Процесс обучения (Learning Process)

Наступил день, когда должен был прибыть новый ассистент доктора Бреннан, а Джек ожидал, когда ему доставят партию dicopomorphae echmepteryges, найденных в брошенной посылке в почтовом отделении в Западной Вирджинии, так что дел у него особо не было, а этот парнишка заходит тут с сумкой за спиной, со своими этими щенячьими глазами, и ртом, предназначенным для сосания фруктовых леденцов. Джек раздумывает над тем, чтобы написать благодарственное письмо курьерской службе по своей работе, когда паренек подходит к нему, протягивая свою руку так, будто боится обжечься, и говорит: — Доктор Ходжинс. Ваши волосы на лице отросли с того времени, когда я в последний раз видел вашу фотографию на сайте Джефферсонского института. Я док… эм, — он кусает губу. Джек смотрит на его руку, потому что, подождите-ка, никак это Мистер Почти Две Докторские Степени, Принстонский-в-четырнадцать, значительно-более-высокий-IQ-чем-у-вас, Закари… — Зак Эдди. На самом деле, я еще не доктор, я просто практиковался говорить сегодня утром перед зеркалом, и это, должно быть, приклеилось, это странно? Я имею в виду, что говорил это, а не что приклеилось. Я очень нервничаю, так как это мой первый день, так что я, вероятно, говорю немного больше, чем обычно, я, на самом деле, не слишком болтливый, но мы собираемся работать вместе, так что, я думаю, вы наверно поняли, что я хотел сказать… вы в самом деле доктор Ходжинс? — Господи, отдышись, малыш. Да, это я, — ответил Джек, развлекаясь без всякой причины — вот почему всегда именно он ожидает посылок — и не-совсем-доктор-Эдди делает глубокий вдох и закрывает глаза, затем одергивает руку и сжимает ремень своего рюкзака, не обратив внимания на то, что доктор Ходжинс еще даже не пожал ее. — Ладно, — говорит Зак, возможно, сам себе, так как его глаза всё еще закрыты, он делает еще один глубокий вдох, — хорошо. Джек провожает его наверх по лестнице к доктору Бреннан, и, ладно, мистеру Заку Эдди особо не о чем говорить, но для этого здесь есть Энджела, и Джек размышляет над тем, что же организует Зак в качестве развлекательной программы. Как будто у него и так не было самой лучшей в мире работы. Джек был уже не таким веселым к концу дня, когда каким-то образом — он не уверен, хотел ли он произвести впечатление на Энджелу, или опередить ее предложение после этого блеска в ее глазах, или Зак, своим невинным видом немного смахивающий на Бэмби — появилось решение, что Зак будет проживать в комнате над его гаражом. И ездить с ним на работу каждый день. Хитрый мерзавец. *** Как выяснилось, он также временами чертовски раздражается, и эти особые карамельные глаза едва ли компенсируют неожиданную дополнительную нагрузку в том, что его тихая и мрачная лаборатория вдруг стала фан-клубом Бута. Бреннан в мгновение ока бросает все из-за него, хотя продолжает притворяться, что занята работой, Энджела подходит каждый раз и шепчет: — Он такой задумчивый, — уголком своего рта, и все «агент Бут сказал» и «агент Бут может» Зак просто игнорирует. Джек признает, что он может видеть обращение, но Бут жуткий и довольно прямолинейный, не говоря уже о том, что он, эй, убивал людей по приказу правительства, но откуда они знают, что он не делает этого до сих пор, например, на стороне, или еще нечто подобное? Скрытная контрактная работа. Случается. Он пытается объяснить это Заку за кофе, и Зак слушает с очень серьезным видом, потом произносит: — Я не думаю, что американский народ поддержал бы такое, будь это правдой, доктор Ходжинс. Джек не знает, почему он работает с этими людьми. Затем происходит вся эта история с Наоми из палеонтологии, и, черт возьми, это мучительно. Джек получает удовольствие от всей этой грязной интрижки, с первой их встречи в кафетерии («Как ты думаешь, она смотрит на меня? Она смотрит на меня. Джек! Она смотрит на меня? Как ты думаешь, я привлекаю ее? Мне повернуться?») до первого свидания («Как ты думаешь, она хотела бы побывать на экскурсии в морге Вашингтонской полиции? Потому что мой двоюродный брат работает там, и он сказал, что я могу посетить его в любое время, когда мне это понадобится»), поэтому Джеку как-то даже полегчало, когда это первое свидание стало так же и последним, за исключением того, что Зак не стал молчать об этом, хотя это стоило того, чтобы увидеть лицо Бута, когда Зак спрашивал его о сексуальных позициях. Это начиналось наполовину в шутку, когда Джек преложил дать Заку несколько советов, но Зак был так благодарен, ведь Джек добился успеха с женщинами, техника оттачивалась и совершенствовалась годами тяжелой работы и практики, и он полагал, что может поделиться несколькими драгоценными камнями мудрости о тайнах женского пола. Поэтому, когда он обнаруживает, что сидит на диване в комнате над гаражом, а Зак сидит, скрестив ноги и жуёт кончик шариковой ручки, балансируя с блокнотом на коленях, в этом на самом деле он винит только себя. — Хорошо, — говорит Джек и прочищает горло. У него не было такой внимательной аудитории с тех пор, как он выступал в Массачусетском технологическом институте с докладом по систематизации частично разложившейся Paleoptera. На самом деле, может быть даже и не тогда. — Первый шаг — дать ей понять, что она привлекательная. Зак вынимает ручку изо рта и хмурится. — Но, серьезно, она бы не заинтересовала меня, если бы она не была привлекательной. — Она еще не знает, что заинтересовала тебя. — Но если я приглашаю её на свидание, несомненно, это будет указанием на то, что она меня интересует, то есть, Ч.