Отпустить

У Дейзи палец дрожит на курке, а желание прострелить Уорду голову настолько сильное, что хочется наплевать на их с Джеммой план. В её постели спит не Линкольн, обнимает её не Линкольн, и от отвращения Дейзи чуть не выворачивает, но она держится. Нужно спасти команду. Нужно спасти семью. У неё пальцы по клавиатуре порхают, словно бабочки, и заветное «Линкольн Кэмпбелл» появляется на экране автоматически. Компьютер выдает его статус: «В процессе исследования», и это ни черта не дает ответов на миллион вопросов Дейзи. Она спрашивает у Уорда осторожно о том, что значит этот треклятый статус и где названные исследования проходят. Уорд хмурится, будто не понимает, что происходит (в очередной раз за это длинное утро), но выдает информацию спокойно, разъясняя всё Джонсон, будто бы маленькому ребенку. Исследованиями занимается только Доктор, на верхних уровнях у него своя лаборатория, туда, кроме мадам Гидры, самого Доктора и его помощников, никто доступ не имеет. И Дейзи кажется, что она практически обречена. *** Первый раз, когда она проникает в лабораторию, тишина и запах медикаментов давит на виски так, что мигрень кажется детской забавой. Свет настолько яркий, что начинают слезиться глаза, а вокруг лишь мониторы с непонятными, а оттого бесполезными для Дейзи данными. У неё есть шестьдесят пять секунд, пока идет сбой в системе видеонаблюдения, поэтому, когда она видит разрезанное, разодранное в клочья тело Гордона, лишь зажимает рот рукой, стараясь не закричать. Она тратит на шок и ужас более четырех секунд, и для неё это сейчас практически роскошь. Дейзи бормочет заветное: «Линкольн…» Она вдруг вспоминает ту раздирающую, граничащую с сумасшествием боль. Боль от осознания, что Линкольна больше не будет рядом, что он больше никогда не коснется своими теплыми губами её виска, что он больше никогда не переплетет с ней пальцы. Эта боль выбивает её из колеи еще на пять секунд, и Дейзи ненавидит себя за слабость. Она бесшумно скользит по начищенному до зеркального блеска полу, когда слышит пиликанье приборов. Это Линкольн. Она может найти его лишь по сердцебиению. Он без сознания, окутан облаком проводков, лежит на кушетке, вокруг которой столько приборов, предназначенных как минимум для пыток, но точно не для исследований. Он такой, каким она его запомнила: нездоровая бледность кожи, легкая щетина, пшеничные волосы. — Линкольн… — Дейзи теряется окончательно, подходит на негнущихся ногах к нему, касается ледяными пальцами лица и плачет. Плачет-плачет-плачет, наклоняя голову к его груди, замечая еще свежие раны, следы от ожогов и многочисленные шрамы. — Что они сделали с тобой?.. — сквозь слезы бормочет она, когда её часы оповещают о том, что отведенные ей шестьдесят пять секунд прошли. Дейзи еле успевает скрыться от вездесущих глаз камер слежения и выдыхает, словно молитву: «Я вернусь за тобой. Я вернусь за тобой, Линкольн». *** Она продумывает план до мелочей. Она уверена в успехе, и убеждения и мольбы Симмонс оставить эту затею и «что это не её Линкольн» не помогают. Дейзи слишком долго жила без кислорода. Дейзи слишком долго жила без Линкольна. Она безжалостно выдергивает проводки из его тела. Мэй (неожиданно вставшая на её сторону и принесшая ей терриген) блокирует двери. — Надеюсь, у тебя есть план. — Разумеется. Дейзи с ужасом осматривает истерзанное пытками тело Линкольна и прикусывает губы до крови, чтобы снова не расплакаться. — Линкольн, ты должен очнуться… — шепчет она. — Я не смогу вытащить тебя без твоей помощи. Прошу… Линкольн мертвенно бледный, и его молчание практически уничтожает в ней любую веру. — Прошу тебя… Линкольн. — Дейзи гладит его скулы, целует веки. — Ты так нужен мне… Боже… Линкольн, как же ты мне нужен… Слезы капают на лицо Линкольна, стекая по белой, как простыня, коже. — Это твой план? — возмущенно фыркает Мэй, пока агенты Гидры пытаются взломать двери. — Оставь его! — Никогда! — кричит с таким отчаянием Дейзи, что Мелинда удивленно приподнимает брови. — Тогда я надеюсь, что ты действительно можешь разнести это здание по кирпичикам. — Линкольн… — нос к носу, согревая дыханием такие родные губы. Он просыпается резко, отбрасывает её разрядом статического электричества