Лампочка

Элио сравнивал свою любовь к Оливеру (да и вообще всю любовь) с лампочкой. Обычной. Электрической. Находящейся в любой настольной лампе или люстре. Один щелчок — загорается, еще один — тухнет. Все просто и ясно. Впервые загорелась его лампочка, когда Элио увидел Оливера, выходящим из такси. Совсем маленький, слабый свет, он едва мерцал и поблескивал. Но стоит передать чуть больше электричества по проводу — и она загорится ярким светом. Так происходит во время их первого поцелуя. Яркий свет бушевал и грозился проникнуть сквозь ребра, мышцы, кожу, вырваться наружу. Это продолжалось несколько недель, пока Оливеру не пришлось уехать. После их расставания на вокзале свет в лампочке уменьшился, он перестал быть ярким. Его питали лишь воспоминания и грезы о том, что они еще встретятся. Обязательно встретятся.  А на Рождество Оливер позвонил, поздравил, сообщил о своей свадьбе. Сидя у камина, Элио пытается выключить эту гребаную лампочку. Просто щелчок — и станет легче, проще и лучше, наверное. Выключить — перестать любить Оливера — получается не сразу, но музыка помогает. Помогает принять все: у Оливера любимая девушка, скоро свадьба, а он был лишь мимолетным влечением. Помогает отпустить, выбросить, как ненужный хлам. Упорная работа и музыка помогают, и вот он спустя каких-то пять лет играет на главной сцене в Париже. Да, он играет в оркестре, но все же. Черный строгий костюм, галстук-бабочка, сотни взглядов, быстрый бег пальцев по клавишам черного рояля, чарующие звуки музыки, аплодисменты. После выступления он спешит в отель и уже предвкушает, как закажет себе в номер красивого парня или девушку. Да, любовь прошла, но иногда хочется секса. От предвкушения отличного вечера отрывает голос. Почему-то знакомый голос, зовущий его по имени. Элио оборачивается, чтобы сказать пару фраз и уйти. Он смотрит на мужчину, окликнувшего его, и медленно выходит из ступора. Ему всегда казалось, что такое бывает только в фильмах или сопливых книгах про любовь. Но нет. Оливер стоит перед ним, улыбается. Он почти не изменился за пять лет, только немного морщин появилось. Элио удивленно вскидывает бровь, задумывается и негромко спрашивает: — Как тебе Париж?  Спрашивать что-то вроде: «Как ты здесь оказался?», «Какими судьбами?» слишком просто, слишком шаблонно. Говорить о погоде смысла нет, да и он не английский джентльмен, чтобы рассуждать о ней на полном серьезе, не пытаясь избежать неловкой тишины или, напротив, неудобных вопросов. Узнавать о жизни сразу — первой брошенной фразой, как кажется Элио, не совсем тактично. Так что вопрос о Париже самый удобный. — О, он прекрасен. Выпьем? — Оливер усмехается и показывает на маленький ресторанчик, что находится в театре. Элио кивает и следует за ним. Они пьют легкое красное вино и тихо ведут беседу за маленьким столиком у окна. Элио нехотя отвечает на вопросы Оливера и изредка задает свои. Так ему становится известно, что Оливер прилетел в Париж на конференцию и его пригласили на концерт. Отказаться было почти нереально. Элио допивает очередной бокал вина, уныло жует салат и смотрит в окно. Осень в Париже. Серая с яркими пятнами желтых, красных, оранжевых листьев на деревьях и такими же яркими зонтами прохожих. Выпивает еще один бокал и не замечает, как механически говорит: «Да» на предложение Оливера поехать к нему в гостиничный номер. Почему он отвечает согласием, Элио не может сказать, правда не может. Это трудно. Сложно. Невозможно. Как только закрывается дверь номера, Оливер неспешно движется к Элио, притягивает за руку ближе к себе, переплетает их пальцы, целует, едва касаясь губ. Элио нравится, когда Оливер прижимает его к стене, шарит руками по телу и целует, целует, медленно, осторожно, будто спрашивая согласия. Элио согласен. Он вспоминает их первый поцелуй, нежный, робкий. И он готов поклясться, что у него подкашиваются ноги от воспоминаний. Элио нравится, когда Оливер пытается раздеть его. Спешно. Неосторожно. Он стягивает с Элио пиджак, снимает галстук-бабочку, фырчит и не глядя швыряет куда-то, лихорадочно расстегивает пуговицы на рубашке, отбрасывает в сторону, как что-то совершенно ненужное. Элио облизывает губы и следит за реакцией Оливера из-под ресниц, пошло улыбается, целует его, попутно расстегивая его рубашку. Помогает снять и небрежно бросает в сторону вместе с пиджаком. Элио нравится, когда Оливер подхватывает его под ягодицы и приподнимает. Так куда удобнее целоваться. Элио обхватывает его руками