Когда церковь закрыта

«Я — твое отраженье, Я — твоя параллельность, Я — твоя извращенная, черная, лживая тень…» Дети Гёте, «Отражение»

      Они действительно были похожи. Как две капли — только не воды, а крови. Священной крови Христа в чаше для причащения и жирной кровавой капли на алтаре после того, как на нем свершился дьявольский ритуал.       В зрачках напротив — насмешка и пепел выжженных земель. Он сглатывает, плотнее обхватывает крест ладонью, чувствуя, как резкие грани металла и камней врезаются в кожу. Позже наверняка останутся красные полосы.       Вот только не учили их, что не от всего молитва спасает. Что бывает и такое — когда жаром тело обдает, а сухие губы колдуна напротив кривятся в усмешке, тонкие ноздри раздуваются слегка, ловя запах, вгоняющий его самого в краску.       Так и стоят они снова друг напротив друга. И даже именами словно противопоставлены: Кирилл, названный, словно древний святой — и колдун, носящий имя древнего египетского бога. Даже звучит опасно — словно поземкой по свежему, схватившемуся за ночь насту. Шорохом, едва слышным присвистом — Сет…       Кирилл знает, зачем он приходит. Зачем каждый раз нарушает тишину уединенного храма, вступая под его своды, когда Кирилл уединяется в молельной. Еще с самой первой их встречи — знает, глядя в потемневшие от голода глаза, и не может отвести собственного взгляда.       Дома его ждет невеста — прекрасная, чистая девушка, Кирилл боготворит ее и не может сдержать улыбки каждый раз, когда они встречаются вновь. Там же — сестра: острый, умный взгляд, в котором иногда полыхает упрямство, пальцы чуткие и мягкие: наверняка из нее вышел бы неплохой лекарь. Впрочем, Кирилл не хочет принуждать ее к чему-то — наверняка Ирина сама выберет себе дело по вкусу…       Почему бы не отвернуться? Не опустить веки, отсекая себя от темного, почти черного глаза за стеклами очков — второй затянут белесой пленкой, уродство на правильном, ухоженном лице. Дьяволова метка, не иначе, думает он, сжимая пальцы в кулаки. Не отпускает от себя внимательный цепкий взгляд.       Всего один день в неделю — время, когда он остается в храме после закрытия. К спокойному, тихому, приветливому молодому человеку давно привыкли, как и к его невесте — они под руку появляются на воскресных службах, и Ирина тоже мнется рядом, непривычно притихая под высокими каменными сводами. Такая набожность вызывает уважение у храмовых служителей — почему бы и не дать тихому юноше помолиться в тишине, без лишних взглядов?       Только каждый раз, стоит всем покинуть храм, а ему — опуститься на колени перед алтарем, является он. Точная копия его самого — если не считать искаженного усмешкой лица и темного, голодного пламени в единственном зрячем глазу. Нависает сверху, улыбается — усмехается почти.       Кирилл молчит. Всегда молчит — до тех пор, пока его не вздергивают за плечо на ноги, или не зарываются пальцами в волосы, пригибая голову ниже, или, напротив, не подхватывают за подбородок, поднимая голову к себе. Потом разговоры уже не нужны: он теряется в глубине карих, почти черных глаз, в чужих прикосновениях к коже, и пальцы под одеждой словно бы обжигают.       Поначалу он всегда представляет себе Эллуку. Не открывая глаз, забываясь (колени натирает мраморный церковный пол), чувствуя чужие жадные губы на шее, ладони — на пояснице, вызывает ее образ в памяти. С каждым разом он теряется все быстрее, сдавая позиции перед напором дьявольской силы.       Сет не дает отвлечься от себя ни на секунду, не дает закрыть глаз — а отвести взгляд не в состоянии сам Кирилл, и остается только растворяться в чужих прикосновениях, чувствуя, как подламываются ноги — но опуститься вниз все еще не дают горячие ладони.       Пальцы, губы, руки — каждое касание словно выбивает почву из-под ног, и слова молитв мешаются в голове, отказываясь составляться во внятные фразы. Он пытается вспомнить лицо невесты, но черты смазываются, стираются: остается лишь яркий, цепкий взгляд темного глаза напротив, и его собственное хриплое, рваное дыхание, когда рука колдуна задевает особенно чувствительные места.       Иконы по сторонам смотрят невыносимо равнодушно, когда камни пола холодят спину под задравшейся одеждой, и почему-то именно это отпечатывается в памяти резко и четко, когда он внезапно натыкается на них мутным взглядом. Буквально доли мгновения Кирилл смотрит на их пустые, мертвые, застывшие лики, а потом — закрывает глаза, полностью отдаваясь на волю победителя, захлебываясь в ощущениях: прикосновения по коже, и внутри себя — тесно от притиснувшего его к каменному полу тела, жарко и практически невыносимо…       Потом Сет, как всегда, уйдет — или просто исчезнет, не оставив о себе ни напоминания, ни забытой вещи. Если, конечно, не считать таковыми дрожь в ослабевших коленях, когда он поднимется на ноги, вновь натягивая на бедра мешковатые штаны. И снова — не понять, сон это был, транс, в который он ненароком соскользнул в молельном зале, или колдун существует на самом деле, приходя сюда снова и снова?       Пожалуй, только в одном Кирилл уверен на самом деле.       На следующей неделе, когда вновь наступит этот день — он снова останется в храме допоздна.