Дождь

Она ворвалась в этот финал в белом, будто бы принося с собой праздник и не выпавший в этом году снег. А с неба лилась вода. Дождь. В декабре. Как странно. Символично. Но пока не об этом. Это не мешало ей идти вперед, смеясь и светясь, как луч света в этой пасмурной темной ночи. Словно она сама была светом. Она и вправду была счастлива. Сегодня праздник. Сегодня нужно быть счастливой. Можно. Так трудно жить сегодняшним днем. Просто жить, не думая о том, что было вчера или будет завтра. Но если он последний. Если это все, что остается. Совсем скоро не будет ничего. Из того к чему так привыкла за эти месяцы. Чем жила. Что любила. Кого. — Соня! — фанаты, фанаты со всех сторон. Поздравляют, дарят цветы. Она улыбается. Благодарит. В зале царит не менее теплая и уютная атмосфера. Жан Дана и Саша уже на месте. Нет только его. — Ребята будут недовольны. Даже Костя будет недоволен, — смешной и неказистый Саша сеет такими же нелепые предсказания. — Только я буду всем довольна, я так понимаю? — смеется. А взгляд тянет к двери, которую вот-вот откроет он. — Так что, Соня не знаю, чем ты будешь довольна. — Посмотрим, — его слова бы Богу в уши. В сердце пробивается росток надежды. Неужели победа? Вряд ли. А может… Нет! Егорова отмахивается, как от мухи. Нет. Нельзя давать себе надежду. Тем более, когда ее нет. Блин, да где же он? Наконец, ее молитвы доходят до кого-то Свыше. Он. И больше слов не надо. Такой красивый. Костя. Где-то внутри Сони, будто в лампочка, включается свет. Она сияет. — Я поздравляю вас, — поцелуй. Одновременно. Но в щечку. Вежливо и так приятно. В первый раз. В последний. Шкала настроения стремительно ползет вверх, одновременно, чуть не прибивая пол. Все же хорошо, что она не лампочка — взорвалась бы к чертовой матери! — Я не знаю, как, но Жану снилась, что у нас будет рука, — неожиданно подает голос всегда молчаливая Дана. — Может, он имел ввиду, просто руку? — она смотрит на него. Целая буря самых противоречивых, скопившихся за все это время чувств, разрывает Егорову изнутри. Она не может объяснить. Не хочет ничего говорить. Но знает. Что, пожалуй, любит его. А любовь — это ведь счастье? И она счастлива. Пока — это точно. Я в твоих руках усну и не проснусь. Я помню как, я знаю наизусть. — Я вижу синюю руку. — Может, она замерзла? — она смеется в ответ абсолютно глупой шутке, словно школьница. Хватит, Егорова. Пора завязывать. Алибекова продолжает мило перепираться с Костей. А она не может отвести глаз. Пока ведь можно. Ведь даже тяжелобольной имеет право на счастливые часы перед смертью. Соня где-то читала, что это связано с тем, что организм, после отчаянной борьбы с недугом, наконец, сдается ему на милость. Он принимает смерть. Успокаивается и не тратит на борьбу силы, которые и делают последние минуты чуть лучше. Это казалось бредом, но сейчас девушка была согласна с этой гипотезой. Она приняла эту боль. Эту невозможность. Эту любовь. Да с чем бороться? С чувствами другого человека, которых нет. Это смешно. В конце концов, это не смерть. Это не конец. Но от этого было не легче. Так! Все. Договорились! Приняли. Сделали все, как надо. И ушли. Вот и гости. Голунова, Кадони. Леша. Да. Хороший парень. И любит ее. Как ученицу, подругу. И…не только. И у него был реальный шанс на взаимность. До Битвы. До него. Вот и сейчас, поздравляя ее, он не забывает окинуть его недобрый взглядом. Бывшие коллеги приходятся, как нельзя, кстати. Да уж она успела соскучиться, по ним. Марина, Турчин. Она была всем рада. Даже ему. Но не его экстравагантному подарку, едва ли не доведшему ее до инфаркта. Эта боязнь была у нее со времен детства, когда такой же шкодливый мальчишка подложил ей в портфель такую же белую мышку. — Мышей девать мне точно некуда, — сказала она, после пламенной речи Кости о «подарках», которая вряд ли войдет в эфир. — У меня есть змея, — будто бы специально говорит Костя. — Давай я тебе отдам их, — да, еще мышей она ему не дарила. Все-таки за время Битвы они успели стать друзьями. По крайней мере, так казалось ей. И это было неплохо. Но и не так хорошо, как хотелось бы… Ведь дружбы на расстоянии не бывает. И их дружба закончится с окончанием проекта. И это хуже всего. Несовместимо с реальностью. Жизнью. Готзал. Волнение. Трясет. Полбутылька вальерьянки насмарку. Алибековы. Саша. Башаров, ну не томи! Его «странно» подает надежду. Хочется