Кит маленький пиздюк.
Спасибо, он и так это знает и помнит.
Ему всю жизнь это твердили — как же не запомнить?
Поэтому, как только ему исполняется восемнадцать и его уже ничто и никто не держит, он собирает все свои немногочисленные пожитки, вешает гитару за спину, садится на байк, подаренный единственным, наверное, человеком, которому было не насрать, и просто
едет.
У него нет никакой конкретной цели или пункта назначения. Он просто заебался и хотел наконец вырваться из города, который ощущался колючей проволокой на шее, что стягивалась всё сильнее, почти вросла в горло.
Находясь в каком-то южном городке, подальше от заебавшей своими холодами Миннесоты, Кит наконец
выдыхает.
Он просто блуждает по городу в поисках какой-нибудь площади или парка с большим потоком людей, чтобы можно было сесть и поиграть. Ну и заодно заработать себе хоть немного денег на еду и бензин.
Последние он потратил на три ночи в каком-то обшарпанном мотеле.
Спустя час блужданий он находит небольшую площадь, наполненную всякими магазинами, лавочками, кафе и, самое главное, людьми. Кит бы предпочёл отлежаться где-нибудь в спокойном месте подальше от них, но есть-то хочется, да и продолжать ехать в неизвестность — тоже.
Поэтому Когане проходит к самому центру площади и садится в тени дерева на свободную лавку.
Он решает начать с чего-то легкого и солнечного, прямо как этот город, но ничего лучше маленькой трудной девочки* ему на ум не приходит.
Такая себе легкость и солнечность на самом деле.
Потрепанная и больная.
Прямо как он.
Кит играет часа три, наверное, и решает, что пора уходить. Пальцы болят нещадно, да и ночь на байке дает о себе знать.
Денег ему хватит на пару дней, а поиграть и заработать еще у него время есть.
На город уже спускаться сумерки начали, когда Киту тридцать минут пешим до обшарпанной комнаты, где пылью и затхлостью всё провоняло.
Ему ещё тридцать минут когда.
Бум.
В прохожего врезался.
У этого прохожего глаза океан напоминают, чистый и спокойный.
Кит понимает, что слишком долго пялится на человека, на котором лежит буквально, когда.
— Хей, ты в порядке? — с улыбкой чуть нервной.
Нет, определённо нет.
И
Это я должен спрашивать, в порядке ли ты, я же, блядь, сбил тебя с ног.
Кит подскакивает быстро, поправляет гитару за спиной и, бросая короткое извинение, убегает.
Не нужно ему глаз-океанов, в которых можно потеряться. Ему бы из своего лабиринта сначала выйти, а потом уже.
Мысли о прекрасном незнакомце он обрывает.
Ему нужно на гитаре играть, зарабатывать на еду, сон, бензин.
Ему нужно
бежатьбежатьбежать.
От чего, почему и куда — Кит ещё и не разобрался, не пытался даже.
Его устраивает и такая реальность. Бесконечные пыльные дороги и невнятное будущее.
Сплошной rust peace под рёбрами вырезано и не важно, что in забыли.
Так даже лучше.
Его вот тоже забыли.
А он забил на это и сделал татуировку.
Утром Кит думает, что лучше бы умер во время одной из своих многочисленных поездок-перебежек. Что лучше бы тяжелый грузовик навстречу, мотоцикл всмятку, а он размазан по асфальту, как плавленый сыр по хлебу.
Он отгоняет эти мысли и идёт курить. Рассветное солнце даже из разваленного мотеля выглядит прекрасно. И радует, что не нужно кутаться в пуховик или плед, чтоб не замерзнуть.
Кит уже как месяц в поездке
в никуда и до сих пор радуется каждому тёплому дню без вечного холода и мерзлоты.
Непогоды.
Других людей.
Вечером на площади он вспоминает лучшую песню о любви зомби**, что слышал, и решает, что это довольно забавно.
Мертвый-живой мальчик поёт о любви воскресших
реальных мертвецов.
Ухмылка ироничная, пальцы уже на нужном аккорде.
Когда он заканчивает, то слышит хлопки.
— Я, конечно, не осуждаю, ты здорово играешь, но, парень, ты выглядишь так, будто сам вылез из могилы пару дней назад.
Кит узнает голос. Слышал один раз, а запомнил так, словно несколько лет общались.
Уличная магия отдыхает.
