Так или иначе. . .

Мы оба сидели в машине. Она была за рулем своей машины, а я всего лишь составлял ей компанию во время дороги. Иногда я отвечал на телефонные звонки или же просто передавал телефон ей, когда видел на экране имя Марго, которая и была матерью моей жены. В этот раз она настойчиво напоминала о том, что нужно починить холодильник. — Две недели он уже как протекает, — информировала она меня, следя за дорогой, — но ты это уже слышишь не первый раз. — Протекает холодильник, — медленно повторил ее слова. — Ты можешь не повторять мои слова? — Ты же знаешь мой ответ. — Да-да, как ты говоришь: «не мой стул — не мои проблемы». Мы жили в пригороде, неподалеку от Нью-Йорка, в большом доме, в котором только и мечтает жить любой человек. Я не чувствовал себя счастливым нигде, даже в своем кабинете офиса. С детства я привык жить в темпе, не строить из себя величайшего человека. Я знал, чего хочу, и, делал все возможное, чтобы выйти сухим из воды при малейших трудностях. Несмотря на пробки в предвечернее время, мы все же пересекали улицы довольно быстро. Я часто переводил взгляд на нее, ибо она одновременно умела предъявлять мне какие-то претензии и быть внимательней в другом деле, например, как сейчас, ведя машину. Я ее ни за что не осуждал, не показывал каких-то ярких эмоций, но всегда знал, что она любит меня всем сердцем, чего, к сожалению, не дано было мне. Так бывает: кто-то любит, другой – всего лишь рядом с человеком, даже если все заходит уж слишком далеко. Но в какой-то момент все изменилось. Все, что я помню, как это грузовик въехал в машину с ее стороны. Дальше ничего. — Она умерла, — кто-то произнес мне это на ухо, и я тут же открыл глаза. Как оказалось, я заснул на стуле в холле больницы. Это был ее отец и мой начальник, который уже считал своим сыном. Я с натяжкой встал на ноги и дошел до того места, куда ее привезли. Кровь привлекла мое внимание: пол с каплями крови, больничный халат и стол в операционной. Мне никого не хотелось видеть и слышать, поэтому пешком добрался до дома. У меня не было никаких эмоций: ни злости, ни горести, ни радости. В данный момент мой мозг просто отвергал всю информацию подальше, не давая мне ничего. С этого момента мой дом в стиле хай-тек был мне отвратителен. Окна от потолка до пола, мраморный пол и кучу дорогих вещей — все желания моей жены. Кто-то мне сказал, если хочешь что-то починить, нужно всё разобрать. И понять, где то, что важно. В конце концов, меня все достало, и я решил разобрать тот чертов холодильник, о котором она говорила перед аварией. Я нуждался в одиночестве и в прямом смысле попытался разобрать свой холодильник на части. Дальше пошло остальное: компьютер на работе, кабинка в мужском туалете в офисе (потому что она скрипела, а мне это не нравилось), и даже светильники в ванной комнате дома родителей моей умершей жены. Ее отец уже считал, что я схожу с ума после смерти его дочери, но мне было плевать, что и кто обо мне что-то думает. Каждое утро, на протяжении уже 5-ти лет, я ездил в одно и то же время и в том же поезде, чтобы добраться до Нью-Йорка, а уже там до офиса. Кампания, в которой я работал, принадлежала моему тестю, а тот, как примерный отец, уже вписывал меня в долю, как муж дочери и родной сын. Поначалу он меня ненавидел, но позже смирился с тем, что я женился на его дочери. — А зачем же ты женился на ней? — спросила девушка, которая сидела напротив меня, когда я ехал после рабочего дня. — Так получилось, — честно ответил я. За эти годы я нашел собеседников, которые выслушивали меня, а я их. Мы были чуть ли не друзьями в то время, когда просто ехали на работу или обратно домой. Я чувствовал, что не могу молчать обо всем, лучше уж выложить все карты на стол сразу, чем действительно сойти с ума от недостатка общения. Все больше и больше понимал самого себя и то, что я ни о чем не жалею. С каждым днем реальность приносила мне разные события, но именно ее смерть, смерть моей жены сделала меня другим человеком. Так или иначе. . . я был честным всегда. Until The Ribbon Breaks — One Way Or Another