Рождественский календарь

– Почему ты не украшаешь дом к Рождеству? Хибари оторвался от ноутбука и повернулся на голос. В кресле напротив невозмутимо восседал Алауди. Как и всегда, он задавал вопрос так, словно продолжал незаконченный разговор. Кея пожал плечами. – Я же японец. Для меня христианство не является основной религией. – Но я знаю, что в Японии празднуют Рождество, – возразил первый Хранитель Вонголы. – И улицы уже начали украшать, и витрины. Послезавтра первое декабря. – Праздник есть, почему бы и не украсить все, как в Европе, – Хибари покосился в окно, но оттуда не было видно магазинов. – А что празднуют в Японии? – Новый год того же числа. Но это детский праздник, мне придется сделать подарки Ламбо и И-Пин, а то босс опять начнет бурчать, что я не считаю себя частью семьи. Алауди некоторое время смотрел на него молча. Десятому Хранителю казалось, что предшественник хочет сказать что-то важное, но не знает, с какой стороны подобраться, хотя лицо мужчины оставалось бесстрастным. – А больше ты ни с кем не собираешься обмениваться подарками? – наконец, поинтересовался он. Кея нахмурился, размышляя. – Это тоже европейская традиция, разве нет? Или ты намекаешь, что я должен сделать тебе подарок? – Не мне. – А! – осенило Хибари, и он даже хмыкнул. – Знаешь, Мукуро, по-моему, еще дальше от христианства, нежели я. – Да какая разница? – Алауди приподнял бровь. – Важна атмосфера. Рождество давно уже не воспринимается многими как церковный праздник – больше как семейный. – Вот поэтому Мукуро его и не отмечает, – глава ДК резко помрачнел. – Он какой-то угрюмый ходит в это время года. Сам понимаешь… – Понимаю, – блондин поднялся и скрестил руки на груди, – потому нам и следует устроить праздник для него. – У меня смутное подозрение, что перед смертью Джотто тебя покусал, – Кея тоскливо покосился на ноутбук, – какой праздник? Я первого числа улетаю в Китай, к Фону, по делам Вонголы, почти на месяц – пока там найду его в этих горах! Дольше тянуть нельзя, там скоро начнется подготовка к китайскому Новому году, и еще большего скопления народу я не выдержу. – А Мукуро одного оставишь? – Ну почему… – Хибари замялся. – Есть же Хром и эта его компашка, Вонгола, в конце концов… ты. – Рождество – семейный праздник, – отрезал Алауди. – И Мукуро это знает. Но не… какое же это слово… – …не верит? – Кея запустил пальцы в волосы и глубоко задумался. Учитывая прошлое Рокудо, немудрено, что он терпеть не мог все семейные праздники. За пару лет знакомства в первое Рождество Хибари было совершенно плевать на душевные терзания туманника, а во второе… Мукуро мрачнел каждый раз, когда смотрел на гирлянды и елки, но японец списывал его реакцию на отношение иллюзиониста к религии. Так что Кее и в голову не пришло поздравить Хранителя Тумана, да и тот не поднимал вопрос о празднике. Сейчас, узнав его получше, глава ДК уже понимал, в чем могла крыться истинная причина. Но Мукуро ни за что бы не согласился показать свою слабость. Наверное, Алауди прав – необходимо заставить туманника почувствовать, что он действительно нужен и любим… что они не просто живут под одной крышей, как соседи, что Кея и вправду… – Я ничего в этом не понимаю, – десятый Хранитель Облака решительно повернулся к Алауди. – Расскажи мне, как правильно праздновать Рождество? Блондин одобрительно кивнул и потянулся к ноутбуку. – Почему ты должен ехать к Фону? Почему Фон не может приехать сюда? – дежурно ворчал Мукуро, одной рукой держа руль, а другую согнув в локте и выставив в открытое окно машины. По итальянскому законодательству он уже достиг совершеннолетия и потому, уладив определенные формальности с помощью Вонголы – должна же от мафии быть хоть какая-то польза! – мог спокойно водить автомобиль. Кея опасался с ним ездить, особенно учитывая, как он лихачил на собственном байке