если б я знала, что ты мне не дашь дышать, и просто исчезнешь, по-волчьи заставив выть — я бы тогда, улыбнулась и мимо прошла. я бы сейчас могла тебя не любить.
на столе со сломанной ножкой медленно остывает привезенный из провинции шаолинь зелёный чай, который, казалось, никогда не закончится (если судить по большим запасам в верхней полочке гарнитура). вероника подходит и садится, пытаясь взять кружку с изображением семьи, где все такие счастливые и беззаботные, что иногда хочется отмотать десять лет и вернуться в то время, когда она бережно собирала коллекцию дорогих фарфоровых кукол в расшитых красивыми атласными лентами и хвасталась ими перед школьными подружками, в руки, но тут же одергивает их, встряхивая длинными пальцами и всматриваясь в осколки стекла, хаотично лежащего на полу. видит в этих маленьких кусочках своё отражение и рефлексорно закрывает глаза, думая, что этим спасётся от внешнего вида; грязные спутанные волосы лезут на лицо, прикрывая мешки (с размерами, равными индийскому слону) под глазами. это все так привычно. это все так некстати. а ведь он, наверное, счастлив. он, наверное, давно выкинул в ближайшую мусорку оборванную по краям бумажку в клетку с одиннадцатими цифрами и знаком ’+‚ в начале. он, наверное, каждое утро ходит в pop`s и заказывает двойное латте с тремя ложками сахара без молока, глядя на грудь темноволосой официантки и мило ей улыбаясь. он, наверное, собирается на следующий год свалить из этого чертового места куда подальше и поступить в престижный университет где-нибудь в канаде. он, наверное, даже и не догадывается, что она стирает каждую ночь хлопковую подушку холодными слезами. жаль, что только он не стирается из жизни. и вероники страшно, правда. и она ненавидит его за пронизывающие насквозь изумрудные глаза, и она ненавидит его за аккуратные тонкие губы, так и тянущие к себе, и она ненавидит его за чуть выпирающие ключицы, к которым так и хочется прикоснуться. и она ненавидит себя за эту привязанность к нему. и у вероники андронитис, причем его проявление она чувствует все больше с каждым днём. и у вероники пустая бутылка красного полусухого лежит в каждом месте, куда только стоит/можно заглянуть. и у вероники мелодрама — несмешная комедия с иронией в каждом диалоге — мелодрама каждый вечер, пока она ищет неоткрытое вино в кухонных шкафчиках. и у вероники сердце с силой сжимается и разбивается, когда она случайно (?) видит его на улице с другой. не с ней. вероника лодж не из тех, кто ломается из-за неразделенной любви. она не собирается надевать свои хорошо припрятанные розовые очки и верить в счастливый конец, так как они, как правило, разбиваются вовнутрь. лодж тихо скулит (никто не должен ее услышать) и way down we go в наушниках на полную. ей привычно добивать себя самой, чем пойти и рассказать кому-то о самом наболевшем. вероника лодж сильная, и она верит, что пройдет, что догорит, что перелюбит/сгорит к чертовой матери. она сворачивается калачиком на кровати и всхлипывает, потому что бетти присылает ей новую фотографию с ним, где они (только по виду) счастливы и целуются под омелой (а так же предложение о встрече через полчаса в pop`s). лодж на эмоциях, лодж кидает новенький айфон в стену напротив,***
вероника ловит первое попавшее такси, ведь она не должна опаздывать, тем более на встречу с ним. она достает из кармана черных джинс помятую десятидолларовую бумажку и сразу же отдает таксисту, затыкаясь наушниками и всем видом показывая, что у нее нет настроения сейчас разговаривать. в наушниках играет привычное «cigarettes after sex», и рони полностью игнорирует все, что передвигается вокруг нее. ни людей, ни животных. музыка — лучший способ заглушить голоса в голове. она выходит из черного «мерса» и видит, как девушка стоит посреди дороги и не замечает летящей на нее со скоростью машины. секунда до летального исхода. секунда до конца чей-то