Слишком много солнца

Знаешь, когда я по-настоящему увидел тебя впервые? Это была первая весна, которую я провел один в Париже. От ее ярких красок и сладких запахов у меня то и дело начинала кружиться голова, а от свободы перехватывало дыхание, и на лице сияла по-идиотски счастливая улыбка. Ты шел мне навстречу. Наверное, по бульвару, но я не помню. Помню только, как солнце играло в твоих волосах и мне все казалось, что они светятся, словно нимб. Как у святых на старинных иконах моей бабушки. Ты шагал так легко и свободно, что я думал, если не схватить тебя за руку, ты так и уйдешь наверх, прямо в высокое голубое небо, пропитанное солнечными лучами. И растворишься там, как лихорадочное видение какого-нибудь изможденного постом и самоотречением монаха. А если схватить, то, наверное, я растворюсь в нем вместе с тобой… Ты подошел и сказал что-то совершенно неважное. Наверное, спросил, как у меня дела. А я все смотрел на тебя, и единственное чего мне по-настоящему хотелось, это провести рукой по твоим волосам и почувствовать их тепло. Сейчас я глажу твои волосы и не могу остановиться. Я пропускаю между пальцами светлые пряди и вижу, как много в них седины. Я чувствую, какие они мягкие, тонкие и невесомые в моих руках. Только солнца больше нет. Наверное, именно поэтому с каждым мгновением они становятся все холоднее. А знаешь, когда я понял, что хочу быть с тобой, Матье? Когда ты стал жить у меня. Мы делили с тобой квартиру, помнишь? И через несколько дней по ней равномерно расползлись твои вещи. Книги, тетради, папки… Твой старенький ноутбук занял прочное место на журнальном столе, а рядом появилась пепельница. А еще квартира стала пахнуть домом. Таким, которого у меня никогда не было. На пороге меня встречали сладкие ароматы меда и корицы и теплый — молока. А потом я шел умываться и вечно хватал не то полотенце. И все эти запахи сладкие, теплые, родные оседали на моих руках и лице. Я понял тогда, что хочу иметь право вытираться твоим полотенцем, хочу утром, оторвавшись от чашки кофе, ловить через стол взгляд твоих по-кошачьи зеленых глаз. И слышать, как ты произносишь мое имя, тоже хочу. У тебя такой красивый голос, знаешь? Солнечный. И я все поверить не могу, что больше никогда его не услышу. Я провожу рукой по твоим губам. Они твердые и шершавые. Сухие. И мне хочется смочить их водой. Но я просто глажу твою кожу. Она такая холодная. Холоднее чем у меня. И морщинки на ней обозначены теперь четко-четко. В уголках губ — потому что ты часто улыбался, и между бровей — потому что хмурился тоже нередко. Я прикасаюсь к твоему горлу. И оно абсолютно неподвижно. И мне хочется заплакать. Но я не могу. Я помню, как впервые тебя поцеловал. Как взглянул в твои широко распахнутые удивленные глаза и понял, что не смогу остановиться. В нашей гостиной пахло твоим табаком, свежим летним ветром и скошенной травой. По твоей щеке полз солнечный зайчик, и я гладил его указательным пальцем, словно маленькую пугливую зверушку. А ты стоял с широко открытыми глазами и, кажется, боялся дышать. Зайчик упорно продолжал движение. И вот мой палец уже обводил твои губы. Они были такие мягкие тогда. И когда упрямый солнечный лучик снова сполз на твою щеку, я не смог от них оторваться. А потом я тебя поцеловал. Ты застыл на секунду, тихо вздохнул и прижался ближе. Ты пах молоком и медом, и почему-то шоколадом. Упрямый лучик светил мне прямо в глаза, и я их закрыл… Я их закрыл, Матье. Еще тогда. Потому что в тебе было слишком много солнца. Знаешь, мне казалось, что я уже смирился. Но теперь я понимаю, что никогда не смогу смириться до конца. Я прикасаюсь губами к твоим губам. Они твердые и пахнут тленом. И молоком. Всегда молоком… Только с каждым мгновением запах становится слабее. А в нос бьет аромат моего шампуня, которым я вымыл тебя совсем недавно в последний раз. Потому что не мог оставить тебя так… И потому что не хотел, чтобы к тебе лишний раз прикасались чужие равнодушные руки. Почему я тогда закрыл глаза?! Господи, Матье! У меня ком в горле и, наверное, меня бьет дрожь… Посмотри, как трясутся мои руки. Но слез нет. Наверное, я не имею на них права, да? Я ведь закрыл глаза… Мне было так хорошо с тобой, что я… я думал, что мы наконец поднимаемся в небо, взявшись за руки. А ты просто боишься летать. И я хотел научить тебя. Каждый раз, подталкивая тебя вверх за собой, я не видел, что ты разбиваешься о камни. Мне так хочется сказать тебе: «Прости». Но я не могу. Потому что ты не можешь ответить. Потому что я не заслужил твой ответ. Я просто был слишком счастлив, Матье. Ослеплен твоим сиянием, твоим солнцем… Просто. «Просто» так похоже на «прости», что я буду повторять его снова и снова. Я просто был счастлив, я просто хотел быть с тобой, я просто хотел жить... И ты хотел. Просто.