за шею и закидывает свои ноги ему на талию, проводит губами по его губам, щекам, скулам, снова губам. Трется пахом о пах Оливера, тихо постанывает. Оливер ненасытно ухмыляется, крепче прижимает Элио к себе и движется к кровати. Элио нравится, когда Оливер аккуратно опускает его на мягкую кровать и нависает сверху. Элио тянется к поясу брюк своего любовника, медленно проводит рукой по выступающему. Развратно закусывает губу, заглядывает в глаза Оливеру, торопливо расстегивает его брюки. Спускает их вниз вместе с трусами, освобождая от ткани возбужденный член. Облизывается, словно кот, проводит кончиком указательного пальца по коротко состриженным лобковым волосам, движется сначала к розоватому с синими выступающими венками члену, слегка касается и убирает к едва выступающей кости таза, кончиком ногтя очерчивает на них какие-то замысловатые узоры, убирает. Оливер наблюдает за его действиями, словно завороженный, закидывает голову и, словно сигаретный дым, выпускает воздух сквозь едва приоткрытые губы. Этот взгляд, эти действия возбуждают Элио еще больше, он слегка приподнимается и легко, чтобы не оцарапать ширинкой головку, касается пахом члена Оливера. По телу проходит не то дрожь, не то электрический разряд. Элио прикрывает глаза, глубоко вдыхает, словно это его последний вздох, на выдохе сдавленно стонет. Спешно избавляется от брюк и белья, чувствует, как Оливер помогает их снять с ног вместе с обувью. Наблюдает, как тот раздевается до конца. Стройный. Высокий. Возбужденный. Он наклоняется к Элио, целует его шею, ключицы, грудь, живот — торопливо, нежно. Элио прикрывает глаза, запускает руку в волосы любовника, слегка ерошит их. Выдыхает с тихим протяжным стоном. Элио нравится, когда Оливер проводит по его телу руками, очерчивая каждый выступ. Оглаживает руками бока, движется к заднице. Элио кажется, что он бы закричал от наслаждения. От ощущения мягких рук, с нежностью касающихся его тела. Он тянется к этим рукам, ладоням, приподнимается, выгибается. Стонет и шепчет не то просьбы, не то проклятия. Элио нравится, когда Оливер касается пальцами своего рта, обхватывает губами кончики, посасывает. Наклоняется, слегка разводит ягодицы Элио, проводит пальцем меж них, надавливая на сжатое колечко мышц, делает пару круговых движений, даже не пытаясь проникнуть внутрь. Элио шипит и тихо просит наконец войти в него хотя бы пальцем. От этих слов Оливер ухмыляется и облизывает пересохшие губы. Он отстраняется, выпрямляется, оглядывает комнату в поисках своего делового портфеля. Наконец, найдя, расстегивает пряжку, замок на нем, шарит руками в поисках, как предполагает Элио, смазки. Выбор места для хранения подобных вещей ему кажется необычным, выходящим за рамки стандартных представлений о деловых портфелях с бумагами и документами для конференции. В одурманенную голову лезут глупые вопросы, на которые пока не нашлось ответов: всегда ли Оливер носит с собой в портфеле с бумагами этот флакончик? Или он купил его только сегодня по дороге на концерт с расчетом на великолепный вечер в окружении кого-то — неважно, кого — после концерта? Элио не успевает поразмыслить, как Оливер возвращается к кровати, открывает маленький пузырек, выдавливает на ладонь немного холодноватой гелеобразной жидкости. Растирает между пальцев, немного согревая, наклоняется к Элио, целует в полуприкрытые мягкие губы. Шепчет какие-то успокаивающие фразы и медленно вводит один палец в Элио, отчего тот раскрывает рот и тихо стонет. Элио нравится, когда Оливер двигает палец чуть глубже, задевает набухший бугорок простаты, он вскрикивает, вскидывает бедра, шарит руками по телу. Оливер наклоняется к нему, целует в губы, глубоко, властно, требовательно. Движет пальцем медленно, сгибает, выпрямляет и резко выходит. Получает долгий разочарованный стон в рот, отстраняется, чтобы снова наклониться и слегка провести языком по губам, прикусить нижнюю и спуститься дорожкой поцелуев по шее к ключицам. Элио нравится, когда Оливер проникает в него уже двумя пальцами, медленно и размеренно трахая. Элио тянется рукой к собственному возбужденному, сочащемуся смазкой члену, проводит пару раз ладонью. Но Оливер перехватывает его руку своей, заглядывает в глаза и тихо шепчет: «Не сейчас, потерпи». Элио закусывает губу, прикрывает глаза, запрокидывает голову и убирает руку. Оливер усмехается, кивает, слегка целует его в губы и добавляет третий палец, отчего Элио почти кричит, сгибает ноги в коленях, выгибается, обхватывает