***
Тихо… Пусто… Дышится через раз, и слышно, как что-то тяжело, равномерно и гулко стучит в голове… Словно огромный отбойный молоток… Только уже не музыка, а толчки очередного любовника, который трахает ее, и с каждым разом Ева уходит вперед от боли, словно по наитию, и без какого-либо желания двигаясь ему навстречу, когда больше половины члена входило запросто, а крики превращались в стоны. Она не смотрит ни на одного из тех, с кем проводит ночь, они — не тот, кто ей нужен. Может только при необходимости. Ева не нимфоманка, ей просто необходим секс как воздух. Для разрядки. Это уж лучше, чем периодические желания забраться в самый далекий угол квартиры и начать рыдать. А на утро все начинается заново. Он прижимает ее крепче к себе, ловит холодные руки, покрывая каждый миллиметр тонких пальчиков поцелуями, что-то шепчет на ухо, вдыхая запах ее тела и волос. Его руки скользят по спине, мягко гладят позвоночник, а для Евы эти объятия словно колючая проволока, которая впивается в кожу. Он уходит. А девушка до побеления костяшек сжимает в руках одеяло и смотрит в потолок сквозь пелену слез, застилающую глаза. Душу словно жгут огнем, а очередной порыв пронзает воспаленный мозг вспышками счастливых воспоминаний, на короткие мгновения унося в такое настоящее прошлое. Слез и рыданий уже нет. Она просто скулит от боли.***
Ева снова приходит в уже ставший ей вторым домом бар и видит его. Вместо виски она заказывает себе чай с лимоном и чабрецом. Удивительно, что даже спустя столько времени он будто дистанционно на нее воздействует. Хотя, возможно, ему все равно, просто она не хочет его разочаровывать. Девушка подсаживается к нему за столик, а он начинает говорить ей что-то про помятый внешний вид и медицинскую помощь. Но она болеет лишь одним человеком, которому улыбается, замечая на его безымянном пальце кольцо. Слова эхом отдаются в голове, но брюнетка уже не слышит их, она из последних сил сдерживается, чтобы не начать биться в истерике прямо здесь, благо, чай хоть немного помогает собраться. К столику подходит она. И в целом эти двое неплохо смотрятся вместе. Если бы не эгоизм Евы, может, и порадовалась за них, но сейчас оба лишь делают вид, что не знакомы друг с другом. В голове ситуация ассоциируется с историей Кая и Герды. Ева невольно представляет, как ее Кай каждую ночь кончает в какую-то ледяную бабу. «Да когда же ты сдохнешь, Снежная Королева?» — проносится в голове перед уходом.***
Палата 405. Вот уже третий месяц Ева лежит на той же больничной койке настолько мертвенно бледная, что сливается с белой простыней. Красные губы кровавым пятном выделяются на все еще миловидном личике, а глаза — просто черные провалы. К тоненькой руке, на которой видны только одни вены, подсоединена капельница, а аппараты издают разные звуки. Год назад у Евы обнаружили лейкемию. Лекарства уже не помогали. Врачи ничего не могли сделать, только пытались облегчать страдания. Рано или поздно эта болезнь уложит ее в могилу, прикрывая тело вуалью и цветами. Гвоздиками… Девушка никогда не любила гвоздики. Они являлись прекрасным олицетворением смерти. Нет, на ее похороны точно без них. Он приходит к ней. Садится на стул рядом, потом ведет ее окну — единственному источнику света в этой белоснежной комнате. Ева жадно прижимает ладони к холодному стеклу, отчего остаются отпечатки горячих ладоней. Значит, она еще жива. Он проводит с ней почти все время, рассказывая всяческие истории, удивительно, что ни на секунду не молчит. И впервые после его ухода она хорошо спит. Ей не снятся кошмары, нет слез, просто безмятежно и комфортно. На следующий день он вновь приходит в палату с цветами и садится рядом, но Ева спит. Ее губы стали еще краснее, а кожа — словно снег. Этот же снег за окном покрывает умершую землю белой вуалью... Ладони холодны... Белые цветы падают на пол, знаменуя смерть. Внутри все замерло. Он все еще помнит ее ладони на стекле. Все еще шепчет ее имя, глядя на тело, покрытое вуалью и цветами...