с туманником за спиной. Иногда Мукуро развлекался, дразня японца иллюзорной сигаретой, дым от которой проникал не через ноздри, а через мозг, и потому от него невозможно было спастись; иногда демонстрировал внезапный прилив нежности и лез к Кее целоваться, отпустив руль; а иногда на полном ходу требовал поменяться с ним местами, потому что «тебе скоро на права сдавать, пора бы и научиться, лучше – на практике!». Сегодня Хибари опасался, что по дороге в аэропорт, куда они ехали, ревнивый туманник соберет все пробки или устроит аварию, чтобы опоздать на самолет и никуда не пустить любовника. К счастью, накануне Цуна провел с Рокудо воспитательную беседу – воспитательной она была, скорее, для самого Савады, которого заставил Реборн, потому что «хватит уже бояться собственных Хранителей!». Мукуро послушал, послушал и в конце концов согласился ничего не вытворять чисто из жалости к боссу. Ну и Хибари обещал привезти ему сувениры. Кея вполуха слушал туманника и старался следить за дорогой – просто на всякий случай, мало ли. На заднем сидении обустроился Алауди, прикрывший глаза и, казалось, дремавший. У Хибари хватало Пламени не только на то, чтобы поддерживать его в материальном мире постоянно, но даже не замечать, что Пламя тратится. Кольцо Облака потеплело, и Кея оглянулся – Алауди продолжал сидеть, как ни в чем не бывало. Японец задумался – таким образом предшественник явно хотел ему что-то сказать, но что? Рокудо продолжал ворчать, и Хибари скосил глаза на него – о чем еще им говорить с Алауди сейчас? Приглядевшись, однако, к иллюзионисту, он сообразил, что, хотя тот и трепался без остановки, но пальцы, затянутые в кожаные перчатки, крепко вцепились в руль, выдавая напряжение, да и спина неестественно выпрямлена. Да, блондин прав… Кея чуть было не велел Мукуро разворачивать машину и ехать домой, но сдержался – дело есть дело, а они с Алауди уже как следует обговорили этот вопрос. В аэропорту Хибари накинул на одно плечо рюкзак и, подхватив сумку, быстро зашагал ко входу в здание аэропорта. Мукуро шел чуть позади, Алауди остался в машине. В зале было довольно шумно, поэтому они преодолели большую часть пути в молчании, чтобы не кричать. Перед тем, как пройти регистрацию, Кея развернулся, чтобы попрощаться, и протянул туманнику руку. Тот, лукаво подмигнув, проигнорировал ее и, приобняв Хранителя за пояс, чмокнул в щеку. Хибари мысленно застонал, ловя на себе любопытные взгляды и кляня показушника, однако не стал отстраняться – напротив, поймал Мукуро за подбородок и легонько, на пару мгновений, коснулся губами губ. Пока не ожидавший столь бурного проявления чувств Рокудо ошалело моргал, Кея сунул ему в руки сумку, оказавшуюся неестественно легкой. – Это тебе. Алауди сказал, что ты разберешься. Я буду звонить каждый день в восемь утра по скайпу, и если ты в этот момент будешь спать или куда-то свалишь, то сам виноват. До встречи! – он круто развернулся и поспешил к паспортному контролю. Иллюзионист остался на месте, сжимая одной рукой лямки спортивной сумки, а другой невесомо касаясь своих губ. – Погоди! – спохватился он, пока еще мог различить затылок главы ДК среди прочих пассажиров. – А в восемь по какому времени?! – но Кея был уже слишком далеко и то ли не услышал, то ли его ответ потонул в общем шуме. – Как же хорошо, что разница между Китаем и Японией всего один час… подожду. – Ну и что это за бред? – мрачно уточнил Мукуро, садясь в машину и с силой захлопывая дверь. Алауди уже восседал на месте Кеи, на переднем сидении – безукоризненный во всех отношениях, как и всегда. Он молча наблюдал, как Рокудо, развернувшись, забрасывает открытую сумку на заднее сидение (по дороге он успел сунуть туда любопытный нос) и злобно вертит ключ зажигания. – Пристегнись. – Еще чего! Алауди не любил повторять дважды. Он просто потянулся