жизни. секунда, и вероника быстро хватает белокурую за руку. секундасекундасекунда — такой, казалось, маленький промежуток времени., но даже и его хватит, чтобы обрушить десятки жизней, сжечь сотни чужих мостов и сломать тысячи судеб. она не из с той серой массы, которая и пальцем не пошевельнула, чтобы помочь. им было бы похер, если бы ее сбили. всем, кроме компании подростков, которые успели все заснять на телефон. для них бы это было сенсацией. она не из той серой массы, для который безразличие стало привычным расположением духа. это стало их единственной маской, которую они надевали каждое утро, изо дня на день. они полюбили ее, и, кажется, не променяли бы ни на что другое. она не из той серой массы, которым все равно на тебя. жив ты, или мерт. это естественно, — говорят они. одни умирают, вторые рождаются, — говорят они. нам чисто похер, — не говорят они, пытаясь скрыть, хотя и так все всё знают. вероника не из той серой массы. вероника не такой. (вероника надеется.) жизнь — это не сущий пустяк. жизнь — это не глупая шутка, над которой можно смеяться. жизнь — это лучшее, что случилось с нами, хоть мы и не до конца в это верим. [жизнь — это не смерть.] вероника знает, как нужно это беречь. у вероники умерла сестра. у вероники смерть отняла самого дорогого для него человека. вероника больше не позволит никому самостоятельно лишиться жизни. [с жизнью играть нельзя. это плохая игрушка. очень.] — будь аккуратней в следующий раз, пожалуйста, — и блондинка кивает, нервно сглатывая и дрожа от шока. и вероника немного стала улыбаться, так как она хоть что-то сделала для человечества. спасти жизнь для кого-то — тоже самое, что выпить американо утром. спасти жизнь для вероники — вау. (спасая других, мы тонем сами.) рони очень медленно подходит к забегаловке, все-таки надеясь сбежать, лишь бы не встречаться с ним. она оглядывается по сторонам; почти иссохшие деревья качаются из стороны в сторону, теряя последние желто-красные листочки, потерянные дети идут навстречу ветру, своим амбициям, судьбе, но против воли сердца, так как им всё время все говорятговорятговорят, что так будет лучше, просто поверь мне, и они верят.***
не будите меня, он мне снится. дышит в шею, касаясь ресницами. умоляю, не трогайте веки! мир застыл на одном человеке.
бетти ушла пять минут назад, так как «дорогая, у нас снова неприятности с чаком», тем самым оставив их наедине. (вероника готова проклянуть весь этот чертов мир и всю эту чертову элизабет.) у вероники впервые такое чувство, которое люди обычно кличат страстью, зависимостью или чистым самоубийством лодж шоколадные глаза, отражающие абсолютную нейтральность всего происходящего, но прячущие под толстой маской безразличия сильную внутреннюю поломку. — если ты не против, я начну говорить, — инициатива, конечно, от нее. джагхед, черт возьми, джонс. я так долго не могла тебе во всем признаться, но сейчас, кажется, решилась. я понимаю, как это глупо выглядит со стороны, но, пожалуйста, дослушай мою недоречь до конца. джаг, мне плохо. мне плохо от того, что я не могу прожить без твоего взгляда ни дня. мне плохо от моей зависимости к тебе. пожалуйста, сделай с этим что-нибудь. если это, вдруг, взаимно, хотя я сомневаюсь, то, пожалуйста, дай мне знать. мы будем вместе ложиться с закатом и просыпаться с рассветом. м ы будем существовать.давай сбежим от этого кошмара? давай полюбим засыпать вдвоем. мы будем петь с тобой нирвану и целоваться под дождем.
— хотя, нет. знаешь, мне нужно идти. вероника сгребает в свою сумочку от шанель телефон и наушники, пряча одной рукой катящиеся по щекам слезы и выходит на улицу, убегая в неизвестном направлении. лишь бы подальше. она была его спасением. он стал ее разрушением. у них на двоих недопитый двойной латте по утрам, недосказанные слова (не)любви, недовзгляды, недосмешки, недослова. у них на двоих одна недолюбовь и одна половинка недоненависти.