И.Т.Д., она привлекательна. Это простой дедуктивный процесс. К чему многословие? — Ты… это… нет никакого Ч.И.Т.Д! Ладно, с этого момента введем правило — никаких прерываний, понял? Ты слушаешь, я говорю. Зак принимает позу внимательного слушателя и держит ручку над блокнотом. — Хорошо, извини. Джек глубоко вздыхает и пытается восстановить душевное равновесие. Вот почему он не пошел в преподаватели. Господи. Он пытается излагать медленно и ясно. — Ладно, смотри. Ни одна женщина не считает себя привлекательной. На самом деле, чем она привлекательней, тем менее привлекательной она себя считает. Понял? Зак деловито записывает, слегка морща лоб. Джек наклоняется. Он написал: Женщина, уверенность в себе = ___k___привлекательность Джек тычет пальцем в страницу, и Зак подскакивает. — Ладно, вот в чем твоя проблема, мой друг. Ты не можешь оценивать людей количественно с помощью уравнений. Ты должен быть спонтанным, чувак. Думай сердцем, а не головой. Ты же не станешь пытаться вычислять углы импульса в мешке, верно? Джек перестает хихикать, когда понимает, что Зак выглядит так, будто его поймали в свет фар, и закусывает губу. Потом снова начинает смеяться. На самом деле, он ничего не может с этим поделать. — О, чувак, серьезно. Скажи, что ты этого не делал. Зак просто смотрит на него. Через минуту или две это уже не кажется таким смешным. Джек зажимает двумя пальцами переносицу. — Ох, парень. Хорошо. Дай мне минутку. Тебе не нужны советы, тебе нужна еще одна гребаная докторская степень. — Их действительно выдают? — Зак говорит совершенно серьезно. — Или ты имел в виду «гребаный», как ругательство? — Ладно, — говорит Джек, меняя свою тактику. — Я — цыпочка. Реагируй. Он протягивает руку и хватает лицо Зака, чтобы слить их рты воедино, но прежде, чем он оказывается достаточно близко, Зак резко дергается и неуклюже отталкивает Джека, пихая в горло, после чего отскакивает подальше так быстро, что падает с дивана. Он моргает, глядя на Джека с пола, как чертов испуганный кролик, а Джек сердито потирает горло. — О, Иисус, какого черта… Зак тяжело дышит, продолжая пристально смотреть. Это неловко. — Извини, — говорит он и сглатывает, — я не… я не очень хорошо реагирую на неожиданный физический контакт. — Что за чушь, — огрызается Джек, но его гнев тает при виде чего-то более крутого и виноватого. Мальчишка выглядит так, будто думает, что Джек изнасилует его или что-то типа того. — Эй, возвращайся сюда. Я не кусаюсь, клянусь. Извини, я столкнул тебя со слишком сложной задачей без подготовки, я должен был тебя предупредить, хорошо? Вернись сюда, перестань нервничать. Зак поднимается с пола, держась за диван и садится на него, всё время наблюдая за Джеком. Джек проводит рукой по своим волосам. Он понятия не имеет, как умудрился подписаться на всё это. — Что ты сделал? — спрашивает Зак, звуча смущенно и скептически, и это так чертовски неловко. — Просто… пытался заставить тебя перестать думать. Я подумал, если я… Господи, это не то, чему можно просто научиться, Зак! Мы должны разобраться в этом на примере! Как только это слетает с его уст, он тут же сожалеет об этом, ох, мужик, на рабочем месте это можно было бы счесть за домогательства, но Зак, кажется, принял это за чистую монету. Он снова закусил губу, выглядя обеспокоенным. — Я так еще не пробовал. — Да, я понял. Ладно, смотри, — говорит Джек, потирая пальцами глаза, — может быть, лучше просто забудем об этом, ладно? Ты умный парень, ты сможешь справиться с этим самостоятельно. — Когда Николь положила свою руку мне на задницу, там, в баре, я разлил пиво на штаны, — скорбно сказал Зак, глядя на свои руки. Джек вздыхает и принимает быстрое решение. Он имеет тенденцию так делать. Он научился не использовать это в своей работе, но в остальном — не так уж и страшно. Он говорит быстро, прежде чем успевает передумать, хотя тихий голос где-то в его голове говорит, что это плохая идея. Он просто чертовски щедрый, и в этом его проблема. — Ладно. Мы не говорим об этом за пределами этой комнаты, ясно? Я просто помогаю приятелю. Один парень другому. Просто — помогаю тебе в процессе обучения. — В процессе обучения, — повторяет Зак, широко раскрыв глаза. — И если ты захочешь остановиться в какой-то момент, не тыкай мне в горло, хорошо? Скажи, эм, Lepidoptera. — Я не думаю, что смогу это повторить. — Ладно. Хорошо. Предложи что-нибудь свое. — Доктор Бреннан. Джек вздрагивает — Нет! Нет! Да что с тобой? — Я просто подумал о том, что могло бы привлечь твоё внимание и было противоположным духу с-секса. — О, Господи, это просто… подожди, ты не считаешь, что она горячая? — Доктор Бреннан? — Зак выглядел возмущенно. — Она мой босс! — Это… неважно, ладно? Просто выбери другое слово. — Джефферсон. Джек мысленно считает до десяти по-арабски и решает, что иногда осторожность — лучшая часть доблести. — Конечно. Как бы там ни было. Итак, мы должны поработать над неожиданным физическим контактом. Потому что, если ты нравишься женщине, она захочет флиртовать с тобой, что означает прикосновение, и, если ты дашь ей в глаз, она не попытается повторить свое действие снова. Зак снова с тоской посмотрел в свой блокнот, так что Джеку пришлось думать быстро. — Встань в центре комнаты и закрой глаза. — Что ты собираешься делать? — спрашивает Зак, не вставая. Джек пытается изобразить, что