Тишина

Он пришел туда, когда уже все лежали на сухом и раскаленном сером асфальте. Из-за жары дышать было тяжело. Солнце палило безжалостно, хотя не было еще и половины одиннадцатого утра. Выглядело так, будто все вокруг окрасилось в желтые, оранжевые оттенки и таяло на глазах. Они были похожи на мертвых, какими и хотели казаться. Наверное, лучше казаться мертвыми, чем быть ими. Он медленно подошел и так же медленно неторопливо лег рядом, закрывая глаза и прислушиваясь к мирной тишине вокруг. Он слышал, как кто-то рядом с ним скреб ногтем по асфальту; как где-то вдалеке зазвенел дверной колокольчик, а потом вновь затих. Еще какое-то время все было так спокойно, что он, кажется, успел задремать. Солнце согревало его лицо и неприкрытые руки; он понемногу начинал потеть и ощущать запах собственной кожи и шампуня вперемешку с ароматами, которые успели осесть на его одежде и теле, пока он добирался до этого места. Он чувствовал песок и пыль, которые исходили от серой дороги, и чей-то тонкий запах одеколона. Ему хотелось чихнуть, но он подавил в себе позыв, чтобы не нарушать эту идиллию безмолвия. Ему нравилось, что он никого не знал, и никто не знал его в ответ. Вся эта заварушка, созданная минутным порывом, была слишком спонтанной, но в то же время слишком организованной. Он не знал, за что они боролись, с кем вели этот молчаливый бой. Но знал, что это никогда не заканчивалось мирно. Поэтому, когда до его слуха начали доноситься первые, разрывающие глухую тишину, звуки сирены, он медленно раскрыл свои глаза, вытер проступивший на лбу пот тыльной стороной руки и так же медленно и лениво поднялся с асфальта. Никто не заметил, как он пришел. Как никто не заметил и его ухода. За что они боролись и с кем? Наверное, людям и не нужен повод вовсе, чтобы бороться. Они ведут ежедневную борьбу. С собой. За выбор, который они делают и за свою жизнь. Но в борьбе за права других с желанием помочь главное не переборщить. В вечерней сводке новостей он узнает, что на, как оказалось митинге, котором он побывал, в столкновении с правоохранительными органами погиб один, ранены десять. Казалось бы мирные мотивы понесли за собой такие жертвы. Стоило ли оно того? Он вдохнул этот горячий пропитанный потом воздух и подумал — неплохого было найти то, во что можно верить и, возможно, неплохо будет купить чего-нибудь прохладненького. Домой он вернулся уже за полночь. Он был уставший и не определившийся. На автоответчике было два коротких сообщения. Рука его мягко легла на телефон. — Сообщение первое: «Чонгук, это мама. Не забудь поливать цветы, если они у тебя уже не умерли и …» Чонгук смотрит на пустой подоконник и удаляет сообщение. — Сообщение второе: «Специальное предложение! Подключите к вашему интернету…» — Сообщений больше нет. Тишина вокруг окутывала его мир и погружала в темную пучину его небольшой комнаты. Люстры не было. Был лишь старенький настольный светильник и длинная тонкая нить желтоватого цвета гирлянд, прикрепленных к стене скотчем. Спонтанная покупка в попытках пропитать реальность духом торжества, а себя эмоциями. Теплый свет дарил ощущение комфорта, но не уюта. Желтый с черным не сочетается. Слишком тихо. По телевизору фильм, по радио розыгрыш квартиры, приветы, но только не музыка. А он хочет слышать услышать именно её. Взяв куртку — хоть и лето, но ночью на улицах холодно — он выходит на пустынную улицу, такую же, которую он застал утром. Минуты текут очень медленно, когда ты ничем не занят, но летят, словно птицы, когда ты о них совсем не думаешь. На часах почти утро, а он стоит на заполненной людьми улице, горящей яркими огнями от вывесок магазинов, окружающих их и возвышающихся, кажется, до небес, и слушает. Слушает пение под едва уловимый звук гитары и флейты. Слушает, как мягко обволакивающий голос поет о любви, о непонятой, неуслышанной любви. На его глаза наворачиваются слезы. Так жестоко. Даже любовь может быть неуслышанной. Ты можешь говорить, кричать, но какой в том прок, когда тот, кто может слышать, никогда не услышит. Мелодия заканчивается, и люди начинают хлопать, не расходясь после в ожидании новой композиции. Кажется, он стоит там до самого конца, заворожено наблюдая за дребезжащими струнами гитариста, ласково порхающими пальцами флейтистки и мягкими губами вокалиста, касающимися микрофона. Они встречаются взглядами лишь на секунду, когда девушка, стоящая перед ним вдруг пятится назад, роняет свой телефон, на который снимала, и, опускается за ним. Когда он поднимает глаза с чужой спины, вдруг замечает большие глаза, направленные на него и немного пугается. Чужие губы продолжат двигаться, и все возвращается на свои места, когда девушка вновь принимает свою позицию. Когда все окончательно заканчивается, он набрасывает на себя куртку и уходит. Ему хочется услышать это снова. Почувствовать ту самую вибрацию внутри себя и больше никогда не слушать тишину. Потому что тишина убивает. На следующий день он приходит вновь. Музыка плавно окутывает его тело, будто обнимая, давая возможность уйти страху и немного успокоиться. Сегодня хоть музыка и кажется печальней, но остается все такой же близкой и теплой. Он чувствует уют. Мелодия перестает звучать, когда горизонт озаряется едва уловимым желтоватым светом. Он вновь набрасывает на себя куртку, но на этот раз решает встретить утро за чашкой горячего эспрессо. Когда второй по счету стакан остается запачканным лишь мелкими недопитыми частичками кофе, а небо уже вовсю горит ярким светом, переливая небесно-голубой в фиолетовый, розовый, оранжевый и, наконец, в желтый; тогда он чувствует, как стул напротив него отодвигается. Напротив он видит те самые мягкие губы, которые еще час назад касались краешка микрофона. Сейчас они мягко улыбаются, а те большие глаза вновь, но только безотрывно, смотрят на него. Он неуверенно поднимает свои руки напротив груди ладонями делая круговые повторяющиеся движения. «Здравствуйте.» Затем достает из кармана пальто маленький потрепанный блокнотик с прикрепленной к нему ручкой, из которого вылетают пару страничек, он неловко улыбается, мысленно решая разобраться с ними позже, затем находит нужную страницу и показывает ее Чонгуку. "Я Тэхен" В ушах Чонгука всегда тишина, но в его душе расцветает музыка.