победить. Хочется. Грустно уйти ни с чем. Совсем ни с чем… Хотя что-то есть. Но это не радует. Удивительно, но он недолго тянет резину. И… Костя. Победил. Сердце падает вниз. Предсказуемо. И больно. Горько. Он берет руку. Она старается держать себя в руках. Принять. Чтоб отпустило. Стало легче. — Саша, Соня, Дана, Жан — вы классные ребята спасибо вам, — она рядом. Как всегда. В ее взгляде боль и любовь. Поражение и победа. Она не знает толком, в чем ее победа. Но как-то он сказал ей: «Ты очень мудрая. И это не только достоинство это счастье. Счастье принимать все таким, как оно есть. Понимать, что в каждом поражении есть своя победа. Он знал тогда. Все знал. И она постарается. Башаров прерывает ее думы. — Соня, вам слово. — Эти полгода были очень не простыми. Это был прекрасный огромный опыт, — язык едва ли слушается ее. — И незабываемый отрезок в моей жизни. Я благодарна за то, что это было, — сдерживать слезы уже нет сил. Да, она благодарна. За все. За него. — Я очень надеюсь, что этот проект будет жить. Вы делаете очень классные вещи. Вы даете надежду на то, что можно многое изменить в своей жизни — только вот не все. Я буду скучать. Я вчера думала, как мне будет не хватать всего этого и каждого из вас. И эта душа дана не каждому телевизионному проекту. — Вы готовы прийти на новую Битву? — Не знаю. Возможно все, — нет. Хватит. Она не готова пройти через это снова. Дважды не войти в одну и ту же реку. Все-таки она поражалась Мэрилин Керро. Ее третьему приходу. Ее силе. Как? Как она могла находиться в стенах, где зародилась ее первая любовь? Любовь, которая уже умерла. Которую не повторить. Бог с ним. А они и правду похожи. Правы были эти чертовы фанаты… Надо жить. Идти вперед. К ним. Туда где фанаты, крики, поздравления. Где он с синей победой. Где ночь и дождь. Едва закончившись, он залил с новой силой. Словно смывает все следы. Чтобы забыть и отпустить. Все заканчивается. Софиты гаснут. После дождя. Такая печаль. И только осень за меня, Спасибо, осень. Он ловит ее средь суеты. — Давай подвезу. Как часто она это слышала. Как и больно и странно слышать это в последний раз. А значит, никогда больше. И надо отказаться. Ведь будет хуже. — Давай, — хотя, куда уж хуже? Какого черта? Однако, она садится в его машину. Они едут молча. Егорова не хочет ничего говорить, наслаждаясь последними минутами рядом с ним. Вопросы легче не задать Мне хватит воздуха и сил. Он умирал, но не просил. Или не последними? Они останавливаются. Момент истины. — Сонь, — наконец начинает он. Его глаза так близко. Так страшно. И безумно круто. И я смотрю в твои глаза. И я хочу остаться в них. В таких холодных не моих.  — Ты же понимаешь. Ты мне нравишься, но… Я не могу идти поперек их воли. Будет плохо. Тебе и мне. Ты прости, что я в интервью сказал, что знаю, что тебе нравлюсь. Сейчас я понимаю, что не имел права. И…прости, — он опускает голову. Она безнадежно кивает. На глаза просятся слезы. А на губы горькая усмешка. Гецати, ты забыл, что меня нельзя обмануть? Я знаю, что нет никакого «обета безбрачия». Нет никакой «другой» незнакомой девушки. Точнее, она есть. И вполне реальная. Красивая. Как две капли воды похожая на твою покойную мать. Она не любит публичность и очень не хотела, чтоб ты что-то говорил о ней. И ты сдержал свое слово. Вы очень любите друг друга и она, Соня Егорова, не стоит того, чтобы разбивалась такая прекрасная пара. Это все вполне объяснимо. Но зачем же врать? Она бы все поняла и приняла. Он же знает. Но все равно. И от этого еще больнее. Даже больнее ее несостоявшейся победы, и того факта, что она видит его в последний раз. Так, что не хочется его больше видеть. — Я понимаю тебя, Кость. Понимаю, — шепчет Егорова, закусывая нижнюю губу, пряча слезы. — Пока, — скандалить нет смысла. Пусть под конец все будет красиво. Прощаться надо прощая. Принимая, что было и чего не было. — Прощай, — он тянется за поцелуем. Девушка отстраняется, открывая дверь авто. Она выдержит. Она примет. Она сможет. Она же мудрая… Пусть так и будет. Пусть дождь смоет и зальет следы. Всего грустного и прошлого. Невозможного в будущем. Ложного, а значит не имеющего места в ее жизни. А вода все лилась и лилась с неба, будто внимая ее молитвам. Подтверждая. Давая обещание. Да будет так! И все же, Кинжинов оказался прав. И каждый раз, когда приходит ложь — Я ухожу и превращаюсь в дождь.