это нормально, что прикасаться-к-своему-коллеге-по-работе-ненадлежащим-образом-каждый-день круто. — Ничего серьезного, я просто прикоснусь к тебе неожиданно, положу руку на плечо и всё такое, как будто если бы я был слепым. Ты когда-нибудь играл так? Конечно же, ты так не делал. Эй, — говорит он, потому как Зак всё еще колеблется. — Ты мне доверяешь, да? Зак, кажется, раздумывает над этим. — Да, — говорит он, встает и закрывает глаза. — Но ты предупредил меня, и разве это не аннулирует смысл упражнения? — Ты чуть не сломал мне шею, — говорит Джек, — я предпочел бы сейчас проявить осторожность, если ты не возражаешь. — Верно подмечено, — кивает Зак. Он стоит там, руки свободно опущены вдоль боков, глаза закрыты, и Джек ждет, когда в комнате наступит тишина. Затем ждет еще немного. Зак начинает дышать немного быстрее и сжимает кулаки. — Джек, — говорит он, его голос слегка дрожит. Господи, это действительно работает на нем. — Ты всё еще здесь? Джек беззвучно кружит вокруг него, мягко ступая по ковру, затем осторожно кладет ладонь на руку Зака, сжимая пальцы вокруг его бицепса. Зак подскакивает. Джек отпускает его, дает ему еще сорок пять секунд, отсчитывая про себя, затем гладит одним пальцем по затылку. Зак снова подскакивает. Это весело. Он произвольно выбирает интервалы, от десяти секунд до двух минут, и пробует разные вещи: легкий толчок локтем, удар по лбу, тычок в ребра. Зак полностью напряжен первые десять минут или около того, дергаясь каждый раз, когда Джек прикасается к нему, и слегка поворачивается из стороны в сторону, будто пытаясь понять, с какой стороны Джек совершит следующее прикосновение, но через некоторое время он начинает немного расслабляться. — Это похоже на терапию, которую со мной проводили, когда я был ребенком, — пробормотал он через некоторое время и качнулся на ногах, когда Джек прижал руку к груди и слегка толкнул его. Он чихает, когда Джек треплет его волосы. Это сюрреалистично, как один из странных племенных ритуалов Бреннан, которые приводят в волнение, но на самом деле успокаивают, и через некоторое время Джек действительно пребывает почти что в дзэне. Он работает над тем, чтобы раздвинуть границы комфорта Зака. Даже не подумав о том, что делает, он ведет двумя пальцами от горла вниз, гладит его бедра, большим пальцем руки оглаживая его челюсть, пока вдруг не осознает, что Зак выглядит блаженным, с благоговейным выражением на лице, с румянцем, окрасившим его щеки, и он выглядел, как один из ангелов на стенах собора, которых Джек видел однажды, когда был в Санкт-Петербурге на конференции. Было холодно, и он просто зашел туда, чтобы сбежать от проклятых русских учёных, которые всё время пытались напоить его водкой, ему даже не нравились церкви, но Софийский собор что-то в нем сломил, и он был в депрессии, блуждая внутри этого сумасшедшего, многоглавого чудовища, и его разум взорвался. Там были мозаики, настолько детальные, что сначала он подумал, что это картины, святые и ангелы, одетые в синее и золотое по всей доступной поверхности и все они смотрят прямо на него мягкими, нежными карими глазами, как будто они всё видели и знали, что всё будет хорошо. Он возвращался туда каждый вечер, пока конференция не закончилась, и он не вернулся домой. Завороженный, Джек протягивает руку и поглаживает большим пальцем нижнюю губу Зака. Губы Зака слегка приоткрываются, обжигая горячим воздухом кожу, и это бросает Джека в дрожь, которая пронзает всё его тело. Прежде, чем он успевает передумать, он заменяет палец своими губами. Глаза Зака открываются так быстро, что Джек чувствует головокружение, может быть потому, что он целует своего непосредственного соблазнительного фактически-коллегу, так что он идет на риск и продолжает прижиматься губами, сдержанно и нежно, как женщина, и Зак остается совершенно неподвижным, скрестив глаза от близости. Его губы действительно очень мягкие. О, мужик, проклятье. Джек отстраняется и откашливается. Зак делает глубокий вдох. — Хорошо! — бодро говорит Джек, прежде чем Зак успевает что-то сказать и сделать ситуацию еще более странной, чем уже есть. — Это было очень хорошо для первого урока! Я не пострадал, ты… эм, и, давай остановимся сегодня на этом. Увидимся завтра в обычное время, утром? Что ж, тогда до встречи. Они смотрят друг на друга. Зак облизывает губы. Внезапно в комнате становится жарко и душно, и, Господи, Джек чувствует как весь гудит, словно включенный станок. Его мозг стал вялым, и через несколько секунд он понимает, почему Зак никуда не уходит. — О, точно, ты здесь живешь, — он отступает к двери. — Я пойду домой. Он улетел оттуда быстрее, чем мчащаяся пуля, умудрился вернуться в дом так, чтобы ни один садовник не заметил его со стояком, и оказался под холодными струями душа прежде, чем смог бы сказать Lepidoptera. Или Джефферсон. После того, как первоначальная паника прошла, он исследует ситуацию в холодном, жестком свете логики и решает, что всё в порядке, мистер Зак забывчивый, он, возможно, не совершил бы ничего такого, если бы тот ударил его по… о, и есть фраза, которую он никогда, никогда не будет использовать снова. Он решает, что, если есть льготы без последствий, чтобы помочь Заку заполучить девушку, он заслуживает их. К вечеру ему даже удается спокойно относиться к этому, когда Зак неожиданным гостем появляется в тщательно продуманной фантазии, которую Джек воспроизводит с участием Лив Тайлер, пены для ванны и