Щелкунчик

Новый год всегда и для всех – особенный праздник, ночь, когда сбываются мечты, исполняются самые заветные желания, и в чудо начинают верить даже взрослые. Все ждут с нетерпением елку, гирлянду, яркие стеклянные шарики. Я не знаю никого, кто боялся бы наступления новогодней ночи до дрожи. До крика, рвущегося изнутри. Я стараюсь изо всех сил, плотно смыкая губы и жмуря глаза почти до боли. Но в уши вбивается тихий шелест – скорый вестник сумасшествия. В конце концов рот безвольно распахивается, и изнутри, нарастая, вырывается не крик, а практически вой. И я больше не чувствую своего тела, у меня больше нет рук, лица, мыслей. Я снова теряю способность чувствовать, думать, двигаться. И просто застываю. Ненавижу Новый год. Он сбивает с моих волос корону, явно наслаждаясь своим превосходством. Конечно, ведь наконец-то король повержен, и сколько бы времени не прошло, это будет его единственным желанием. Мы оба были малышами. Я же помню. Мы… Были… Детьми. А теперь ненавидим друг друга. И он мертв. А я схожу с ума. Мы вырастаем по разные стороны грани добра и зла. Его жестокость и злоба, против моего воспитания и великодушия. Принц и Мышиный Король, встречаясь в реальности становятся кем-то иным. Мы просто меняемся местами в какой-то момент. -Ты все еще бесчувственная деревяшка, - проносится обжигающий шепот вдоль всего моего тела, - Хотя страх… Ты весь будто живешь им. Трусливый, беспомощный маленький Принц. Я бездвижен под взглядом серых глаз. Его корона, в отличии от моей, все еще на месте. Черный метал, против золота. Уверенный, насмешливый взгляд серых глаз, против моего – испуганного, загнанного. Это заранее проигранный бой. Я просто хочу, чтобы это быстрее закончилось, видение исчезло, а тело бы вспомнило как дышать. -Ты ведь все еще чувствуешь вину, не правда ли? – длинные пальцы касаются подбородка, - Я знаю, ты не спишь по ночам, беспокоя свою прекрасную Принцессу. Глупышка, она ведь даже не догадывается… И ты не собираешься рассказывать ей наши секреты, правда? Я поспешно киваю, не то чтобы соглашаясь, а скорее пытаясь уйти от прикосновения. Смеется. Видит меня насквозь, как это и было всегда. Преодолевая страх вглядываюсь в закутанную в черный плащ фигуру. Раньше его любимым цветом был Серый. Но краски сгущаются. А изменения, происходящие с нами необратимы. Чувствую ли я себя виноватым? Да, черт возьми. Окончательно забывая о страхе, резко подаюсь вперед, хватая Мышиного Короля за плечи. -Ты не можешь винить меня одного, слышишь? Мы виноваты в равной степени. Улыбку, расцветающую на его губах нельзя назвать приятной, но… -Только вот я мертв и повержен, а ты жив и правишь своим маленьким королевством. А ведь в детстве мы клялись, что будем равны, помнишь? Что же изменилось Щелкунчик? Ничего не изменилось. Просто в сказках почему-то всегда обязательно должен быть злодей, и герой, который побеждает. Хотя даже это не может оправдать исхода битвы. Когда его ладони перехватывают руки, все еще судорожно цепляющиеся за его плечи, я сдаюсь. Проклятие накрывает меня с головой. Мы были слишком похожи – два близнеца, родившиеся почему-то у разных матерей. Только вот меня с детства убаюкивал и любил Свет, а его – Тьма, которая господствовала в подземельях мышиного народа. Мы были рождены чтобы править. Не для любви, а для власти. Но когда впервые встретились – еще совсем детьми, мы не знали свою судьбу, и поэтому совершили страшную ошибку… -Мы ведь поклялись, на крови, помнишь?.. – его губы касаются моих волос, и черные волоски щекочут щеки. -Защищать… - ловлю зубами тонкие пряди. -Оберегать… - резко отстраняется. -Не предавать. Вот только… Мир не терпит нарушения кровных клятв. Даже принесенных двумя мальчишками – ободранными, хохочущими, и до крайности счастливыми. Когда меч отца пронзает грудь Мышиной Королевы, я сижу в своей комнате и выстраиваю деревянных солдатиков в ряд. Моя армия готова, и я довольно улыбаюсь, пока не чувствую это – нарастающий звон, вбивающийся с каждой секундой все больше в уши. А после не чувствую ничего. Когда губы властно накрывают мои, я даже не пытаюсь отстранится. Наоборот, прижимаюсь крепче к бывшему другу, ища в нем опору, которая сейчас мне так необходима. Мария стала моей погибелью. Именно она стала той, кто направил оружие в сторону Мышиного Короля. Хоть все и было сделано моими руками. Мне просто нужен тот, кого я мог бы винить. И оправдывать себя. Десять лет в теле игрушки – без возможности говорить, чувствовать, двигаться, сделали меня слишком восприимчивым к миру, к эмоциям. И сейчас я ощущаю это – тоску и отчаяние, окружающие нас плотным коконом. Отрываясь от губ, он тут же наклоняется и вгрызается в мое плечо. Я мычу, жмурясь, вроде от боли, но в то же время от пронзающего насквозь наслаждения. Вот в этом изначально была проблема – мы одинаковые. Нет Света и Тьмы. Грани нет уже давно. Есть кровь, которая нас соединила, и есть легенда о том, что Свет всегда побеждает Тьму. Вот только я не умею побеждать. И когда-то давно Король, заметив, что его сын все больше погружается во мрак, решается на страшный поступок. Он убивает не Мышиную Королеву, а саму возможность спасения. Себя, своей семьи, и своего единственного сына. Ох, как же все прославляли Марию – Освободительницу, Принцессу Света, Спасительницу и так далее. Сколько громких имен. Сколько надежды и веры. Поспешно пытаюсь найти дрожащими пальцами застежку на проклятом черном плаще, пока Мертвый Принц зализывает метку на плече. Когда плотная ткань все-таки падает, жесткие пальцы обхватывают запястья, и я чувствую, как мы поднимаемся в воздух, отрываясь от пола. Фыркаю от смеха, как в детстве. Но не успеваю снова нырнуть в мутные воспоминания. Для призрака, или видения, у него слишком горячие ладони. Каждым прикосновением будто оставляет обжигающие отпечатки – на спине, плечах, пояснице. И мы все еще парим в воздухе, это ощущается слишком невероятно. В тот момент, когда на наших запястьях появляются абсолютно симметричные разрезы, мы безмолвно прижимаем их друг к другу. Последнее мое осознанное воспоминание – лицо друга, слишком бледное в полумраке, его лихорадочно блестящие глаза и розовый, влажный язык, жадно ловящий кровавую дорожку, стекающую по нашим соединённым рукам. Когда горячая капля падает на лицо… Я умираю. Марию, с перекошенным от ужаса лицом и, кажется, в один момент поседевшими прядями ранее золотистых волос, находит служанка. А истерзанный труп, в конце концов – всего лишь оболочка.