через туманника и силой застегнул ремень безопасности. – А еще лучше, если я поведу. – Еще чего! – повторил Мукуро, и блондин убедился, что теперь он не будет освобождаться, выбрав из двух зол меньшее. Бросив пытать ключ, иллюзионист выудил из кармана мобильник. – Я ему сейчас позвоню и все выскажу, что за издевательство?! – Тебе не понравилось? Пальцы зависли над экраном. – Так ты в курсе? – разноцветные глаза недобро прищурились. – Это ваша общая шутка? – Это не шутка, – бесстрастно откликнулся Алауди, – это адвент-календарь (1). – Я вижу, – огрызнулся иллюзионист, – но я не ребенок, и вообще… – Мы сделали его вместе, – спокойно перебил его Хранитель Облака. – Специально для тебя. Потому что мы тебя любим и хотим, чтобы у тебя был праздник, пока Хибари в Китае. Рокудо помолчал, немного оглушенный. В отличие от Кеи, который до последнего скрывал свои чувства и ненавидел говорить о любви, Алауди высказывал то, что у него на душе, прямо в глаза и невозмутимо ожидал реакции. Поэтому у туманника порой и возникали сомнения в их словах – один был слишком скрытный, а другой – прямолинейный. Сейчас блондин вытянул руку и повернул ключ, чтобы автомобиль перестал тарахтеть вхолостую. От внезапно наступившей тишины иллюзионист пришел в себя и, повернувшись, уже внимательнее посмотрел на сумку. Из незакрытой молнии торчал яркий уголок коробки. – Если ты хочешь поговорить с Хибари, то поторопись – он скоро выключит телефон. Мукуро, встрепенувшись, набрал номер и прижал трубку к уху. Кея принял вызов в течение первого же гудка, будто караулил звонок от туманника. – Да? – раздался осторожный голос. Рокудо бесшумно хихикнул в кулак – он как наяву увидел главу ДК, сжимающего смартфон с видом Ролла, застигнутого за воровством бекона с общего стола. Ну как на такого сердиться? – Объяснись! – велел он, стараясь придать своему голосу достойную грозность, но Кея безошибочно уловил его настроение и вернул себе самообладание. – Тебе Алауди все объяснит, у меня посадка начинается. – Ну Ке-е-ея! – Стюардесса уже ходит между рядами. – Симпатичная? – моментально переключился иллюзионист. Невидимый собеседник хмыкнул. – Мукуро, стюардессы не бывают не симпатичными, это их работа. – Так, послушай!.. – Все, пора отключать гаджеты! Позвоню, когда долечу. И не забудь кормить моих канареек, а то я тебя налысо побрею! – заверил Хибари и нажал «отбой». Туманник игриво погрозил смартфону пальцем и спрятал в карман. – Ну ты это слышал? – обратился он к Алауди. Тот не ответил – чего отвечать, если Рокудо в начале разговора поставил на громкую связь. У Мукуро разом поднялось настроение – ему нравилось, когда Кея пытался вызвать его ревность. Сразу возникал азарт, помогая поддерживать отношения в тонусе, и, как ни странно, иллюзионист особенно остро осознавал, что нужен и любим. Если бы Хибари было все равно, он бы даже не обратил внимания, что в самолете вообще кто-то есть, абстрагируясь от надоедливых травоядных. – Ладно, поехали домой, а то набежит нам тут за стоянку… Алауди чинно пристегнулся. Может, он и был призраком, но любил соблюдать формальности. Да и окружающим о его потустороннем происхождении знать необязательно. Дома без Кеи было пустынно – все-таки, это был его дом, и глава ДК выглядел его неотъемлемой частью. Хиберды, услышав скрежет ключа в замочной скважине, встретили вернувшихся радостным гомоном, который быстро сменился разочарованным. – Да присмотрю я за вами, никуда не денетесь, – уязвленно воскликнул туманник. – Ну один раз покормить забыл, ябеды! Хиберды пушистыми теннисными шариками запрыгали вокруг, громко чирикая. Мукуро, прижимая к себе сумку, продрался сквозь желтое облако и очутился в гостиной. Там он, наконец, освободил подарок и поставил на диван, прислонив к спинке, чтобы рассмотреть как следует. Календарь представлял собой коробку