длинного мокрого минета. Он задумывается о губах Зака, когда тот говорит «грёбаный», странно и неожиданно жарко, и, когда он тяжело дышит и вытирает руку, ощущая кайф, он вовсе не пугается. Разве что, он немного раздражен — парень не может оставить его в покое даже в его собственной голове? — но, что угодно. Он сможет справиться с этим. *** На следующий день он решает, что должен устранить любую потенциальную неловкость или недоразумение, поэтому он тыкает Зака в ребра, когда они садятся в «Мини», чтобы поехать на работу. Зак вздрагивает, отскакивает назад, затем злобно смотрит на него. — Я ещё даже не выпил кофе. — Эй, расскажи это морпехам, дружище, — весело говорит Джек, запуская двигатель. — Постоянная бдительность! — Каким морпехам? — бормочет Зак, но садится в машину. Он оживляется, когда они добираются до лаборатории, где их ждет прекрасный ящик с черепами из Папуа-Новой Гвинеи. Джек старается похлопать его по плечу несколько раз в течение дня, и этого достаточно, чтобы Зак стрелял в него нервными взглядами и слегка вздрагивал, когда он проходил мимо. К концу дня они оба получают странные взгляды от Энджелы, но это вызывает только смешки, и в ту ночь Джек и Лив проводят какое-то время вместе без нежелательных вторжений со стороны сотрудников Джека. Кроме, разве что, Энджелы. *** У Джека есть неделя, и он так привыкает к тому, что хлопает Зака по плечу, тыкая его исподтишка в ребра, или дергая за ухо, что почти забывает, что на самом деле это довольно неуместно для рабочего места, и он холодеет, когда подслушивает Зака, говорящего Энджеле: — О, доктор Ходжинс любезно предложил мне помочь с небольшой проблемой, которую я испытываю с неожиданным контактом. Это своего рода неформальная профессиональная терапия. Он вздыхает с облегчением, когда она, кажется, купилась на это. Она даже влилась в терапию сама, тыкая Зака в позвоночник всякий раз, когда шла мимо, но через пару дней после того, как он стал подвергаться нападкам сразу с двух фронтов, и провел долгие пять часов, очищая плоть с костей изнасилованной восемнадцатилетней, Зак встает в защитную стойку и его голос становится максимально приближен к крику, который Джек когда-либо слышал от него. — Хватит уже! Я ценю твои благие намерения, но не мог бы ты прекратить трогать меня? К счастью, никто больше не слышит его, но эта игра определенно закончена, и Джек ведет себя гораздо осторожнее после этого. Однако Джек считает это успехом, когда он кладет руку на плечо Зака после нескольких кружек у Сида, а парень даже не обращает на это внимания. — Переходим ко второму этапу, — объявляет Джек. — Комплименты, мистер Эдди. Придумай несколько, и делай это с осторожностью. Зак сжимает губы. — Должны ли они относиться к внешнему виду? — Внешний вид, индивидуальность, одежда, трудовая этика… разве ты не из Mensa? Будь изобретательным. Джек ерошит волосы Зака и возвращается к их столику. Затем у него возникает ужасное видение о том, как Зак делает комплимент доктору Гудману, давая описание его мускулатуре, и возвращается к барной стойке. — На втором этапе нет вышестоящего персонала. И помни — ты пытаешься заставить их чувствовать себя привлекательными. Понятно? Зак серьезно кивает и рассматривает свой суп, как будто сможет увидеть там ответы, если будет продолжать смотреть достаточно пристально. — Я понял. Спасибо. *** Следующие несколько дней были довольно занимательными. К счастью, у ФБР имелась россыпь убийств, которые нужно было раскрыть, так что Джек находился в лаборатории, когда поймал Зака, говорящего Буту, что его галстук чрезвычайно убедителен. В четверг Зак посмотрел на него поверх микроскопа, наклоняясь вперёд, и тихо и серьёзно сказал: — Это поразительно, насколько голубые у тебя глаза. Энджела издает сдавленный звук и почти выплевывает сделанный глоток кофе в чашку, прежде чем отворачивается, прикрывая рот, а доктор Бреннан поднимает глаза, нахмурившись. Джек моргает и, к своему ужасу, обнаруживает, что во рту пересохло. Зак посылает ему солнечную улыбку. — Как это было? — Ага, — хрипит Джек, — неплохо сработано. Энджеле наконец удается проглотить кофе, всё еще находящийся у нее во рту, и она икает от смеха. Зак возвращается к тщательному изучению зуба, мгновенно забывая о произошедшем. Рука Джека скользнула, и он чуть не упал на пол. Его желудок трепетал. Черт, Зак хорошо справляется с этим. Он не знал, почему это заставляло его чувствовать себя неловко, а не гордиться. Возможно, это связано с тем, что эпизодическая роль Зака в фантазийной жизни Джека превратилось в повторяющуюся, в которую обычно входил Джек, сгибающий его на диване (а не лабораторном столе — таким образом, чтобы он лежал на нем, и плохо, плохо, плохо). Лив Тайлер там тоже обычно бывала. Обычно. Однако у Джека и раньше были странные фантазии о сотрудниках — было время, когда он видел Бута, надевающего хирургические перчатки, и едва мог продержаться до конца дня. Но это уже не имело значения. — Это была отсылка на Фрэнка Синатру? — говорила Бреннан на заднем плане. — Потому что я знаю, кто он. — Милая, — говорит Анджела, вытирая глаза, — я не знаю, что это было. *** Затем, конечно, крышу гаража требуется отремонтировать, и Джек там почти каждый вечер, помогает. Очевидно, ему это не нужно, но ему нравится держать всё в своих руках. Он не хочет быть одним из тех богатых парней, которые не могут выжить в случае ядерной войны. Обычно это заканчивается тем, что он