Государь

AU, где у человека после достижения им 21 года появляется год рождения твоего соулмейта на руке и его имя.

***

— Ванюша! — Елена улыбается своему восьмилетнему сыну. — Ложись спать, и я сейчас расскажу тебе сказку… Иван уже все понимает. Он понимает всю черноту души приближённых бояр, понимает, на что они способны ради власти, понимает, что против матери зреет заговор. И молчит. Он просто хочет услышать сказку от самого родного человека в его жизни, окунуться в мир добра, счастья, где все хо-ро-шо. Он засыпает под голос, рассказывающий волшебную сказку и сквозь сон улыбается в ответ на гладящую его по волосам ладонь. Спустя несколько дней его маму убивают. Иван даже не плачет — он застыл изваянием, и лишь глаза выдают его страшнейшую боль. Ему лишь восемь лет. «Ты обязательно встретишь своего человека, Ванюша. Обязательно. Ты узнаешь его имя и год рождения, когда тебе исполнится двадцать один год». Иван плачет в подсобке дворца надрывно, со стонами, нещадно размазывая слезы по лицу. Ему пятнадцать: он становится совершеннолетним и собирается венчаться на царство: митрополит Макарий в ответ на это рвение лишь усмехается и намекает на женитьбу. Он приносит все больше и больше предписаний, сводов законов и ненавязчиво предлагает ему определить список будущих действий. Ивану — пятнадцать, Ивану — все равно, на ком жениться. Митрополиту нужна власть. Молодой царь равнодушно смотрит на невест, которых ему привезли на смотр: они малы, но красивы, их глаза блестят; девицы прихорашиваются перед Иваном и пытаются выставить напоказ свои достоинства. Лишь одна девушка, скрестив руки на груди, прямо смотрит на государя своими тёмными глазами, а ее густые волосы легко расходятся на плечах. Иван не знает, как, но он незамедлительно подходит к претендентке и, чуть наклонившись, приподнимает ее подбородок. — Как тебя зовут, дорога-а-я? — насмешливо спрашивает царь. — Анастасия, из рода Захарьиных-Юрьевых, мой государь, — в тон ему отвечает девушка. — Ты будешь моей женой. — Конечно, мой государь. — она преклоняет колени и целует его руку. Ивану двадцать один, и в один прекрасный день руку царя разрывает чудовищной болью: ему кажется, что он скорее умрет, чем выдержит эту боль. К концу дня на запястье появляется надпись: «Федор, 1544». Иван удивлённо охает, а рядом Анастасия с улыбкой показывает другое имя на своем запястье. И он, кажется, даже не возражает против этого. Даже не возражает, что избранник — мужчина, младше его на четырнадцать лет. Сколько ему там? Семь? Грозный даже не пытается представить масштаб поисков. Он просто ждёт. Ивану тридцать, и он глубоко переживает смерть своей жены. Его глаза красные от ненависти к боярам и судьбе, которая отбирает ещё одного близкого человека. Да сколько-то можно, Господь? Ивану уже не смешно; он рычит, в первый раз плюет на икону в своей комнате и разбивает ее об пол. На удар сбегаются слуги, а на их возгласы царь устало отвечает, что случайно задел ее рукой из-за своей невнимательности. Ивану все равно: он готов умереть. Кажется, именно с этого момента у него появляется стальной блеск в глазах и сжатые в тонкую полоску губы. Ивану тридцать пять, и он выслушивает доклад о Басмановых, которые «блестяще отразили татарское наступление». Государь не знает, почему, но его взгляд каждый раз падает на молодого Басманова. — Алексей Данилович, — Грозный уверен, что мужчине приятно слышать, как его царь называет по имени-отчеству. — Никогда не слышал, как зовут вашего сына. — Федор, мой государь. Федор Алексеевич. Сердце государя пропускает удар. Он стремительно бледнеет и, совсем не обращая внимания на испуганного отца, кричит на него и умоляет выйти, летит к младшему Басманову и рывком разворачивает его ладонь. «Иван, 1530». В висках у обоих мужчин стучит; они растерянно смотрят друг на друга, пока Грозный не оживает: — Ах ты щенок! — царь срывается на Федора и бьет его по щеке. — Ты знал, знал все это время, что этот Иван — твой государь! И все равно пошёл воевать! — Ну что же вы, в самом деле, государь, — Федор трёт щеку, противно тянет слова и слащаво улыбается. — Надо же было мне проявить себя. Я вас, Государь мой, с детства любил и желал, чтобы вы мною восхищались. — Федя, Федор, Фёдорушка, — Иван замолкает и протягивает ладони к его лицу, придвигает к себе и касается неожиданно горячих губ Басманова своими. — Теперь без моего разрешения — никуда. — Конечно, мой государь!