примерно с полметра в высоту, раза в два меньше в ширину, а в глубину и вовсе совсем небольшую – чем-то похож на вертикально поставленную коробку из-под конфет. Вид календарь имел традиционного домика, заботливо обклеенного цветной бумагой, мишурой и искусственным снегом. Числа располагались на закрытых створках окошек: двадцать окошек в пять рядов по четыре, одно (с цифрой «1») – чердачное, окошки «22» и «23» выглядели чуть покрупнее и находились по обе стороны от картонной дверцы с датой «24». – Сами сделали? – спросил иллюзионист, шестым чувством уловивший бесшумное присутствие Алауди, но не повернулся. Спустя несколько мгновений сильные руки обхватили Мукуро за талию, а теплое дыхание согрело замерзшее ухо. – Простынешь, если будешь ходить без шапки. Что я Хибари скажу? – Не простыну, ты же меня согреешь? – иллюзионист чуть расслабился в объятиях и прижался затылком к щеке и шее Хранителя Облака. Кея бы заворчал, что волосы Рокудо мокрые и холодные, потому что снег, под который они попали, пока шли от машины, уже подтаял в теплом помещении, но Алауди проигнорировал подобную мелочь. – Да, сами сделали. Чай или кофе? – Кофе, – подумав, выбрал туманник, чей взгляд снова упал на календарь. Руки блондина разжались, опора исчезла – Алауди удалился на кухню. Мукуро, покосившись на закрывшуюся дверь, подошел к дивану. Календари обычно дарили детям, которые каждый день открывали по окошку, чтобы им проще было дождаться праздника. Иллюзионист скривился – он никогда раньше не получал ничего подобного. Как глупо! Ладно, если предположить, что это не идиотский подкол – Рокудо не хотелось думать, что его разыграли или намеренно пытались задеть побольнее… Хибари не разбирается в европейских обычаях, а Алауди… может, в годы его жизни были другие традиции? Хранителя обуревали смешанные чувства: с одной стороны, его бесило любое упоминание о Рождестве, с другой – несомненно, согревало то, что ради него так расстарались. А с третьей… липкий, сосущий страх проникал в сознание, мерзким голоском вопрошая – что, если это дурацкая, обидная шутка? Рокудо давно привык к этому противному голосу, ведь за всю жизнь ему и в голову не приходило кому-то довериться, а теперь он живет в чужом доме, и… так не хочется, чтобы все тепло обернулось ложью, но так страшно… Мукуро решительно повернулся к двери, собираясь последовать на кухню за блондином, но все-таки оглянулся на календарь вновь. Интересно же, что там может быть? Конечно, Рождество ему по боку, и все эти семейные ценности… ерунда! Однако там, наверное, есть подарочек или... туманник наступил на горло своему страху. Если здесь что-то не так, то лучше узнать об этом сразу! Продавив картонную створку окошка по пунктиру, Рокудо подцепил ее край ногтем и потянул. Внутри оказался небольшой брелок в форме птицы – не яркой желтой канарейки, как можно было ожидать, а скромной коричневой птахи. Иллюзионист некоторое время с недоумением рассматривал подарок, потом догадался снова заглянуть в окошко – там лежал и сложенный в несколько раз листочек. «Привет, хохлатый, – приветствовали его ровные строчки иероглифов, написанных знакомой рукой, – если ты читаешь эту записку, значит, ты все-таки набрался смелости и посмотрел календарь. И я очень этому рад, трусишка. Потому что…» Слова Кеи оборвались, и почерк изменился: стал более твердым и угловатым, более разборчивым, поскольку писал человек, для которого японский не был родным языком. «…потому что он сидит минут десять, грызет уже вторую ручку и не может даже под диктовку написать «я тебя люблю». Если у нас когда-нибудь кончатся продукты, а в магазин сходить будет лень, корми его канцтоварами. Вот есть травоядные, есть хищники, а как назвать тех, кто питается писчими принадлежностями?» От последнего знака хираганы тянулся длинный чернильный хвост, словно