убирается на кухне над гаражом, а Зак расхаживает вокруг и говорит со скоростью мили в минуту о какой-то статье, которую он читает, — он, кажется, всё своё время проводит в Интернете, Джек понятия не имеет, что можно построить на тезисе о микронауках, или прививках новозеландских овец, или что-то в этом роде. Джек в основном игнорирует его, но одним из его любимых увлечений становится — вести себя как заинтересованный и знающий, а затем придумать наиболее нелепый факт на эту тему. Глаза Зака расширяются, пока он наконец не взрывается: — Лжешь! — и бежит искать правду. Однажды ночью они закончили позже обычного, было тепло и светло, а у Джека был очень низкий уровень сахара в крови, поэтому он прерывает Зака в середине болтовни и говорит: — Эй, послушай, если ты собираешься читать мне лекции по чистящим средствам коренных американцев, ты можешь хотя бы дать мне что-нибудь поесть? Я умираю с голоду. — Конечно, что бы ты хотел? — спрашивает Зак. Он открывает один из кухонных шкафов, и челюсть Джека отвисает. Он был заполнен батончиками от Mr Noodles и Hershey. Типа, полностью. И это всё. Он подходит и открывает холодильник, там есть пакет молока, похоже на то, что он уже был давно, банка с арахисовым маслом и недоеденный кусок пиццы. — Ты, должно быть, шутишь. У Зака появляется маленькая складка посреди лба, что означает, что он пытается понять сказанное. — Я думаю, что смогу найти консервированный суп, если ты предпочтешь его. — Это всё, что ты ешь? Что, черт возьми, с тобой не так? Ты пытаешься угробить себя? Серьезно, у тебя есть медицинское образование, ты знаешь, что это дерьмо делает с людьми! Джек кричит, он злится, серьезно бесится, он хочет встряхнуть Зака, больно ударить и убрать этот я-действительно-пытаюсь-понять взгляд с его лица. Ему нужно что-то съесть. Он делает пару глубоких вдохов, восстанавливая контроль, затем хватает Зака за локоть и выводит его из кухни. — Ты идешь со мной прямо сейчас. Он тащит Зака всю дорогу до дома и оставляет рассматривать свою коллекции DVD, пока он заказывает тайскую еду и ест яблоко. Затем он берет другое для Зака и размахивает им у его носа. Зак отрывает взгляд от Chungking Express. — Витамин С, — говорит Джек, — витамин А. Антиоксиданты. Клетчатка. — Я принимаю витамины, — говорит Зак, его внимание неумолимо переключается с Джека на телевизор, на который он смотрит, как будто тот сделан из золота. Который, возможно, близок по стоимости, поскольку Джек верит в инвестиции, когда дело доходит до домашних развлечений. Apocalypse Now не следует смотреть на экранах меньше 44 дюймов. — Какое разрешение? — Высокой четкости 1920×1080, и у него есть разрешение 1080p для входа через HDMI-соединение, — говорит Джек, пытаясь сохранить легкомысленность. Зак проводит пальцем по краю экрана, жадно глядя на него, и в животе Джека разворачивается чувство вины. Черт возьми, вот почему он никогда не приводил Зака сюда. — Витамины не заменят реальную еду, — говорит он. — Зак! Хватит пускать слюни на мои динамики! Ты должен есть фрукты, хорошо? Овощи и… и хлеб, и макароны, а не то дерьмо с MSG, которое ты ешь в таких количествах, что скоро тебе понадобится новый набор кишечника. Тебе нужно съездить в магазин? Я закажу доставку, если ты скажешь мне, что тебе нужно, я могу добавить свой список к твоему, или это… смотри, это деньги? Потому что, ты знаешь, я могу тебе помочь. Если понадобится. Зак бросает на телевизор последний взгляд и поворачивается к Джеку. — Я уже воспользовался твоей щедростью, — серьезно говорит он, и сейчас, внезапно, не выглядит как ребенок. — Я знаю, что ты берешь с меня гораздо меньшую арендную плату, чем в среднем по этому району, но я принимаю это, потому что ты и так очень богат. Но, пожалуйста, не предлагай мне больше деньги. — Ладно, — говорит Джек, чувствуя себя примерно на два дюйма выше. — Хорошо. Просто — ешь салат на работе, ради всего святого. — Они кладут в него морковь, — говорит Зак, возвращаясь к тому, чтобы рассматривать диски. — Мне не нравится оранжевая еда. К счастью, в тот момент доставляют еду, так что Джек спасен от необходимости иметь дело с этим. Иисусе. *** Конечно, Джек не может противостоять желанию продемонстрировать разрешение телевизора Заку, особенно когда он понимает, что тот никогда не видел Матрицу, поэтому они сидят на диване и едят тайскую еду (всё натуральное, без MSG — там есть особая пометка, отчего выбор Джека был очевидным) наблюдая, как Нео обнаруживает реальный мир, а Зак, поглощающий рис на его диване, полностью стоит того, чтобы его лицо засветилось в тот момент, когда главный герой останавливает пули. Когда звук бьет по ушам, Джек понижает громкость. — Я женщина, — начинает он. — У тебя есть борода, — отмечает Зак, — и нет груди. В словах парня определенно был смысл. Но… сейчас суть не в этом. — Послушай меня! Я девушка. Мы только что провели прекрасный вечер, заказали еду и посмотрели фильм. Что ты собираешься делать сейчас? Зак выглядел озадаченным. — Я бы спросил, хочет ли она увидеть специальные функции, но я предполагаю, что это не тот ответ, который ты хочешь услышать. — Я вижу, гений в тебе не притупился к позднему часу. Зак задумывается на мгновение, а затем переходит в полностью преувеличенное зевок-и-рука-за-плечо движение. Джек не может не хихикать, но когда Зак начинает отступать, выглядя возмущенным, Джек хватает его за руку. — Нет, нет, это работает. Немного фальшиво, но некоторым