Подарки

Весь класс оживлённо гудел в предвкушении праздника, девушки наперебой делились идеями для подарков, в тайне надеясь, что их пожелания будут услышаны. Мидория задумчиво разглядывал маленький клочок сероватой бумаги, где немного небрежно было выведено имя Бакуго. Вечно весело щебечущая Ашидо предложила сыграть в тайного Санту. Из её сбивчивых и немного непоследовательных объяснений стало ясно, что суть игры заключается в том, чтобы каждый из класса вытянул бумажку с именем одноклассника и подарил ему подарок на наступающее Рождество. Быстро раскидав жребий, будущие герои пришли в удивительное оживление: кто-то радостно кричал, размахивая руками, кто-то тихо хмыкнул и сел за парту, а вот Бакуго покраснел от злости, незамедлительно обратил жалкий клочок бумаги в пепел и отказался дарить подарок тупому Деку. И теперь Мидория сидел за столом, печальным взглядом изумрудных глаз упираясь в злосчастные чёрточки чужого имени и ощущая в груди глухую тоску, что раненным зверем металась под кожей и жгла, выла, скреблась, причиняя ноющую боль. Да, друзья наверняка не оставят его с пустыми руками, но самого важного, самого нужного и ценного подарка Мидория так и не дождётся. И осознание этого угнетало, вводило в уныние и заставляло горькие слёзы острыми иглами впиваться в глаза, но Деку всеми силами заставил себя не плакать, он лишь беззаботно улыбался и уверял друзей, что всё в порядке, что он совершенно не расстроен, что для него нет ничего ценнее, чем улыбки окружающих. Конечно же, он лукавил, но лукавил умело, так, как давно уже привык, так, чтоб ни одна нотка грусти, что сквозила в душе, не вырвалась наружу из глубин травяных глаз. Редкие снежинки, кружась, пролетали за окном, танцевали, даря людям рождественское настроение, даря людям надежду на настоящую сказку, на чудо, и на то, что даже самые невероятные на первый взгляд вещи, в самом деле, могут произойти. Мидория задумчивым взглядом провожал их полёт, изредка поглядывая на озлобленное, как и всегда, лицо одноклассника, который яростно строчил что-то на листочке бумаги, совершенно не обращая внимания на учителя. Подарок с запиской внутри давно был сложен в общую кучку, а раздавать их будут только после занятий, и Мидория шумно выдохнул, ощущая нервную дрожь. Бакуго точно не будет в восторге от его подарка, поэтому следовало как можно быстрее убежать после этого урока, ведь Деку очень и очень не хотелось вновь ощутить гнев одноклассника на собственной шкуре. Время текло всё медленней, будто нарочно отдаляя момент развязки, учитель Айзава что-то однотонно вещал, изредка царапая мелом по доске, а за прозрачной завесой стекла всё танцевали и кружились пушистые белоснежные снежинки, чей полёт успокаивал тупую боль в душе Мидории, вновь и вновь появляющуюся при взгляде на сосредоточенное в гневе лицо, чуть занавешенное копной светлых непослушных волос. Урок подошёл к концу настолько незаметно, что вскочившие с мест друзья застали Мидорию врасплох, а несколько небольших, завёрнутых в яркую бумагу, коробочек уже покоились на его парте, соседствуя со скучными и обыденными тетрадками. На веснушчатом лице отразилась растерянность, щёки налились румянцем, а в груди затаилось что-то невообразимо тёплое и мягкое, будто в душе свернулся в клубок большой и уютный кот, что мурлычущей вибрацией гонял по телу приятные мурашки. Мидория не глядя смахнул подарки в сумку, уловил краем глаза, что очередь подарка для Бакуго почти подошла, и с поспешностью вышел из класса, прогоняя в голове тысячу и один способ как можно быстрее попасть в свою комнату, чтоб ураган по имени Каччан всё же обошёл его стороной, не причинив вреда. Полный ярости воющий крик, разнесшийся громовым раскатом, казалось, по всей академии, окончательно уверил Мидорию в правильности этого небольшого побега. Но всё же мутный осадок печали никак не желал пропадать, отравляя и омрачая праздничное настроение.