кто-то выхватил ручку у писавшего. Иероглифы снова стали более округлыми и почти непонятными, черт бы побрал эту скоропись. «Ну в общем да. Мы очень хотели сделать тебе подарок. Если тебе неприятно, можешь забросить эту коробку куда подальше, предварительно вытряхнув все подарки, но мне бы очень хотелось, чтобы все было как положено», – тонкие бескровные губы, которые Мукуро закусил, нервничая, растянулись в улыбке. «Как положено» – в этом весь Кея. Все должно быть аккуратно, четко выверено и утверждено комиссией ДК с личной подписью его главы. Как положено – это полная противоположность того, что обычно устраивал Рокудо. Как положено ухаживать, если у тебя не девушка, а парень? Как положено гулять с ним и вести себя на людях? Как положено реагировать на его заигрывания и шутки? Никак, сделал вывод любимый пень туманника, потому что других указаний не поступало. В какой-то мере Алауди был благословением небес, потому что неслабо проезжался по ушам протеже, объясняя, что и как нужно делать. И Хибари, получая четкие инструкции, чувствовал себя куда увереннее и спокойнее. «А перед Рождеством положено делать такой календарь, сказал Алауди. Его чаще дарят детям, но он говорит, что можно и любимым людям, – эти слова были написаны жирнее, и Рокудо ясно увидел, как сопит Кея под пристальным взглядом предшественника, старательно выводя иероглифы и нажимая на ручку от напряжения. – Кроме того, я думаю, что ты не получал подобных подарков, так что никогда не поздно начинать. Я знаю, что с тебя станется посмотреть разом все окошки, но это на твоей совести. Я вернусь 25 числа, а до этого хотел бы, чтобы ты каждый день получал от нас сюрпризы. На тебе лежит украшение дома! Целую, Хибари. P.S. Если ты не понял, это жаворонок. Мы хотим, чтобы ты носил его на ключах!» Мукуро снова посмотрел на брелок и засмеялся. Хищники метят территорию, и два Хранителя Облака предпочли тонко и ненавязчиво намекнуть миру, что их иллюзионист немного занят. – Я долетел, – сообщил смской смартфон. Рокудо быстро поставил на паузу фильм в ожидании звонка. Он догадался, что Кея написал ему, как только включил телефон после посадки, но набирать не стал, потому что либо неудобно, либо шумно – проще добраться до здания, уладить формальности, а там уже спокойно позвонить, пока едет багаж. Алауди молча покосился на экран и промолчал, придя к такому же выводу и убедившись, что все в порядке. Они вдвоем смотрели какую-то комедию, причем блондин выглядел, как всегда, каменным памятником самому себе, словно на экране шла какая-то документалка, а Мукуро сидел на диване с ногами, громко комментируя происходящее. Что и говорить, его высказывания были куда смешнее оригинала. Мобильник тренькнул, и иллюзионист быстро принял входящий, привычно переключая на громкую связь. – Как погода в Пекине? – промурлыкал он, не дожидаясь приветствия. – Снег, – сообщил смартфон шуршащим от посторонних шумов голосом Кеи. – У нас тоже пошел, но тут же растаял, – пожаловался Рокудо. – Do you want to build a snowman, когда вернешься, Эльза? – Слушай, если в Вонголе – а еще хуже, вне ее! – кто-то узнает, что мы по ночам вместе смотрим диснеевские мультики, я тебя убью, – пообещал Хибари. – Загрызешь до смерти? – невинно уточнил Рокудо. – И на заднем дворе прикопаю. Мертвые не кусаются, – процитировал глава ДК. Туманник покосился на приподнявшего бровь Алауди. – Джон Сильвер не был знаком с нашим дорогим призрачным другом. Кусаются, еще как! Я неделю водолазку не снимал. Ай, прекрати! – он отпихнул первого Хранителя, потянувшегося к его шее. Из динамика донесся короткий, но явно завистливый вздох. Мукуро помолчал и бросил взгляд на стену, куда он вместо обычного календаря повесил рождественский. – Знаешь… спасибо за подарок. Я не думаю, что стоит отмечать праздник, но мне правда… м… приятно. – Не