девчонкам нравится это. Хорошо, что дальше? — Э-э… Зак колеблется, и Джек задается вопросом, не зашел ли он слишком далеко, но он выпил три пива, которые, кажется, ударили его одновременно, и он внезапно чувствует себя безумно безрассудным. Когда он был подростком, который имел обыкновение красть один из автомобилей своего отца и мчать под сотню вниз по шоссе с дочерью шофёра на пассажирском сиденье, которая отсасывала ему. И он уже переборщил с этим, но не настолько, чтобы увидеть, как далеко он продвинулся, или понять, что это уже не такая отличная идея. — Существует вероятность риска, — говорит Зак, — у тебя борода. — Эй, если ты не хочешь приспосабливаться, — говорит Джек, выражая неодобрение, и, давая Заку секунду подумать, он начинает отступать, достаточно медленно, чтобы у Зака было достаточно времени, чтобы остановить его, что он и делает. — Нет, ты прав, это хороший опыт, — говорит Зак и перемещается ближе к Джеку на диване, пока Джек не чувствует исходящее от него тепло, а рука Зака — приятной тяжестью расположилась на его затылке. Тогда Зак спрашивает: — Могу я тебя поцеловать? — голос хриплый, искренне-божественный, будто заспанный, от него по спине Джека пробегают мурашки, или, может быть, это дыхание Зака касается его щеки, и, ладно, это, наверное, действительно плохая идея, но нет никакого чертового способа, который бы позволил ему отказаться. Он помнит, что он должен был позволить Заку вести, поэтому он успокаивается, чтобы просто слегка подтолкнуть его, а затем прижимается ртом ко рту Зака, такому мягкому, черт, он забыл об этом, но это только на секунду, прежде чем он отстраняется, оставляя его разочарованным. Однако Зак никуда не девается, он прижимает палец к губам и хмурится. — Хм. Это необычно. Джек молчит и ждет, и, конечно же, Зак снова наклоняется. Второй раз. На этот раз Зак сначала кладет руку на челюсть, затем решительно наклоняется и открывает рот против рта Джека, горячего, мокрого, и Джек впускает его, поглаживает своим языком язык Зака, когда тот не идет за ним сразу. На вкус он пряный, как лимонник и арахис, и это действительно… ну, грязно, и Джек чувствует, как его шея затекает. Зак чертовски высокий. Он отстраняется, и Зак немедленно отступает. — Всё в порядке? — Да, да, — говорит Джек, отгоняя в сторону шум в мозгу. — Подожди-ка. Он перемещается вокруг так, что оказываться лицом к Заку, а затем хватает Зака за правое бедро и тянет его. Через секунду Зак понимает его и передвигается, затем они останавливаются лицом друг к другу, и Зак облокачивается на спинку, с приоткрытым ртом и до сих пор в нерешительности, и Джеку нравится делать это быстро и непристойно, но это — в своем роде сладко. Они делают это некоторое время, пока шея Джека снова не дает о себе знать, и он решает показать парню что-то другое, аккуратно потянув за волосы, чтобы повернуть голову в сторону. Зак гнется, как пластилин, и Джек трется бородой о челюсть Зака, целует его ухо и дует. Зак дрожит и вздыхает, а Джек дрожит в ответ. — О, — говорит Зак сдержанно, — это очень хорошо. Джек делает это снова. Нет ничего плохого в расширяющихся горизонтах. Зак выгибается, чтобы дать Джеку больше места — Иисусе, он такой гибкий — и Джек спускается вниз по его шее, проталкивает палец под его воротник, чтобы линуть впадинку на плече. У Зака вырывается изумленный вздох, затем он послушно поворачивается, когда Джек бормочет: — Теперь ты сделай это для меня. Он прижимается мягкими, осторожными поцелуями к горлу Джека, и Джек инстинктивно наклоняет голову, потому что кажется, что у него всё хорошо, а затем резко дергается назад, словно от удара хлыстом, когда Зак внезапно кусает его. — Оу! Черт! — Извини! Извини! — говорит Зак поспешно. — Я слышал, людям это нравится! Он выглядит таким расстроенным, что Джек не может сердиться. Кроме того, никогда не позволяйте себе подавлять чужое творчество. — Некоторые люди делают — в том числе и я — но не так сильно, хорошо? Мне хотелось бы сохранить свою кожу. — Мммхорошо, — пробормотал Зак в шею, целуя метку, пока она не сгладилась до тупой пульсации, которая на самом деле не была совсем уж неприятна, а затем осторожно прикусывает кожу чуть ниже. Джек одобрительно мычит, поэтому он повторяет свое действие, затем облизывает полоску до уха Джека и делает что-то, чертовки похожее на нюхание. — Мм, — говорит Зак, — у тебя очень красивые волосы. В этот момент зазвонил телефон, и Зак, очевидно, израсходовав свою дневную норму координации, вскакивает и задевает ногой (пустой, слава богу) стакан на столе. Тот разбивается, и, пока Зак пытается очистить поверхность руками, Джек ищет телефон и совок для пыли, чтобы Зак не порезал руки, и это была мама Джека, звонившая из Сиэтла, потому что снова забыла про разницу во времени. Джек заверил ее, что да, он всё еще развлекается с жуками, и нет, он всё еще не идет на свадьбу Мэдисон. Зак очищает всё от стекла, а настроение полностью исчезает. Что, напоминает себе Джек, наверное хорошо. Он подводит черту, провожая Зака от дома до гаража. У двери Зак неуверенно переминается с ноги на ногу, и Джек внутренне поежился, потому что он ненавидел гребаных двадцатичетырехлеток и всех, от этого возраста и примерно до девяти, и он уверен, что не хочет переживать об этом сейчас. Зак, наконец, справляется с неловкостью, фокусируясь взглядом на точке где-то над головой Джека, и говорит, почти не разделяя слова: — Кактыдумаешьмогулияещеразприйтиипосмотретьфильм? Джек так радуется, что чуть ли не смеется. Конечно! Да! Великолепно! Но затем Зак говорит: — Завтра? — в глазах сияние надежды, и Джек вспыхивает, вспоминая обо всех этих Хершис в шкафу, как Зак смотрел на его телевизор, и ничтожный гнев, который поразил его в гараже завязался в его внутренностях снова. Итак, завтра. После того, как Зак ушел, Джек раскидывается на диване и смотрит подряд еще три фильма, лежа на спине, пока не засыпает в пять утра. Он опаздывает за Заком, и отчитывает его за то, что он сидит на капоте «Мини». Он хочет, чтобы Зак назвал его лицемером, обвинил его в сексуальных домогательствах, что-то, что угодно, но Зак просто сгорбился на своем сиденье и принял это, натянул рукава ниже и сложил руки у себя на груди. Он снова оставил свое пальто в лаборатории. Джек включил новости, чтобы иметь возможность кричать на правительство, а не на Зака. Затем он включил обогреватель. *** Его решимость была простым притворством, будто всего этого никогда не происходило, и длилась до тех пор, пока Зак не отключил титры Матрицы: Перезагрузка. На этот раз его потянулся-зевнул движение было немного более тонким, и, повернувшись к Джеку, он сказал: — Знаешь, я очень ценю это, это очень помогает мне, — прежде чем наклониться, чтобы поцеловать его снова. И Джек подумал, черт возьми, это был паршивый день, он собрал яйца бабочки из глаз мертвеца, он этого заслуживает, а не еще немного образовательной науки между коллегами, или как? Они целовались до тех пор, пока у Зака не появляется раздражение на коже от колючей бороды, и губы его становятся красными и опухшими; Джек подсовывает свою руку под футболку Зака на спине, поглаживая вверх и вниз теплую кожу, и Зак счастливо стонет ему в губы, и Джек чувствует боль в спине, но ему всё равно. Это странно целомудренно (он даже не тяжелый, хотя он был уверен, что Зак тяжелый), и это… ну, это мило. Это действительно приятно. Зак осторожный и нежный, и прикасается к Джеку, как будто он сделан из стекла, что сначала вызывает раздражение и разочарование, но когда он привыкает к этому, это вроде как успокаивает, как профессиональная терапия, и он настолько расслаблен, что чувствует, что мог бы заснуть прямо здесь. Он не припоминает ничего подобного раньше, когда находился на начальной стадии отношений с девушками или парнями. Он задается вопросом, должно ли это быть так. — Могу я, — хрипит Зак, вытаскивая Джека из размышлений, — могу я лечь сверху? Джек внутренне съеживается, но Зак звучит абсолютно раскованно, и почему-то это делает его предложение менее смущающим и более похожим на хорошую идею, особенно когда спина Джека готова была расплакаться от облегчения, когда он лёг. Однако вскоре он сожалеет об этом. — Эй, эй, следи за коленями! Серьезно, если ты повредишь семейные драгоценности Ходжинсов, мой отец разозлится, у него правительство в кармане, я не шучу. — Я думаю, я бы предпочел, — сказал Зак, поджимая губы, как неодобрительно настроенная монахиня, — чтобы ты не упоминал о своих родителях прямо сейчас. Он немного извернулся, и Джек внезапно почувствовал, как теплым, гибким весом Зак прижимается к нему повсюду, одна нога скользнула между ног Джека, и они будто стали единым механизмом. Зак шумно выдохнул, опуская голову на плечо Джека и прижался, бесхитростный, непобедимый и фантастический, и Джек издает стон, поднимая футболку Зака вверх и пытаясь игнорировать то, как выделяются его ребра, потому что он хочет обнаженной кожи, больше, больше, сейчас, и, эй, оказывается, он всё-таки тяжелый. — Как у меня получается? Всё в порядке? — Зак дышит, и Джек пытается вспомнить, что он должен делать. — Всё в порядке, — заверяет он, пытаясь вернуть себе голос учителя. — О, — произносит Зак, — хочешь быть сверху? Он резко садится, оседлав бедра Джека, а затем внезапно, похоже, догоняет, почему Джек последние полчаса дергал его за футболу и начинает стаскивать ее через голову. Это тот момент, которого Джек так ждал, у него есть убийственный ход — он садится, ждет, пока голова Зака скроется, а затем сует руки над головой в запутанную футболку и начинает облизывать его горло. Зак слегка напрягается, достаточно, чтобы продемонстрировать плечи и грудные мышцы — не то, что у него их много, но Джек мысленно делает пометку, чтобы заставить его начать тренироваться, чтобы получить больше — и дышит немного быстрее, но он не волнуется, поэтому Джек целует его грудь, лижет сосок, и, судя по звуку, который издает Зак, он делает ставку на то, что ни одна женщина не делала этого для него раньше. Затем Джек сталкивает Зака с колен и лижет путь по волосам к животу до верхней части его штанов, а Зак вздыхает и, очевидно, пытается сдержать стон, и это безумно жарко, когда его голос срывается, и Джек погружает язык под резинку его боксеров. Джек поднимает глаза, Зак тяжело дышит, губы его распухли, волосы спутаны, и он выглядит развратным, Иисус Христос, и Джек настолько погряз в нем, что даже не заметил, как тонет. И он смертельно сильно держится за бедра Зака, он практически задыхается, и это уже не игра. — Хочешь остановиться? — он заставляет себя говорить, повторяя про себя пожалуйста, скажи «нет», пожалуйста, скажи «нет», и Зак качает головой, широко раскрыв глаза, затем говорит: — Сними рубашку. Господи. Руки Джека трясутся так сильно, что Зак помогает ему с верхней пуговицей, а затем он просто натягивает ее на голову и оставляет на