Перед смертью

— Это же Олег ЛСП! — Собственное имя никогда еще не причиняло столько боли, оно, кажется, раздирало уши, пробиралось в черепную коробку и дробило ее изнутри на мелкие осколки. Все его тело стало живым синонимом боли, будто кости и мясо перемололо в фарш, и только кожа не давала ему кровавым месивом разлиться по асфальту. «Кто, блядь, вам права выдает?» — сквозь неопределенный гул в голове и боль, будто нечто стороннее, слышит он собственную мысль. Вдогонку ей, как озарение, проносится: «Так вот о чем думают перед смертью». На большее сил не хватает. Мысли, аморфные, не связанные в четкие предложения, витают в замутненном болью сознании. А время тянется, тянется, и уже невыносимо хочется, чтобы оно замерло, чтобы с ним прекратилась и эта пытка. Олег, не слишком понимая зачем, пытается пошевелиться, мозг отчаянно посылает конечностям сигналы, но они будто перестали принадлежать ему. Может даже и правда перестали, такой-то удар… Почему время еще продолжает идти? Пожалуйста, стоп! Из горла вырывается сиплый, булькающий стон, его вряд ли слышит кто-то, но и Олег совсем ничего не слышит — в ушах невыносимо шумит. Кто-то крепко сжимает плечо, и это первое, что он ощущает нормально, без разрывающей все боли, за последнюю… минуту? пять минут? час? Кажется, это была целая вечность. Савченко с трудом разлепляет глаза: желтое пятно фонаря на фоне черного неба расплывается в пелене слез, которые непрерывно, бесконтрольно стекают по щекам, смывая с них грязь вперемешку с кровью. Он даже не сразу различает склонившуюся над ним фигуру. Ни единой черты лица не видно, но Олег почти уверен, нет, он совершенно уверен в том, кто сидит сейчас над его нелепым, распластавшемся на мокром асфальте телом. — Олежа, — вечно пьяный голос, и очертания широкой улыбки, расползающейся по лицу. — Вставай. — Рома за руку тянет его наверх, и почему-то уже совсем не больно, будто даже невероятно легко, хоть конечности еще и не слишком подчиняются его воле. — Ромка, ты чего тут? — Ноги ватные, он опирается на плечо друга, едва ли не падает на него, но как-никак стоит, а не лежит… как его тело. Картина страшная: его всего неестественно вывернуло, лицо ободранное, все в крови, только пустой взгляд, пугающий, так что дышать забываешь, направлен вверх. Больше разглядеть ничего не выходит — Ромкина ладонь закрывает глаза. В голове — ничего; будто в космическом вакууме панически бьет по вискам мысль: «Неужели это я?» — Не смотри, это больше не ты, просто кусок мяса. — Сащеко говорит твердо, уверенно, и Олег начинает успокаиваться, только лицо свое ощупывает напоследок для верности. Это и правда не он, а он вот, стоит рядом с Ромой и все у него в порядке, даже лучше, чем когда-либо после… после. Даже сейчас, когда Рома стоит здесь, удерживая его от падения, все еще сложно думать о его смерти. — Я за тобой пришел. Олег обнимает его, улыбаясь. Что там впереди? Не хочется гореть в аду, но и пресный рай не слишком манит. Савченко думает, что было бы неплохо попасть в их личный Magic City, наверное, он где-то там сияет своими неоновыми вывесками и ждет их. А впрочем, какая разница куда, если они будут вместе? Ромина ладонь приятно накрывает затылок, прижимает ближе. Уютно и спокойно, и пусть рядом какие-то люди возятся над мертвым телом, сейчас-то он уверен, что в разы живее их всех. Он говорит, слыша, как его голос сливается с Роминым: — Я скучал. И ради встречи стоило умереть.