отмечать так не отмечать, – как-то слишком легко согласился Кея. – Я очень рад, что наши старания не прошли даром. Ладно, мне пора – ты же знаешь, что в Тибет не так-то просто вырваться. Туманник сбросил вызов и поймал на себе взгляд ледяных голубых глаз. – Не хочу смотреть фильм, – сообщил Алауди. – Сюжет дурацкий. В наше время снимали лучше. – А в ваше время кинематограф вообще был? – И в театре прекрасно играли, – не ответил на прямой вопрос блондин. – Пойдем, прогуляемся? – Отличная идея. С того дня утро Мукуро начиналось с дежурного чертыхания под звонок будильника – восемь часов оказалось все-таки по японскому времени, но до этого нужно было еще встать, умыться, одеться, причесаться и, конечно, проснуться. А еще успеть покормить Хибердов до того, как об этом спросит их хозяин. Назло Кее иллюзионист намеренно не трогал календарь до связи по скайпу, придавал своему лицу равнодушное выражение и говорил что-то вроде «ах да, спасибо, что напомнил. Я посмотрю, что там, попозже», а после отключения со всех ног несся к картонному подарку, ломая голову, что там может быть еще. Хранители Облака не ограничились традиционными конфетками и записками. В каждом окошке был спрятан сложенный из бумаги журавлик – в первый день Рокудо немного разочаровался, но потом заметил иероглифы на крыльях и догадался развернуть оригами, обнаружив написанную загадку. Так пошло и дальше – журавлики таили в себе загадки, подсказки или карты, призывающие туманника найти подарок в доме или в саду. Мукуро быстро втянулся в эту игру, с восторгом разыскивая то серьги в виде елочек, то заколку-сову, то вкуснейший шоколад, то флешку с фотографиями – если остальные подарки иллюзионист идентифицировал не всегда – кто знает, принадлежала идея Кее, Алауди или обоим разом, – но флешку спрятал определенно блондин, потому что на ней были загружены фотографии того, как Хибари мастерил рождественский календарь: фото грозного карателя нарушителей, сосредоточенно вырезавшего из желтой бумаги звездочки, с пятном золотой краски на щеке, вряд ли прошло бы цензуру этого самого карателя. Интуитивно угадав, какой компромат может быть на него у Алауди, Кея тоже расстарался на серию фотографий, изысканно обработанных в фотошопе: строгий и надменный блондин, с закрытыми глазами сидевший в кресле, превратился в гордого вождя индейцев. Квест от 14 декабря привел Мукуро к ящику рождественских украшений, недвусмысленно намекая, чем занять остаток дня. Иллюзионист только сейчас вспомнил, с чего же все началось, и замешкался – хочет ли он отмечать Рождество? Точнее… так ли он этого не хочет? – Ладно, ваша взяла, – ворчливо согласился он, зная, что Алауди замер в дверях. – Но к приготовлению праздничного ужина я не притронусь – понятия не имею, что туда входит! – Договорились. 24 числа Алауди сразу после звонка Хибари потащил иллюзиониста за продуктами, а потом развел бурную деятельность дома. Поскольку Мукуро твердо открестился от участия в готовке, блондин отправил его делать генеральную уборку перед праздником, чем вызвал искреннее негодование и заявления, что «вот именно поэтому я и ненавижу праздники!». Около шести вечера Алауди убедился, что дом прибран и в него не стыдно пустить хозяина, и напомнил туманнику про календарь. Тот, ворча, открыл картонную дверцу и достал последнего журавлика. Развернув его, Рокудо не нашел ни загадки, ни подробных инструкций, только несколько слов: «Открой входную дверь». Иллюзионист с недоумением посмотрел на дверку домика-календаря, которую он только что распахнул, но вскоре нужная мысль достучалась до него, и Мукуро рванул ко входу в дом. Что бы это могло быть, и где? На крыльце? В ближайшем сугробе? Или Алауди что-то спрятал накануне? Мукуро отпер замок и торопливо рванул дверь на себя. В следующий момент сильные руки подхватили его за пояс