***

Только войдя в свою комнату общежития, Мидория упал на кровать, не снимая куртку, и лежал абсолютно бесшумно и неподвижно, будто в надежде, что это поможет тоске развеяться. Такое привычное вечернее собрание в гостиной дамокловым мечом нависло угрозой расправы над глупым и никчёмным Деку, который, в самом деле, посмел на что-то надеяться, думал, что подарок, возможно, придётся Бакуго по душе, но, конечно, ошибся, и теперь с глухим отчаянием вглядывался в темноту закрытых глаз, пытаясь найти в ней какую-то истину, помогшую бы ему справиться с наваждением по имени Каччан. Однако истина так и не пришла, и Мидория, вспотев, встал с чуть помятой кровати и переоделся, собираясь заняться домашним заданием, чтоб хоть как-то отвлечь себя от мыслей, нагоняющих тоску. Но рука, так привычно скользнувшая в тёмное нутро сумки, вытащила на свет не тетради, а разноцветные сверкающие коробочки, среди которых одна была так непохожа на все остальные своей обычностью, что Мидория замер, пальцами аккуратно провёл по чуть опалённой крышке и снял её, заглядывая внутрь. В этот момент глупое сердце Деку замерло, а затем запело, танцуя в тесной клетушке из рёбер. Небольшой листок бумаги, явно наспех вырванный из тетради и весь испещрённый «лестными» эпитетами, выдавал адресанта. На изумрудные глаза навернулись слёзы счастья, когда Мидория прочитал заголовок приложенной к подарку записки. «Глупому и никчёмному Деку. Подавись, идиот». В недрах коробочки скрывалось что-то, завернутое неумело в яркую хрустящую обёртку и перевязанное подпаленной в некоторых местах лентой. По всей видимости, Бакуго никак не мог аккуратно приладить бант, разозлился и взорвался в прямом смысле этого слова. Волна иррациональной нежности и умиления захлестнула Мидорию, представившего себе, как взрывной одноклассник, высунув от усердия кончик языка и грозно сведя брови, пытается справиться с подарочной бумагой. Потрескавшиеся губы сами собой растянулись в тёплой улыбке, а в глубине глаз зажегся огонёк. Быстро расправившись с лентой, Мидория достал из шелестящей упаковки пушистые и удивительно мягкие на ощупь варежки, буквально источающие уют, и прижал драгоценный подарок к груди, ощущая приливы нежности и окрыляющего восторга, уносящие его трепещущую от счастья душу высоко-высоко в небо, где она танцевала вместе с белыми снежинками, такими же белыми и пушистыми, как эти варежки.

***

Многочасовые интервью невероятно выматывают, ведь, как новый символ мира, Мидория был обязан посещать различные мероприятия едва ли не по первому щелчку пальцев, но он как никогда торопился домой, чтоб оказаться в долгожданном тепле и уюте, и, задумчиво потягивая ароматный кофе из кружки с фотографией Всесильного, вдыхать аромат стирального порошка и умопомрачительный запах сидящего рядом Бакуго. Входная дверь легко поддаётся напору, и Мидория, устало выдыхая, вваливается домой, на ходу стягивая с себя верхнюю одежду. Залегшие под глазами синяки были идеально замаскированы умелыми гримёрами, но усталость в глубине смешливых изумрудных глаз было слишком сложно скрыть, однако разглядеть её могли лишь самые близкие люди. Тихие шаги, раздавшиеся в прихожей, заставили Мидорию замереть с так и не снятой до конца курткой, поднять поникшую голову и устремить взгляд на Бакуго, что сейчас стоял прямо напротив, а на его щеках играл лёгкий, почти незаметный румянец. Зелёные глаза в изумлении расширились. На широких плечах виднелись следы подпалин, но всё же единственным элементом гардероба на Каччане был свитер. Вязаный и тёплый, уютный и слегка аляповатый. Свитер, подаренный Мидорией, казалось, непомерно давно, ещё в академии. В груди Деку затеплилась искра нежности от мысли, что Бакуго все эти годы хранил подарок, который его ужасно взбесил тогда, много лет назад. На глаза почти что навернулись слёзы, но они были остановлены обещанием, данным когда-то Всесильному. Руки сами потянулись к не успевшему отстраниться Каччану, заключая того в крепкие, но ласковые объятия. Крики, срывавшиеся с тонких искривлённых гневом губ, очевидно, были вызваны волной смущения. Бакуго, в самом деле, больше всего ненавидел показывать свои чувства, чем искренне умилял Мидорию. – Счастливого Рождества, Каччан, – улыбка тронула обветренные губы, сердце, его глупое сердце, трепетало от чувств, тепло разливалось по телу, будто те самые памятные варежки, уже чуть потрёпанные временем, грели даже сквозь карманы куртки. – Иди к чёрту, Деку! – пропитанный смущением крик рядом с ухом позабавил Мидорию, который лишь крепче прижал к себе вырывающегося Бакуго и глупо улыбнулся, разглядывая в удивлении и неумело наряженную квартиру, и кое-как накрытый стол, и подпаленную местами ель. Это Рождество грозилось стать самым лучшим из всех, когда-либо встреченных Мидорией, но впереди их, конечно же, было ещё несметное множество.