Спасибо за угощение!

Невозможно оторваться от зрелища, как ест Торико. Сначала он принюхивается к готовящейся пище, никогда не придумывает вкусы, только предвкушает, будь это дорогущий ресторан или походный костер в каком-нибудь лесу. В такие моменты его фигура целиком полна наслаждения, неприкрытого, почти языческого удовольствия и поклонения пище. То, как жадно он смотрит, как истекает слюной, то и дело облизывая губы... Почти нежно, ласкающим движением, превратив боковую сторону ладони в острейший нож, снимает первый кусок ингредиента - на пробу. Подносит к самому лицу, осторожно держа двумя пальцами за краешек, вдыхая упоительный аромат, каждую нотку, как драгоценный парфюм. Поневоле вспоминаешь, как деликатны могут быть эти руки, способные пробить ледяную глыбу и обездвижить иглобрюхого кита. Торико смотрит, как кусок мяса истекает полупрозрачным, пузырящимся соком, как пронизывают его лучи света или отблески костра, делая почти полупрозрачным, красно-янтарным, и предвкушение - это часть предстоящего наслаждения. Крепкие белые зубы впиваются в кусок почти по-первобытному, сок брызжет на щеки, на губы, но охотник, не обращая ни малейшего внимания, рвет мясо на части. Прикрывает глаза от удовольствия, смежает веки, опускает пушистые ресницы, тщательно пережевывая, чтобы распробовать каждую нотку, каждый отзвук съедобного волшебства. Сок течет по подбородку, по сильной шее, блестящий, влажный, его невозможно не проводить взглядом. А после вернуться к лицу, где... - М-м-м! Звук рождается где-то в глубине широкой грудной клетки, как дальний-дальний гром, перекатываясь по ступеням-ребрам поднимается наверх, полный чувственности и удовольствия, искреннего и чистого, как рассвет. На щеках вспыхивает румянец, а язык в завершение облизывает-увлажняет губы. После ритуал повторится еще не раз, несмотря на скорость поедания, Торико слишком гурман, чтобы не уделить лежащему перед ним ингредиенту достаточно внимания. Комацу поерзал на камне, где расположился, и отложил собственную порцию в сторону, хотя при соседстве с Торико это крайне опасно - можно лишиться еды вовсе. Но какая тут пища, когда напарник даже не подозревает, насколько возбуждают его повседневные действия. Гурманские боги, разве мог повар раньше подумать, что у него будет вставать не на сексапильных красоточек из журналов мод, а на обычное поедание жаркого в исполнении горы мышц, зовущейся охотником! Отблески костра на блестящих губах, на узлах и перекатах широких, открытых предплечий... Че-ерт! - Торико-сан, я... это... отойду. Мне надо срочно выйти. - Много воды выпил, Комацу? - понимающе-насмешливо откликается охотник, продолжая смаковать уже третий кусок. Почти провокационно, до внутренней дрожи соблазнительно. - Д-да. Скорее, скорее, как можно дальше. Там, где эта ходячая сексоисточающая субстанция ничего не услышит. И умыться потом, обязательно. Комацу не выдержал у дерева неподалеку от небольшого озерца. Свалился на еще теплую после дневного пекла землю, влажную, пахнущую травой и цветочной пыльцой, стянул на щиколотки уже ужасно жмущие штаны и с благодарственным вздохом освободил ноющую плоть. От первого же болезненно-сладкого движения до боли прикусил губу, чтобы не выдать себя. Стоит только вспомнить стон удовольствия Торико, от которого внутри все скручивалось, натягивалось раскаленной струной желания, а все тело превращалось в сплошной нерв, реагирующий на охотника... Его губы, блестящие от масла и сока... Его сильные руки с длинными пальцами... Комацу всхлипнул, выгнулся, предчувствуя кульминацию... Когда его руки накрыли широкие, знакомые-знакомые ладони. Внутри все сжалось, оборвалось, а пульсирующее желание сменилось оглушающе-ледяной пустотой. Только не это! Он же не хотел, чтобы напарник знал. Не хотел видеть презрения или ненависти в глазах. Не хотел, чтобы их партнерство прекращалось! Торико посадил его к себе на колени, на фоне охотника Комацу сам себе казался мелкой игрушкой, оловянным солдатиком для охотников. Мозолистые ладони сжали его руки, проводя по плоти. Тепло тела, его близость, аромат, в котором смешались запахи ночного костра, жареного мяса, специй, травы и листьев и еще что-то, присущее только Торико, обволакивал почти ощутимым полем. Если бы Комацу высунул язык, то наверняка бы смог попробовать его на вкус. Но вместо этого повар тоненько всхлипывал и следовал за руками, беспомощно и податливо, вслушиваясь в прерывистые вздохи над ухом. От незнакомого удовольствия кружилась голова, он не видел неба над головой, все было во сто крат ярче, чем в одиночестве, под спиной пульсировало нечто горячее, желанное, но что представлять себе Комацу, если честно, опасался. Впрочем, мысли не надолго задержались в голове, когда грудь за его спиной завибрировала, и следующий горячий выдох Торико превратился в хриплый рык. Движения становились все быстрее, а с губ срывалось умоляющее хныканье. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Торико-сан! Он выгнулся, не зная, куда себя деть - вперед или назад, прижаться или последовать. Жестковатая рука или шершавая футболка, под которой горели, пылали мускулы. Торико удерживал без проблем, играл, причмокивал, когда острые зубы исследовали кромку уха, ощупывали, прикусывали, отчего по спине маршировало войско мурашек. От этого языка, от этих губ, от этого обжигающего дыхания... - Н-н-н! Боль в шее, внезапно ослепляющая, стала финалом. Торико посасывал укушенное место и свою метку, пока Комацу выплескивался ему на руку, а затем повис, обессиленный волнениями и пережитым удовольствием. Перед глазами все еще мерцали мушки. Наконец, сумев поднять с груди охотника тяжелую, не желающую думать голову, он задохнулся, увидев, как Торико с удовольствием облизывает ладонь. - Благодарю за угощение! Комацу пискнул и отвернулся. Повисшие на щиколотках штаны мешали побегу, должно было быть холодно, все-таки ночь в лесу, но охотник грел не хуже печки. Скрестив ноги, усадив в центр Комацу и изредка ерзая натянутой ширинкой по его ягодицам, Торико помуркивал, как огромный кот. - В следующий раз надо будет повторить перед зеркалом, - решил он. - Хочу тебя видеть. Комацу пробила дрожь. Он никогда не думал, не надеялся и даже мечтать боялся... Но... - В-в-в следующий раз? Опасное мурлыканье приблизилось к уху, Комацу замер, даже не дыша, чувствуя, как внутрь вновь скручивается спираль, почти видя усмешку напарника. - Неужели ты думаешь, на этом все закончится? Не-ет, Комацу, все как раз только начинается. В конце концов, мой аппетит еще не утолен. Комацу заскулил, когда широкая рука вновь накрыла его между ног и ласково, почти нежно сжала. На ум пришло воспоминание, как этой самой рукой Торико крошил скалы и вырубал ингредиенты. С губ сорвался прерывистый вздох. Контраст опасности и заботливой нежности заставлял вспыхивать вулканом, разгораться все сильнее. Охотник облизнул губы, жадно посмотрел на выгибающегося повара. В страсти, как и в готовке, Комацу становился еще прекраснее. Надо будет действительно попробовать перед зеркалом. Показать, что маленький повар забыл о самом важном - об имени своего партнера. Небесный Царь Ненасытный Торико.