и дернули вверх. – Эй! – запоздало возмутился туманник, болтая ногами и глядя сверху вниз в прищуренные серые глаза. – Пусти меня, ты холодный! Кея, вопреки приказу, прижал его к себе, всем своим видом показывая, что нашел лучший способ погреться. Рокудо сдался и, коснувшись носками пола, обнял вернувшегося Хранителя за шею, вдыхая запах снега, мороза и путешествий – острые приправы китайской кухни, сухой воздух самолета, бензин такси… отстранившись, Мукуро удивленно изогнул брови. – Но ты говорил, что вернешься завтра. – Я солгал, – просто ответил Хибари, не спеша отпускать своего иллюзиониста. – Как в анекдоте: возвращается муж из командировки раньше времени… – сообщил Алауди, выглянув в коридор. – Дверь закройте, дует. Зима на дворе, между прочим. Переодевайся и шкаф заодно проверь, вдруг он кого притащил, пока я не видел. – Ух, если найду любовника, устрою тебе сказку о Синей бороде! – пригрозил Кея, отпуская, наконец, туманника и снимая пальто. Мукуро расхохотался. – Ойя, вообще-то, если говорить о Синей бороде… ты немного перепутал роли! Хибари запоздало сообразил, какого цвета волосы иллюзиониста, и фыркнул, быстро разуваясь. Когда Кея переоделся – Рокудо все вился вокруг, отвлекая и пытаясь обнять, – Алауди пригласил всех к столу. – Сегодня сочельник, – пояснил он обоим молодым людям, остановившимся у стола, – значит, мы сейчас поужинаем, а потом вы пойдете спать, и, если вы хорошо себя вели весь год, то Баббо Натале положит вам подарки под елку. – А разве не Санта Клаус? – не понял Кея, но иллюзионист грозно сверкнул на него разноцветными глазами и подтвердил сказанное: – Баббо Натале (2), – он повернулся к Алауди и ангельски добавил. – Я вел себя очень хорошо! Видите, мир до сих пор не разрушен. – А я его до сих пор не убил, я тоже молодец, – фыркнул Хибари, дернув туманника за хохолок. Тот ойкнул и, вывернувшись, огляделся. Они находились в гостиной, центр которой гордо занимал стол, уставленный всякими рождественскими вкусностями. В углу высилась сверкающая мишурой и гирляндами елка, отчего в комнате было по-праздничному уютно. Кроме игрушек, с искусственных (а то Гринпис в лице Кеи не одобрит!) зеленых лап свисали пряничные человечки, приводящие Мукуро в детский восторг. На стенах красовались рождественские венки и прочие украшения. Но чего-то не хватало… Рокудо, чуть улыбнувшись, кивнул своим мыслям и сотворил иллюзию – у стены натурально запылал камин, наполняя помещение ощущением домашнего тепла даже лучше, чем кондиционер под потолком. Поразмыслив, он приобнял Алауди и Кею за плечи и хитро ухмыльнулся. – Значит, так, братцы Жаворонки… если вы так хотите, чтобы я присоединился к вашей безумной идее отметить Рождество, то вам придется соответствовать! – вслед за его словами потянулось Пламя Тумана, окутавшее Хранителей Облака. Хибари рефлекторно чихнул, и лишние хлопья иллюзии опали. Алауди задумчиво снял с головы красную с белым шапку и водрузил на место, а вот с бородой безжалостно распрощался. – Ты будешь Баббо Натале, – радостно пояснил Рокудо и повернулся к Кее, – а ты… – А чего это я олень?! – возмутился тот, оттягивая круглый, светящийся красным нос на резинке. Макушку он проверять опасался – и так понятно, что там накладные рога. – Потому что я тебе все-таки изменял почти месяц, – покаялся Мукуро, прижимаясь к Алауди, – причем очень даже злостно! И вообще, Алауди старше, ему в самый раз быть Баббо Натале. – А ты кто? – спросил у него блондин. Туманник ненадолго задумался и подогнал себе костюм Пламенем: одежда сменила цвет на зеленый, а уши заострились. – Ну ты прикинь, – Хибари, хмыкнув, скрестил руки на груди, – я рогатый, ты дед, а он – рождественский эльф. Удружил. И за что мы его любим, а? – За красивые глаза, – мечтательно протянул Рокудо, с теплотой глядя на «оленя». – Знаете… спасибо вам. Это