к стене, лишая возможности дышать. — Нет… Нет, Линкольн… — хрипит Дейзи, когда он смотрит на неё обезумевшими от ненависти и злости глазами и сжимает её горло, приподнимая над собой. По её венам течет электричество, сжигая внутренности, разрывая сосуды. Мэй целится в Линкольна, но Дейзи лишь отрицательно мотает головой (по возможности). — Линк… ольн… мы не враги… Я… хочу… помочь тебе… — хрипит она, чувствуя, как теряет сознание от недостатка кислорода. Хотя, в сущности, неважно, если она умрет от рук Линкольна. Он разжимает хватку, падая на пол, пытаясь встать, но, видимо, первый заряд энергии, подстегнутый адреналином, иссяк, и месяцы пыток дают о себе знать. Дейзи откашливается, рвано вдыхает, когда двери все-таки разлетаются в разные стороны, и им с Мэй приходится отступать вглубь лаборатории. Первая реакция Дейзи — защитить Линкольна. Она закрывает его собой, целясь в агентов Гидры, а потом одним взмахом руки отбрасывает их в другую сторону. — Ты сможешь идти? Без твоей помощи мы не сможем тебя вытащить отсюда, понимаешь? — Дейзи осторожно касается пальцами его ладони, а он лишь устало поднимает на неё свои лазурные глаза. У него испарина на лбу, а выглядит он смертельно усталым, и Дейзи боится, что он не выдержит долгого путешествия к безопасному месту. — Смогу… — хрипит он, и это совсем не похоже на его мелодичный, медовый голос, но Дейзи так счастлива, что он в сознании, что он жив, что ей плевать на мелочи. Она обхватывает его за талию, и под неодобрительное фырканье Мэй они продвигаются к выходу. *** Когда они возвращаются на базу сопротивления после успешного выступления Колсона, Дейзи первым делом бежит в палату Линкольна. Он стабилен и даже в сознании. Он улыбается чуть вымученно, но осознано, и это не может не радовать. — Я… не извинился. — Он указывает на ссадины на шее Дейзи, и она лишь отмахивается рукой: мол, не важно. Ей сейчас важно лишь впитывать его образ, взгляд, движение пальцев. У неё опять с ресниц падают слезы, и она с удивлением осознает, что может столько выплакать за пару дней. — Прости… Я просто не привык, что кто-то в том здании… способен на… помощь… Если честно, то я уже смирился с мыслью, что скоро умру. — Хорошо, что мы вовремя появились. — Дейзи делает шаг вперед. Для неё он — иллюзорное счастье, и она так боится, что, подойди она ближе, он растворится в воздухе. — Это точно… А Гордон? — Он чуть приподнимается, но измученное пытками тело всё еще не готово даже к малейшим нагрузкам, поэтому он устало опускается обратно. — Лежи… Не двигайся. — Дейзи подается вперед, к нему, осторожно касается его пальцев, и воспоминания затопляют её: их совместные пробуждения, его смех по утрам, его пальцы, касающиеся её губ… — Дейзи… Это ведь… твое имя, верно? — её имя из его уст практически добивают Джонсон, и она лишь кивает, смаргивая слезы, отворачиваясь. — Мне очень жаль, Линкольн, — она поворачивается и сталкивается с его внимательным и сочувствующим взглядом. — Гордон был мертв, когда я пришла. Она выскакивает из палаты как ошпаренная, потому что ей кажется, останься она еще на секунду — осталась бы во Фреймворке на вечность. *** Он живой, дышащий, улыбающийся. Линкольн быстро находит общий язык практически со всеми, особенно с весельчаком Энтони Триплетом. Линкольн в этой реальности тоже когда-то был врачом, до того, как Гидра обнаружила в нем клетки Нелюдей и отправила на нечеловеческие эксперименты. Он такой же спокойный, улыбается редко, но Дейзи его так же недостойна, как и в реальной жизни. Как и в любой другой жизни. Он заботлив и мил и разговаривает с ней так же, как и раньше. Как когда-то разговаривал, с той лишь разницей, что этот мужчина её не любит. — Ты… всё время так странно на меня смотришь… — они чистят оружие, когда он говорит это с некой задумчивостью. — Что? — Дейзи замирает, чувствуя, как удары сердца отдаются в висках. — Трип рассказал мне, что вы вроде как… из другого… хм… измерения… или реальности. Безумие какое-то. Но я почему-то в это верю. Тот мир, он лучше? — пальцы Линкольна замирают, и Дейзи чувствует его пронизывающий до костей взгляд. — Не для меня, — выдыхает она, так и не поднимая глаз. — Почему? — Потому что в нем нет тебя. Она трусливо