Голос

Порой Билли кажется, что он слышит вселенную. Тихий-тихий голос, живущий в глубине сознания, изредка нашёптывающий, мол, скоро всё закончится. Вот он и ждёт. Верит в это всеми оставшимися силами, в очередной раз выставляя себя на посмешище на собрании пациентов. Благо, в дурдоме подобное — не меньше, чем обычное дело. Лет в семь (впрочем, может и в семнадцать, время скачет в его голове с невообразимой скоростью) Биббет нашёл в старой газете некролог и долго водил пальцем по пожелтевшей фотографии какого-то водителя автобуса. Неведомое чувство, заполонившее разум, не давало и шанса отвести взгляд от ничем не примечательной картинки. «Хей, хочешь секрет? Этот парень мёртв, а ты всё ещё пытаешься найти счастье на этом свете. И-и-идиот.» Мама, найдя его в таком состоянии, впала в истерику, заперла сына дома и долго, наверное недели две, поила его апельсиновым соком с отвратительно-горьким привкусом. Больше воспоминаний у него, кажется, и не осталось. Мисс Крысчет очень быстро умудрилась забрать у своего нового пациента всё: улыбка Лин (Лиэн? Лайлы? даже её имя теряется среди бесконечных приёмов медикаментов), с которой она изучала подаренные ей цветы; драка в третьем классе, когда какой-то старшеклассник вступился за него и даже поинтересовался, всё ли в порядке. Макмёрфи. (Может быть, Билли бы и сожалел об своём решении прийти в больницу до конца жизни, вот только эту самую жизнь она отобрала в первую очередь) Но вот Вселенную — нет, вот её отдавать этому монстру в юбке он не собирается. Слишком жестокая плата за своё существование. Стеклянный стакан на столе врача поблёскивает почти звёздным светом. Руки у Кэнди были почти такие же тёплые, как и у той рыжей девчонки на «Л», которая, так и не отпустив его ладонь, продолжала смеяться и смеяться, уронив цветы прямо на тротуар. — Да пошли вы все, — шепчет Биббет, поднося осколок к горлу. Впервые в жизни он не заикается.