лучший праздник в моей жизни. Я даже готов дождаться утра, а не растерзать подарки немедленно! – Это ты пока не знаешь, какие подарки мы тебе готовим, – Хибари уселся за стол, решительно сняв накладной нос. Тот не исчез, а остался празднично мигать у тарелки. – И не только под елкой, – подтвердил Алауди, последовав его примеру. «Свою» бороду он повесил на спинку стула. Мукуро, сев рядом, вскинул брови. – Так-так, а поподробнее? – Вот ночью и узнаешь. – Я хочу сейчас! – закапризничал иллюзионист, ерзая на стуле. Хранители Облака пропустили его слова мимо ушей. – Ладно, а что будем делать завтра? – Спать, – философски изрек Алауди, – и праздновать Рождество. – А как? – не отставал Рокудо. – Слепим снеговика, – принялся перечислять Кея, – поиграем в снежки и настольные игры. Посмотрим новую серию Доктора, не забыл? И, если хочешь… ну… гулять пойдем, ладно. – Пожалуй, лучший праздник в моей жизни будет завтра, – решил туманник, – и я готов даже сегодня отправиться спать пораньше, чтобы завтра побыстрее наступило! – Ну, пораньше не получится… – глава ДК прищурился. – Я соскучился. – Раньше, чем обычно! – Мукуро накрыл его ладонь своей. – Но мой дорогой северный олень не останется без внимания, – Алауди кашлянул, – и Баббо Натале – тоже. В гостиную слетелись Хиберды и, рассевшись на спинке дивана, запели что-то рождественское. – Так, а кто будет мыть посуду? – строго спросил блондин после ужина. – Я это все готовил. – А я устал после перелета, – парировал Кея и развел руками. – И вообще, я не могу мыть посуду – у меня копытца. – Сговорились?! – взвыл Рокудо. – Хотите мне праздник испортить? Между прочим, я тут весь дом убрал! – Ладно, моем вместе, – переглянулись Хранители Облака. – Спасибо, Алауди… – Мукуро остановился в дверях и, помявшись, посмотрел на блондина. Тот чуть изогнул бровь, выражая свое недоумение – мол, за что именно? – И ужин этот, и праздник… я же знаю, что это ты надоумил Кею. Он носится со мной, как с фарфоровой куклой, опасаясь затронуть тему моего прошлого. А ты прямолинейный… – Если проблема есть, то ее нужно исправлять, – пожал плечами Хранитель Облака. – Хибари пока не знает, как именно исправлять проблемы, которые он, будь уверен, видит, и потому не поднимает эти темы. А если хочешь меня поблагодарить… – взгляд серых глаз скользнул вверх. – В ваше время сохранился английский обычай, связанный с омелой? Рокудо вскинул голову и обнаружил зеленый венок с белыми ягодками. Улыбнулся и, привстав на цыпочки, без лишних слов ответил на вопрос традиционным поцелуем. Алауди бережно прижал его к себе. Раздалось строгое покашливание. Блондин отстранился и посмотрел поверх плеча туманника. – Хм, у нас тут очередь. – Знаешь, Алауди, – угрожающе начал Кея, – я вызываю тебя на дуэль! Завтра же, после завтрака! Дуэль снежками за руку прекрасной принцессы! – Прекрасного эльфа, – педантично поправил его Алауди. – Прекрасного принца эльфов, – согласился на компромисс Мукуро, лукаво поглядывая то на одного Хранителя, то на другого. – И принц тоже хочет участвовать в сражении! – Не стоит – снег мокрый, холодный, попадает за шиворот и тает… – припугнул его Кея. Рокудо устрашился, но совсем немножко и ненадолго. – Но ведь благородные рыцари не позволят принцу изваляться в снегу? Хранителя Облака переглянулись. – Еще чего! Сами и изваляем. И в снеговика закатаем. – Уступаю его тебе… но ненадолго! – строго разрешил Алауди, отпуская Мукуро. Хибари тут же занял его место и заключил иллюзиониста в объятия. – Итак, расскажи мне поподробнее про традицию с омелой, – велел он. Рокудо, смеясь, чуть наклонился и прижался губами к чужим губам. Что ж… может, Рождество – это и вправду не самый плохой праздник? Мерзкий голосок на задворках сознания заткнулся и, прихватив с собой липкий страх, обиженно удалился – здесь ловить больше нечего.