К гадалке ходить не надо, Кит знает, какие истории начинаются
так.
У обычных людей это мелодраматическая комедия с концом
счастливым и голуби в небо улетают.
У него это максимум дешёвой драмы, от которой уже тошнит, и конец поганый.
Поэтому он смотрит из-под чёлки злобно и решает исполнить песню, что всегда помогала ему отшить любого, кто решил, что подкатить к нему это хорошая идея.
Уже предвкушая, как смешно вытянется лицо у парня глаза-океаны, Кит, ухмыляясь, начинал весёлую песню***.
Когда он дошёл до припева, незнакомец внезапно начал петь её.
Игру Кита это не сбило, слишком уж знакомая песня, но петь за него уже продолжил глаза-океаны, и Кит понял, что в этот раз его трюк «отшей-всех-кого-можно-и-нельзя-одной-песней» провалился.
— Я надеюсь, зовут тебя не Симон и философии в этой песне ты придерживаешься слабо, потому что я знаю один прекрасный паб за углом и был бы рад угостить тебя чем-нибудь, — в его глазах-океанах чертята плещутся, а Кит слишком обескуражен провалившимся трюком, чтоб отказать.
— Кит, меня зовут Кит, — руку протягивает, чтоб пожать, но незнакомец берёт за неё и губами как электричеством мажет.
— Ну что ж, Кит, я Лэнс и я покажу тебе, что не все фокусы и трюки ты знаешь.
***
месяц спустя
— Я не могу поверить, что ты это сделал! По-другому что ли поступить нельзя было? — Кит стоял и злился на выпавшего из реальности Лэнса. Тот шептал что-то неразборчиво себе под нос, и слух Когане ухватил только «как так можно» и «ну и дыра».
Он потряс МакКлейна за плечо и только собрался повторить вопрос, как лицо Лэнса резко стало серьезным и
— Ты будешь жить у меня, собирайся.
— Что? Ты серьезно? Ты вломился ко мне через окно посреди ночи и теперь говоришь это? Как ты вообще узнал, где я живу?
— Проследил, как ниндзя.
— Зачем?
— Ты не хотел говорить, где живёшь, и я решил узнать сам и теперь понимаю,
почему
ты не говорил, где живёшь.
— Это обычный мотель, Лэнс.
— Это полнейшая дыра, Кит.
— Ты просто не понимаешь дорожной романтики мотелей.
— Может и так, но я слышу, как что-то шебуршит в углу, и очень надеюсь, что это просто сквозняк, а не тараканы.
— Это крыса и её зовут Гиппо, и нет, Лэнс, не делай такое лицо, мы с ней живём вместе уже месяц и у нас всё хорошо.
Лэнс — лицо каменное — в угол старается не смотреть, подхватывает рюкзак Кита и идёт к двери.
— Хэй, ниндзя, — Кит окликает, ухмыляясь злобно, — как зашёл, так и вышел.
— Там первый этаж, ты хочешь, чтоб я умер?! — Лэнс театрально прижимает руку к груди и охает.
— Ты сам решил залезть через окно, — Кит с гитарой в руках уже дверь открывать собирается.
— Как будто ты бы открыл мне дверь, — Лэнс дуется и перекидывает ногу через окно.
— Ну я же согласился тогда пойти с тобой в паб.
— Ага, и вылил на меня стакан виски, угрожая поджечь, — говорит Лэнс, присматриваясь, куда можно спрыгнуть.
— Мы были знакомы всего одно падение, песню и три бутылки пива, а ты начал лапать меня, так что всё честно, — Кит с невозмутимым видом подходит к Лэнсу, сидящему на окне, и целует его в щёку, — надо было тебя всё-таки поджечь.
— Ты и так сделал это, не помнишь что ли, за что нас выгнали? — Лэнс обнимает Кита за талию и притягивает к себе.
— За то, что ты громко орал? — Кит ухмыляется и целует его в уголок губ.
— А почему я орал? — МакКлейн нежно гладит рукой щёку.
— Потому что я слишком горяч для тебя? — у Кита огонёк нездорового веселья в глазах, и Лэнс, предвкушая дальнейшее, наклоняется к нему, чтоб поцеловать, но.
Но Кит лишь мажет быстро по его губам и толкает в окно.
***
Кит смеётся, почти вываливаясь из окна, а Лэнс, лёжа на земле, смотрит на него и не может перестать улыбаться.