руками любовника за спину и пытается двигаться в такт его пальцев. Элио нравится, когда Оливер делает пару медленных движений пальцами, выходит. Ненадолго отстраняется, выдавливает еще немного смазки из флакона на ладонь, проводит пару раз по собственному возбужденному, слегка наклоненному влево члену рукой и неспешно входит в достаточно растянутое, но постепенно сжимающееся колечко мышц, покачивает бедрами, оглаживает руками бока Элио и снова шепчет что-то успокаивающее. Проникает глубже, наклоняется, целует любовника и в хаотичном ритме двигает бедрами, задевает членом простату, отчего Элио ощущает приятные мурашки и покалывание по всему телу. Не то стоны, не то шипение Оливера почти не слышны за громкими, несдержанными горловыми стонами-всхлипами, стонами-мольбами Элио. Он закидывает свои ноги любовнику на поясницу, крепко прижимается к нему, желая сократить и без того малое расстояние между их телами, чтобы еще лучше, еще ярче ощущать немного болезненные, но приятные движения члена в себе. Элио опять зарывается своими пальцами в волосы Оливера, тянет и позволяет целовать свои ключицы, шею. Элио ощущает, что скоро кончит. В голове путаются мысли, которых почти не было. Становится невыносимо. Невыносимо великолепно. Хочется рыдать и смеяться одновременно. Пропадают все звуки. Только размерный ритм толчков Оливера проводит легкую грань между явью и наслаждением. Элио выгибается в спине, кривит брови и кончает с полустоном-полувсхлипом. Оливер тянется к его губам, целует и шепчет, шепчет. Элио не разбирает, что. Слишком громкий стук сердца и пульс зашкаливает. Слишком сложно соображать. Прикрывает глаза, облизывается. Оливер делает пару толчков и с протяжным стоном кончает вслед. Медленно выходит и укладывается рядом с Элио. Переводит сбившееся дыхание и слушает громкий стук чужого сердца. Наверное, его собственное стучит так же громко. Когда-то Элио нравилось, когда Оливер слизывал его семя с кожи. Почему-то сейчас это не вызывает никаких чувств. Когда-то он готов был разреветься от одного такого вида. Сейчас почему-то нет. Совсем нет. Он лишь смотрит на Оливера, ощущает влажный язык на коже живота. Это щекотно и немного приятно. И все. Оливер движется поцелуями выше и шепчет, шепчет: «Я скучал», отчего по телу идут мурашки. Элио не отвечает и пытается осознать происходящее. Эйфория закончилась, навалилась суровая реальность. Оливер пытается поцеловать Элио, но тот отвечает коротким поцелуем и отворачивается. Оливер удивленно смотрит, проводит руками по его волосам и шее и тихо зовет своим именем: — Оливер, Оливер, Оливер. Элио чувствует себя паршиво. Сколько лет он не слышал этого имени, сколько лет не вспоминал его. Мерзко, ужасно. Почему-то он не чувствует ничего, когда слышит это имя. Ничего. Пустота. Также тихо отвечает: «Элио», встает с кровати, собирает вещи по комнате, одевается. — Ты уже уходишь? — удивленно спрашивает Оливер и удобнее устраивается в кровати, рассматривает собирающегося Элио. — Да, прости, мне пора, — торопливо произносит Элио, подхватывает пиджак и закрывает дверь с другой стороны. Когда двери лифта закрываются и кабина медленно трогается вниз, Элио прислоняется к стенам, закидывает голову, ерошит и зажимает собственные волосы. Хреново. Мерзкое чувство поселяется в груди. Оно душит, давит, мешает дышать. Он чувствует себя грязным почти разлучником, как бы это смешно не звучало. Он сам согласился с этой ролью, чего жаловаться теперь? Только ему казалось, да, казалось, что проведя ночь с Оливером, он снова влюбится в него до беспамятства. Не получилось. Чувств нет. Пустота. Если бы он что-то чувствовал к Оливеру, наверное, было бы не так противно. Если бы он был влюблен в Оливера, можно было бы считать, что он боролся. Боролся за любимого человека. Боролся, зная, что тот женат. Элио боролся бы за их короткие встречи тайком от семьи. Пусть он был бы лишь временным развлечением, но он боролся бы, если бы любил. А так — Оливер уже давно не любимый человек. Элио чувствует себя просто шлюхой, которую сняли, чтобы отвлечься от жены, от семейного быта. Элио сравнивал свою любовь к Оливеру с лампочкой. Обычной. Электрической. Погасшей. Ему казалось, что увидь он Оливера, что-то снова щелкнет, она снова заработает, засветит. Но, увы, этого не произошло, просто не получилось включить. Наверное, из-за того, что лампочку давно не включали, в ней что-то сломалось. Такое бывает. Она перегорела. Ее нужно выбросить и заменить на новую.