Часть 1
24 декабря 2017 г. в 17:05
Поезд несся вперед, разрывая мрак самой темной ночи сияющими фарами. Мела метель, зазывал ветер, мимо пролетали съежившиеся от холода деревья, то и дело попадались деревеньки, одинокие станции и ждущие чуда путники.
Аманда плеснула в чашку горячего кофе из термоса и всмотрелась в заоконную темень. По-хорошему, сидеть бы ей сейчас в роскошном номере где-нибудь в Ницце или Милане и думать, куда отправиться за покупками и какое колье стащить из ювелирного магазина.
Привыкнув к роскошной жизни, очень сложно отвыкать. Нищая оборванка, отдавшая жизнь за краюху хлеба, привыкла отовсюду ждать подвоха, а выработанное за тысячелетия чутье на опасность всегда заставляло быть настороже. Но не сейчас, не сегодня, не в эту ночь.
В Париже все было привычно и знакомо. Ставшие родными улицы, пахшие цветами и сдобными булочками утра, витрины магазинов, только и ждущие, чтобы приветливо распахнуть свои двери роскошной покупательнице, и язык, бывший частью нее самой.
Аманда любила свою жизнь, любила Францию и знала, что ей не составит труда сорваться с места и с головой окунуться в очередную авантюру, когда роскошь и шарм попросту наскучат. Каждый вечер она запирала дверь квартиры и шла по освещенными фонарями парижским улицам. Шла рассматривать счастье.
Там, за украшенными кружевными занавесками окнами, текла жизнь. Вот мать семейства достает из духовки яблочный пирог и торжественно ставит его в центр стола. Вот, раскрыв тяжелые бархатные портьеры, стоит у окна мадам Помфри и зорко смотрит, не появится ли из-за поворота машина с внуками. Вот уважаемый аптекарь мсье Корнье несет вазу с розами для своей жены, а вот пересаживает цветы булочница, живущая по соседству. Аманда украдкой выхватывала минуты чужой жизни и шла дальше. Эти мгновения позволяли чувствовать себя менее одинокой. Митос, шутя, советовал завести собаку или развести кактусы, Аманда отвечала ехидной фразой, а в глазах таилась печаль. У всех был кто-то. Кошка, булочки, сад с розами, дочь, жена, пусть и умершая десяток лет назад, любимая, пусть ненадолго, но подарившая счастье взаимности, ученики, учителя.
Аманда поправила шляпу и потуже завязала алый шарф, прячась от пронизывающего ветра. Вспомнились развалины аббатства, бывшие домом Ребекки, вспомнился запах греческой сдобы с творогом, вкуснее которой не сыщешь на всем свете, и вспомнилось, что наставнице уже никогда не ждать свою непутевую ученицу на пороге часовни и не угостить булочками….
Вот и все, что осталось ей от прошлого: лишь память и обрывки чужого счастья за парижскими окнами.
Приближалось Рождество. Сияли огнями витрины, спешили за подарками прохожие, загадывали желание на звезду те, кто упорно верил в чудеса. Аманда смотрела в усыпанное звездами ночное небо и молчала. Конечно, в ее краю тоже праздновали Рождество и зимнее солнцестояние, но у дочери улицы не было связанных с этим воспоминаний. Дункан, захлебываясь от восторга, рассказывал, как в его клане все собирались у огня и рассказывали волшебные истории, а после пели песни, чтобы отогнать суровые зимние ночи. Джо, кряхтя и посмеиваясь в бороду, наряжал елку и гонял Ричи подвешивать к потолку гирлянды, Митос выбирал подарки для Алексы и выдумывал дохристианские байки. А Аманда все так же молчала. Ночь излома зимы — это время, когда вся семья собирается вместе. Была ли у нее семья? Мать, утешающая и развеивающая все страхи? Отец, рассказывающий сказки у костра? Братья, защищающие и оберегающие? Любимый, который всегда рядом?
Когда-то у нее была Ребекка и аббатство, — место, что она звала домом. Но сейчас на руинах храма гулял один лишь ветер, а волшебный Париж стал невыносим. Все ее ученики носились по свету, став едва ли не отчаяннее своей учительницы, Ник так и не простил Аманде дарованное право на вечную жизнь, Джо уехал к дочери, с которой все-таки наладил отношения, Митос отправился в деревеньку Дункана. Даже старый черт оказался падок на сентиментальность! Аманда разочарованно проводила взглядом бегущих мимо прохожих и всхлипнула: «Почему все так, а?». За двенадцать веков можно бы и забыть о вере в чудеса! Но у всех был кто-то. У нее был Дункан, которого она любила, не надеясь ни на что больше. Был Митос, разделявший ее древнее прошлое и шальное настоящее, был Джо, понимавший в жизни бессмертных больше них самих. Но где все они сейчас? Еще не так давно Аманда мечтала, что отреставрирует аббатство, часовня вновь распахнет прихожанам свои двери, а сама она покажет Нику свой мир, но сам Ник, верно, заливал сейчас свое бессмертие в каком-то баре на краю света, а Аманда выхватывала сцены счастья в парижских окнах.
