Вершина Олимпа

      Ваню выдергивает в сознание внезапно. Он удивляется, конечно, немного. Ещё бы - в одну секунду ты занюхиваешь дорожку в гримёрке Олимпа под аккомпанемент воплей Мирона и Порчи, а в следующую торчишь в какой-то темнющей кладовке, хуй знает где и когда. Такой себе скачок во времени и пространстве, если честно.       Ваня прикладывает все силы, чтобы сконцентрироваться и оценить окружающую обстановку. А обстановка такова, что его правая ладонь сжимает что-то подозрительно напоминающее чужой стоящий хер. Собственный член стоит тоже, и то, что на Ване до сих пор застегнуты тесные джинсы - явно большое упущение.       Второе, что осознает Ваня - его шею вылизывают с фетишистским старанием и это удивительно приятно. Чувствительность кожи как будто выкручена на максимум и, от каждого касания языка, по всему телу волнами расходится щекотный жар. В Ваниных зубах зажата явно недавно подожжённая сигарета. Но, когда он опускает взгляд, то видит, что часть пепла уже успела осыпаться на знакомую белобрысую макушку. Ваня мысленно оценивает, насколько его устраивает, что он сейчас надрачивает обладателю именно этой крашеной башки, и остаётся вполне доволен результатом.       Он выбрасывает сигарету на пол, придавливая кроссовком и смахивает все, что успело налететь на Марка. Загорится ещё, не дай бог, золотой мальчик, Мирон ему потом голову открутит за то, что братишку покалечил. За что ещё тут Мирон голову может открутить, Ваня старается не думать.       - Марик, - зовет Рудбой и морщится, голос сиплый, словно его в глотку негры драли. Да что там, бля, произошло, пока его сознание тусовалось отдельно от тела?       Марк поднимает голову. Глаза у него осоловелые, чернющие, и связной мысли в них примерно ноль, но зато улыбка такая пиздатая. Открытая, счастливая, аж врезать хочется. Вместо этого Ваня обхватывает его лицо ладонью и проводит большим пальцем по пухлой нижней губе, оттягивает ее. Марк прихватывает палец зубами, кусает подушечку, скользит по ней языком, и остатки крови из мозга Рудбоя ухают вниз. Он болезненно шипит и тянется, наконец, расстегнуть свои штаны.       У них ничего нет. Даже резинок, тем более, смазки. Ваня уговаривает Марка долго, мнет широкими ладонями бедра и зад, шепчет на ухо самым соблазнительным голосом из своего арсенала, что он аккуратно, что все в лучшем виде сделает и растянет сначала по слюне и "Марик, не жмись, я же нежно, с тобой же по-другому нельзя, да?".       Марк вяло, пьяно отпирается. Конечно, это Рудбою из дофаминового дурмана кажется, что сам Казанова вселился в него и сейчас мурлычет Марку на ухо самые эротичные в мире вещи, но, если вспомнить, как першит у него в горле, скорее всего, он сейчас хрипит как сбитый тачкой енот.       В конце концов, трахаться без удобств Марк отказывается напрочь, но на колени опускается вполне охотно. И Рудбоя это устраивает абсолютно.       - Мааарк, - тянет Ваня, внимательно наблюдая, как Марк лижет головку языком, обсасывает тщательно, прежде чем полноценно взять в рот, - а правда, что ты в колледже с черными...       Марк мстительно прихватывает зубами нежную кожу, Рудбой спотыкается на середине фразы, охает и тут же начинает ржать:       - Значит, правда.       - Блять, Ваня, сейчас сам себе сосать будешь.       Марк останавливается и смотрит снизу-вверх так строго, что Рудбой мог бы даже поверить в его угрозу и в реальность перспективы остаться сейчас в этой комнате один на один со своим стояком, если бы не ладони Марка, которые он все ещё держал на бедрах Рудбоя, ласково поглаживая большими пальцами выпирающие подвздошные косточки.       - Ну ладно, ладно, забыли, - миролюбиво отвечает Ваня и осторожно, но настойчиво давит Марку ладонью на затылок, гладит его за ухом.       Рудбой, как будто из-под толщи воды, слышит музыку, смех и крики, значит, вечеринка продолжается, и они совсем недалеко от остальных. Но сейчас это не важно, сейчас Ваня концентрируется на мокрых хлюпающих звуках, наполняющих комнату, на том, как влажная ладонь скользит по стволу, как головка мягко упирается в нежное горло. Глаза у него уже достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть светлую прядь, прилипшую к покрытому испариной лбу Марка, его подрагивающие ресницы и то, как втягиваются щеки, когда Марк сосет особенно старательно.       - Пиздец, хочу на лицо тебе кончить, - выпаливает Ваня.       Выглядеть угрожающе с хуем во рту вообще сложно, а уж если у тебя лицо Марка Маркула, невозможно в принципе, но посыл "только, блять, попробуй" Ваня все же считывает прекрасно.       Поэтому, чувствуя приближение оргазма, Рудбой сильнее сжимает пальцы в волосах Марка и двигает бедрами, практически трахая его в рот, концентрируя последние силы на том, чтобы не пережать, не толкнуться слишком глубоко.       Марк мычит, впивается ногтями в его бедра, но не отталкивает, и это становится последней каплей, с которой Рудбоя срывает за край.       Марк послушно продолжает сосать, пока Ваня кончает, но после сразу же дёргает головой, сбрасывая Ванину руку, сплевывает прямо на пол, вытирает губы запястьем и поднимается на ноги.       Рудбой стоит с закрытыми глазами, с трудом переводя дыхание, загребает, слепо, воздух и, найдя, наконец, Марка, грубовато притягивает его к себе.       - Ты просто заебись, - выпаливает Рудбой лучший комплимент, на который сейчас способен, обхватывая ладонью чужой член.       - Ваааань, - стонет Марк и Рудбой прекрасно понимает, что тот имеет в виду.       Вообще-то, он не большой любитель брать в рот. Девчонке отлизать - без проблем, всегда пожалуйста, члены его воодушевляют куда меньше. Да и делал-то он это только пару раз, сто лет назад уже.       - Давай я так, - бормочет Ваня ему в шею и, для убедительности, обводит большим пальцем головку, трёт подушечкой уздечку, делает все для того, чтобы у Марка дыхание сбилось.       - Давай ты нет, - дипломат из Марка так себе, но Рудбой смотрит в его распахнутые глаза, на припухшие раскрасневшиеся губы, и шлет все к черту.       Они собрали гребаный Олимпийский, в Ваниной крови гуляет порция отличного порошка и он только что кончил, хотя вообще не планировал, что ему перепадет сегодня. Это ли не прекрасный момент, чтобы слегка поступиться своими принципами?       Поэтому, когда Марк, все еще сильно проигрывающий в своем даре убеждения, давит ему на плечи, Рудбой послушно опускается вниз.