оставляет его в полном замешательстве, всё еще ощущая на себе пронизывающий взгляд сапфировых глаз. *** Ей не хочется уходить до болезненных судорог в пальцах. Линкольн помогает им проникнуть на завод, где спрятан выход из Фреймворка. Линкольн обесточивает здание и защищает их от агентов Аиды неистово, и Дейзи вдруг понимает, что возвращаться не хочет. Рэдклифф толкает в бездну Фитца, за ним, не задумываясь, прыгает Джемма. Дейзи пытается уговорить Мака пойти с ними, но почему-то ничего не получается, и она его понимает. По-человечески понимает, осознавая, что она не вправе просить его оставить то, ради чего он живет. — Твоя очередь, верно? — Линкольн убирает пистолет за пояс и смотрит на неё так ясно, так спокойно, что Дейзи лишь продолжает плакать и крепко его обнимает, зарывается пальцами в пшеничные волосы, ощущая, заполняясь давно забытыми эмоциями. — Линкольн… — шепчет она, рыдая, как маленький ребенок на его груди, прижимая его к себе так сильно с иррациональным желанием срастись с ним кожей, впитать его в себя и никогда не отпускать. — Ну-ну, всё хорошо. — Он гладит её по волосам так пронзительно знакомо, что сердце начинает кровоточить, и Дейзи чувствует, как багровое пятно расползается под кофтой. — Но тебе нужно идти… — Я так хочу остаться, Линкольн… Я так хочу остаться с тобой… — бормочет она, где-то краем сознания понимая, что наверняка, доставляет ему неудобства. Ведь, по сути, он даже не знает, кто она. — Дейзи. — Она чувствует неуверенное прикосновение к талии, а потом его ладони обхватывают её лицо, заставляя взглянуть ему в глаза. У неё знакомо по венам бегут импульсы статического электричества, расщепляясь теплыми брызгами, согревая мертвое кровоточащее сердце. — Какой бы ни была та жизнь, ты должна вернуться к ней. Ты должна меня отпустить… Она отрицательно качает головой, но он лишь увереннее приподнимает её подбородок и смотрит в глаза так всепоглощающе, что в пору тонуть в сапфировом море. Дейзи не против. — Дейзи, ты намного сильнее, чем думаешь… И ты… прекрасный человек. Он бы хотел, чтобы ты продолжала жить. Я бы хотел, чтобы ты продолжала жить. Я понятия не имею, чем заслужил твою любовь, но… — Я не заслужила твою любовь, понимаешь? Ты погиб, а я так и не сказала тебе… Я столько тебе не сказала, Линкольн, — она обнимает его, вырываясь из плена сапфировых глаз. Смотреть в них физически больно. — Тогда скажи сейчас. — Его голос звучит так уверенно, так мягко. — Скажи мне, Дейзи. Она теряется, пугается и резко вскидывает на него взгляд. Он смотрит тепло и улыбается так знакомо нежно, что Дейзи не выдерживает: касается губами уголка его губ. Линкольн вздрагивает, но не отстраняется. — Прости меня, Линкольн. — Дейзи выдыхает, смотрит ему в глаза, приказывая не отводить взгляд. — Прости за всё. Что рушила твою жизнь. Постоянно. Я забрала тебя из Посмертия, я не дала тебе возможности помогать людям в больнице, я привела к тебе Лэша… Я… я столько причинила тебе боли, когда Рой подчинил меня. Я разбила тебе сердце. Слезы стекают по её щекам, но они уже не жгут грудь. Они очищают. — Но я этого не хотела… Боже, Линкольн, я ведь так сильно тебя люблю. — Она целует его сначала неуверенно, потом напористее, и он отвечает ей — робко, но осторожно, будто боится. Только чего? Она скорее чувствует, чем понимает, как боль, ненависть к самой себе, чувство вины, сжигающие её на протяжении долгого времени, исчезают, стекают по щекам влагой. — Я так сильно тебя люблю. — Дейзи улыбается мягко, нос к носу, дыхание в унисон. — Линкольн, ты был моей Вселенной. И всегда… всегда ею останешься… Он улыбается и кивает, теплыми пальцами стирает дорожки слез и смотрит так, как когда-то смотрел Линкольн — с любовью. — Я тоже тебя люблю. — И ей сейчас не важно, что, возможно, он врет. И ей сейчас не важно, что этот Линкольн нереален, а состоит лишь из компьютерного кода. — Ты себе не представляешь, как я рада, что смогла спасти тебя… Я спасла тебя, Линкольн. Когда Дейзи открывает глаза, выходя из Фреймворка, она всё еще чувствует соленые дорожки на щеках. И это впервые приносит ей облегчение, потому что в волосах до сих пор играют искры статического электричества, отдаваясь медовым голосом: «Я тоже тебя люблю».