У двери в квартиру Аманду ждал сюрприз: письмо, написанное забористым почерком Дункана, и билет на самолет до Эдинбурга. Ее приглашали в Гленфиннан на зимние праздники, и Аманда схватилась за возможность сбежать из Парижа, как за самый важный в жизни шанс. Ждали ли ее в Гленфиннане по-настоящему или Дунканом вновь движило чувство долга, бывшее в нем сильнее дара бессмертия? Что ж, заснеженные шотландские холмы казались сейчас Аманде куда привлекательнее дышавшего чужим счастьем Парижа и скучных ювелирных выставок.
Вот потому она всматривалась в пролетавшие за окном поезда зимние пейзажи и пила кофе из термоса, купленного в какой-то унылой забегаловке. Незнакомка, овеянная французским шармом, порой превращалась в дочь улицы и не загадывала наперед. А с неба смотрели холодные звезды, и в эту предрождественскую ночь хотелось верить, что они укажут путь уставшей и заблудшей душе Аманды.
Дункан уже ждал Аманду на платформе, и, не спрашивая ни о чем, схватил в охапку и закружил в воздухе.
— Вот, держи-ка! — с этими словами он повязал на Аманду шерстяной платок вместо роскошной шляпки от кутюр и протянул варежки из козьей шерсти, — Рейчел передала!
Аманда засмеялась, поправляя подарок. Да, у него была даже Рейчел. Рейчел Маклауд, пра-пра-правнучка в каком-то там поколении, когда даже сам Дункан уже сбился со счета, но ни на секунду не сомневался в их родстве. Увлекая ее за собой, Маклауд пересказывал нехитрые деревенские новости, расспрашивал о Париже и о перелете, а еще — обещал теплый и уютный вечер. Аманда глупо улыбалась, слушая, и понимала, что всё здесь иначе, и что ей отчаянно этого не хватало.
В таверне Аманде тут же вручили кружку с горячим грогом и усадили за наполненный дымящимися блюдами стол. В зале велись последние приготовления, Дункана тут же отвлекли, и он рьяно понесся отдавать указания. Аманда сорвалась, было, с места, чтобы тоже поучаствовать, однако Рейчел строго усадила ее обратно.
— Сиди, грейся, ты путница, а путнику, и без того уставшему с дороги, работать не положено.
— Когда это она работала? Что, в Париже экстренно закрылись все выставки? — ехидно отозвался Митос, развешивающий омелу над камином.
— Работала, над планом мести одному вредному книжнику. А у тебя вдруг обнаружилась аллергия на пыль, что ты аж в Шотландию от нее сбежал? — проворковала Аманда.
— Дети, не ссорьтесь! — окликнул всех неизвестно откуда появившийся Джо.
— Джо! И ты здесь! — изумилась Аманда.
— Конечно, Рождество надо встречать в кругу семьи!
Позже, лихо отплясывая вместе с Дунканом джигу, Аманда задумается над словами наблюдателя. А ведь он прав! В очередной раз оказался мудрее повидавших многое древних: семья, прежде всего, — это люди, которые ждут. И родство крови тут играет куда меньшую роль, чем родство духа. Ее ждали здесь. Пересказывала сплетни Рейчел, сгрудились у камина дети и предвкушали старинную сказку, заставил выпить грога и не мерзнуть Митос, по-отечески обнял Джо, а Дункан и вовсе вывел в центр деревни к разожженному костру и сказал, что без нее их праздник не был бы праздником. Он, как вечный вождь своего клана, стремился собрать всех вместе и оберегать от всего плохого. За четыре века, что Аманда с Дунканом были знакомы, шотландец привил ей чувство принадлежности к клану, чувство родства с Гленфиннаном, местом, где ждут, как ждала когда-то Ребекка. Они и были ее семьей, и Аманда вдруг поняла, что счастье живет не в парижских окнах, а в этой залитой светом таверне, в пламени костра, в улыбках людей, в шутках Митоса, заботе Джо и объятиях Дункана.
У костра было тепло.
Аманда была дома.
Конец.
24 декабря 2017 г. 16:49.