прощаясь со старым домом. Воспоминаний оказалось немало, но всё же на душе было легко. Верно, он просто не создан для семьи и всей этой бытовой рутины. Вольный ветер не упрятать в клетку. Эурон улыбнулся и подхватил на руки дочку, которая, сидя на ковре, смотрела мультики. Она тут же громко запротестовала, когда её отвлекли от телевизора.
— Не плачь, принцесса, сейчас вернёшься к своим мультяшкам, — ласково проговорил Эурон, качая дочку на руках. — Обещаю, что мы скоро увидимся, — улыбнулся и прижал её к себе, провёл рукой по тёмной макушке. От дочки пахло молоком и клубничным детским шампунем. Эурон закрыл глаза на минуту, а после поставил дочку на пол.
Казалось, она родилась совсем недавно, а на самом деле три месяца назад исполнился год.
— Пока, принцесса, — махнул рукой.
Дочка медленно скопировала его жест, а потом шагнула к нему.
— Папа! — требовательным тоном произнесла она. Наверное, не хотела, чтобы он уходил. Хотя, вряд ли понимала, что прощается.
В синих глазах маленькой принцессы заблестели слезинки, а пару секунд спустя, комнату огласил громогласный рёв.
— Я скоро вернусь, Аманда, — Эурон присел на корточки и прижал дочку к себе.
Тут же подоспела будущая бывшая жена и с немалым трудом отвлекала Аманду яркими игрушками.
— Уходи быстрее, пока она не видит, — торопливым шёпотом сказала Вероника. — А то мне придётся её полчаса успокаивать, — она уже успела смыть разводы туши вокруг глаз и снова выглядела по-королевски уверенно и холодно.
Эурон не стал спорить, подхватил сумку и развернулся к двери. Надо уметь прощаться с теми, с кем разошлись жизненные пути.
****
Рождество застало его в Берлине. Празднично-ярком, в отличие от родного хмурого Лондона. Улицы сияли огнями гирлянд, на площадях галдели ярмарки, а в узких проулках, среди маленьких пряничных домиков скрывалось множество уютных кафе. Именно здесь у запоздалого путника появлялась возможность насладиться кружкой горячего шоколада или терпкого бодрящего глинтвейна с ароматом корицы и гвоздики.
Зима была мягкой, нежной, вовсе не такой как на родине с её пронизывающими ветрами. Свежевыпавший снег укрывал парковые скамьи и тротуары, будто тонкий слой сахарной пудры на шоколадном торте. Суровые величественные кирхи замерли, словно стражи — защитники города. Зима не обошла вниманием и их, подарила снежные шапки островерхим крышам. Одну из таких церквей Эурон решил посетить в канун Рождества. И пусть она была лютеранской, а не католической, но ему просто стало любопытно. Внутри было красиво: потолки с лепниной, витражи, огромное пространство. Чувствовалось какое-то величие. Он пришёл ближе к концу службы, хотел послушать орган. В маленькой деревенской часовне, куда их в детстве водили дед с бабкой и мать, его, конечно, не было. А став взрослым, Эурон уже позабыл, когда забредал в церковь.
Звуки органа казались завораживающими, предвещающими что-то грандиозное. Да и само действо походило на волшебство, после окончания службы Эурон даже кинул пару монет в ящик для подаяний. Сегодня на душе было легко, как никогда. Выйдя из церкви на свежий морозный воздух, позвонил родне, чтобы поздравить с наступающими праздниками. Скорее всего, в этом году по традиции все собрались у Виктариона и, переругиваясь, готовятся к Рождеству. Наверное, наряжают ёлку и готовят праздничный ужин. Эурон остановился на ярмарочной площади, закончив свой разговор с родственниками. Неважно, что его решения никто из них не одобрил. Самое главное, что сам он был уверен в правильности своего выбора. Работа фотографа на праздниках пришлась по душе куда больше, чем тяжёлый труд портового грузчика. До механика он так и не доучился.
Эурон невольно залюбовался мигающей разноцветными огнями каруселью, что располагалась прямо посреди площади, дети живо занимали места: кто на лошадь, кто в карету, а после громко смеялись, когда карусель начинала свой ход. Он улыбнулся, поглядев на них. Здесь было так красиво! Стоит привезти сюда Аманду на Рождество. Конечно, не в следующем году, а чуть позже, когда подрастёт. А заодно и старшую дочь Сандру, тем более она ещё не знакома с младшей сестрой.
Приподняв рукав куртки, взглянул на часы и быстрым шагом пересёк площадь, остановился у магазинчика на углу. Здесь Эурон договорился встретиться со своей новой пассией. Познакомились пару дней назад на ярмарке. Он фотографировал детишек с оленем и Сантой, а она продавала с лотка яблоки в карамели и лакричные леденцы.
— Угадай кто? — тёплые ладошки закрыли ему глаза, и сзади раздался звонкий смех.
Эурон сначала принялся дурачиться, называя все подряд имена, а девушка живо поддерживала его затею. Наигранно обижалась и фыркала.
— Ирма, — сказал он, в конце концов, а после перехватил её ладони и прижал к губам. Развернулся и поймал в объятья.
— Угадал, — девушка потянулась к нему, чтобы наградить поцелуем. Тёплая, нежная, искренняя. Кажется, он снова был влюблён.
Звёзды мерцали над вечерним городом, а карусель снова кружилась в неторопливом вальсе. Иногда, чтобы выбрать правильный путь, надо изведать и все другие. Никогда не знаешь, какой из них окажется верным, но это всё же лучше, чем бесконечно кружиться на карусели.
