прогрессирующая дисформофобия

       Жить с пожизненным статусом хуесоса было бы немного неприятно. Возможно, если бы не было так похуй. Когда ты в сотый раз закидываешься, ты не осознаёшь всю плачевность этой ситуации, ведь тебя никто не наведёт на путь истинный, чтобы открыть веки и ткнуть носом в это дерьмо, будто котёнка, который нагадил куда-то.        Вот, сука, вот во что ты превратился, уёбок! Что ты видишь, когда смотришь в зеркало? Ничего? Неожиданно, не так ли? Ведь ты не живёшь, тебя нет, ты лишь иллюзия человека, хоть и слишком хуёвая. Существовать — не значит жить. Да боже мой, кого это ебёт, ведь на тебя давно всем насрать, не так ли? Где твои друзья, что всего каких-то пару месяцев назад звали тебя к себе, чтоб закинуть очередную дозу, подкрепляя это всё дешёвым алкоголем? А ведь было круто. Да кого ты обманываешь, гнусный кусок дерьма? Что осталось после тех ночей, кроме огромных синяков на сгибе локтя и нескончаемой головной боли? Ты видишь кого-то рядом собой? Нет? Я тоже. А теперь подумай хорошенько и вспомни. Был ли кто-нибудь с тобой рядом хоть когда-то? Мешок с костями никому не нужен. На улице сыро. Густая непонятная субстанция опускается на уровень глаз и ты ничего не можешь разглядеть. Видимо, переборщил с дозой. Бредёшь, не зная какой сейчас час. Идёшь куда? Да хер его знает. Просто тебе кажется, будто ты в дешёвом клипе, который снят про день сурка, а ты в нём главный герой, которому выпала участь проживать самый хуёвый день раз за разом. Ты бухаешь. Снова бухаешь. Невъебенно много бухаешь. Бухаешьбухаешьбухаешь, не просыхая. Тебя вырубает где-то на улице. Но какой-нибудь очень добрый дворник снова начнёт расталкивать твоё несуществующее тело шваброй, мол, хули разлёгся, алкашей мало что ли тут? неебётнеебётнеебёт.       И вот ты продолжаешь идти в этой непонятной дымке, людей не видно, ведь время позднее. Тебя кто-то дёргает за локоть, и ты по инерции оседаешь на колени, чтобы не пропахать землю носом. Ведь ебальник и так страшнее некуда. Ты заваливаешься чуть вперёд, раздирая ладони в кровь, буквально чувствуешь, как песок зарывается в ранки. Голова опущена, глаза закрыты, ведь ты всё равно ничего разглядеть не сможешь. Ты весь вспотел. И это уже не из-за алкоголя и колёс. Ты просто переживаешь, что это снова повториться. Мне послышалось? Тебя кто-то окликнул? Ого, да он тебя ещё и по имени знает. Интересно, а как это он вообще заметил тебя? На плечо опустилась ледяная ладонь, которая стала растирать мокрую ткань, будто пытаясь согреть. Но ему не холодно. Ему просто пиздецки жарко, что он готов окунуться в ледяную прорубь с головой, желательно не выныривая. — Уёбок, — всё, что было сказано. А потом всё как по сценарию, будто это уже двести сорок пятый неудавшийся дубль какого-то малобюджетного фильма. Поднимают за плечи, заставляя опереться на себя. Идёшь, спотыкаешься, разбивая в сотый раз колени в кровь, но тебя снова поднимают, хоть и с большим трудом.       Ты чувствуешь приятную влагу. Тебя затолкали в душ прямо в одежде. Сидишь на бортике. Пытаешься анализировать, хотя нет, не так. Ведь твой мозг давно утратил способность правильно функционировать, поэтому у тебя ничего не получается. Ты ведь ходячий овощ, забыл? — Сколько можно плавать в этом дерьме? — он не мог понять, то ли это он окончательно сошёл с ума, то ли он услышал чей-то голос. Вау, с ним кто-то заговорил. — М-м? — мычать у него получается лучше, чем говорить, поэтому он затыкается, опустив лицо в ладони. — И каково это? — теперь он сидел, укутанный в приятное полотенце. Глаза не открывал. Бесполезно. — Тебя устраивает такая жизнь, я так понимаю? Похуй. Как же ему похуй. Ему бы просто поспать. Она не понимает, когда всё это смогло произойти. Вроде бы начали употреблять все вместе, да и сильно особо никто не увлекался, так, лишь баловались. Но его почему-то это так затянуло, что он полностью посвятил этому жизнь, проёбывая её к чертям. Находить его полуживого где-то в кустах было частым её занятием, но никак не привычным. Это ебать как не круто. Опускается на колени, матеря всё и вся. Парень завалился прямо на холодный кафель, видимо, удобней места он не встречал. Частенько в пьяном угаре он кричал, как он ненавидит себя и своё тело больше, чем что-либо на земле. И на тот момент ничего страшнее она не видела никогда. Когда-то хороший друг стал для неё чем-то вроде тяжёлого груза на душе. Выходит, мне стоит отмучаться, чтобы не мучать остальных? Кладёт ладонь на пылающий лоб. Горячий. Намочила небольшое полотенце и положила ему на лоб. Расталкивать его было бесполезно, проходили это много раз. Поэтому она ушла в комнату, прикрыв дверь, не выключая свет. Ведь кто знает, как он отреагирует на этот раз, проснувшись в незнакомом месте.       Душно. Мокро. Неприятно. Открывает глаза. Ничего нового, снова проснулся в непонятном месте. Только вот странно было, что валялся он не где-то среди мусора, а в чистом месте. Вот только мусором теперь являлся он. Одежда ещё сырая. Он идёт к двери, не зная, откуда вообще знает её расположение. Некоторые вещи кажутся знакомыми. Не обращает на это внимание. Останавливается лицом к двери. Сзади кто-то подошёл. Всё повторяется. — Уходишь? — в голосе столько усталости. Как же, ведь ты такой надоедливый. Неужели тебе никто не поможет выбраться из этого дерьма? Ну, возможно, проблема в другом. Ты сам не хочешь из него вылезать, ты слишком слаб. Слабый слизняк.Никому не нужный слизняк. Перед тобой стоит какая-то девчонка, лицо которой ты всё равно не видишь, ведь перед глазами лишь серая пелена твоего пиздастрадального дерьма, потому что, о боже, ты о чём-то другом когда-нибудь пытался думать? Погряз в своём дерьме так сильно, потому что думал о себе намного больше. Вот теперь и разгребай сам. — Ну, увидимся? — Увидимся, — шепчешь прокуренным голосом, выходя за порог. Возможно, он облегчит ей задачу, и они больше не увидятся.