нем, собирая гребаными складками. — Ах, — выдыхает Зак, — иди сюда, — и он так нежно проводит руками по спине Джека, и ребрам, что это походит на щекотку. Джек вздрагивает, что-то вроде истерического смеха угрожает вырваться из его горла; что, черт возьми, он делает… и это растворяется в раздражении. Он не из гребаного фарфора, он не женщина. Он отталкивает Зака назад и сползает по его коленкам вниз на ковер, и тянет Зака за джинсы. Глаза Зака подрагивают под закрытыми веками, и он кусает губу. Он уже течет, когда Джек расстегивает джинсы и освобождает его от боксеров, ярко-красных и, очевидно, старых, они такие мягкие, и Джек сминает ткань пальцами, и берет головку в рот, наблюдая за Заком всё время, любуясь, как его лицо меняется, а рот раскрывается, издавая звук. — О, — выдыхает Зак, — о, вау, ничего себе, — глаза закрыты, пальцы сжаты в кулаки на диване, и похоже, что никто и никогда не делал этого с ним, что заставляет Джека удивляться, с кем он спал, потому что они, должно быть, были идиотами, чтобы упустить это. С другой стороны, не похоже, что это будет проблемой, из-за которой Джек не справился бы с этим конкретным навыком, что хорошо. Он посасывает Зака, снова привыкая к вкусу, и Зак дергается со стоном, заставляя член упереться в горло Джека и заставляя его давиться. Джек отстраняется, глаза слезятся. — Эй, — рявкает он, раздраженный желанием и знанием, что это ужасная идея: — Первое правило минета — ты не двигаешься с места. Зак стонет, и Джек решает, что плевать на технику, Зак не продержится долго, и ему нужно это закончить, прежде чем один из них сойдет с ума, поэтому он просто идет на это, проводит по члену Зака горячим языком и сильно всасывает, делая кольцо большим и указательным пальцами там, где он не может достичь конца своим ртом под этим углом, и прижимает бедра Зака другой рукой. Он может почувствовать напряжение и освобождение, когда Зак раскачивается, стараясь не двигаться. — О, ч-черт, — Зак стонет, закатывая глаза, и это всё предупреждение, которое Джек получает до того, как Зак изливается в его рот, соленый и мокрый, и он рефлекторно глотает тяжелый вкус, что заставляет его глаза вновь наполниться влагой. Ему так тяжело, что сейчас больно, и когда Зак слабеет, Джек расстегивает свои штаны еще до того, как выпускает член Зака изо рта. — О, боже мой! — Зак говорит ошеломленно где-то над ним — похоже, будто за сто миль… и, черт возьми, он не может дождаться, он уже так близко, поэтому он просто прижимается к бедрам Зака и дрочит себе. Он в нескольких мгновениях от окончания, когда Зак скользит рукой по волосам Джека и царапает большим пальцем изгиб уха, и это слишком быстро, слишком сильно выбрасывает его на поверхность, заставая врасплох. Он отодвигает ногу Зака к дивану, а когда он сам опускается на бок, у него болят колени, у него болит челюсть, у него во рту привкус, и он чувствует, будто его ударили по затылку. Он потягивается со стоном, поворачивается на спину и думает о том, чтобы подтянуть штаны. Вероятно, он выглядит нелепо. — Второе правило минета, — говорит он потолку, — предупреждай девушку, прежде чем кончаешь ей в рот. — Хорошо, — голос Зака возвращался. Он звучит настолько разбитым, насколько Джек себя чувствует, что заставляет его ощущать себя немного лучше. — Какое предупреждение? — Сигнальное, — огрызается Джек, но он слишком устал и вымотан, чтобы вложить в это какие-либо чувства. Через мгновение Зак говорит: — Я предполагаю, что ты несерьезен, — и Джек хлопает себя по голени, так как это всё, до чего он может дотянуться, но он может услышать улыбку в голосе Зака, и это довольно забавно. Тогда Джек стонет: — О, мужик, уже два ночи, мне пора спать. Джек поспешно натягивает штаны, когда Зак начинает подниматься с дивана и искать свою футболку. Когда он находит ее, он стоит над Джеком и смотрит на него сверху вниз. — Тебе не следует так лежать, — говорит он, — это искривляет позвоночник. Джек закрывает глаза, думая о чем-нибудь саркастическом, чтобы ответить. Когда он снова открывает их, Зак уже ушел, на часах пять утра, он замерзает, а спина болит, как сука. Он в первый раз в своей жизни ложится в постель с ужасным чувством, что он слишком стар для всего этого. *** Это стоило того, чтобы следующим вечером уговорить Зака опуститься на колени, даже с учетом того, что Джеку пришлось быть настойчивым. Их вечер продвигался в обычном режиме, с ужином и кино, но Джек был немного рассеян, вероятно, из-за недостатка сна, а Зак становится более нервным и дерганым, когда фильм подходит к концу, и примерно через десять секунд после того, как герой сел в машину, Зак закусывает губу и, не отрывая глаз от экрана, кладет руку на бедро Джека — черт, он практикуется — и внезапно Джек получает полное внимание Зака с фокусировкой на себе. На этот раз его рубашка исчезает первой, и Зак проводит руками по груди Джека, выглядя зачарованным (как и должно быть — Джек всегда считал, что скромность недооценивается), заставляя Джека сходить с ума, когда, наконец, Джек слегка подталкивает Зака вниз, говоря при этом: — Не хочешь сделать мне приятно? Зак задумался. — Это не совсем то же самое, что и с девушкой, но принципы почти одинаковы, — поспешно говорит Джек. Лицо Зака проясняется и он кивает, сползая с дивана. Джек усмехается и возвращается в более удобное положение. Это как забрать конфету у ребенка. — Как это работает? — спрашивает Зак. Он потирает большим пальцем выпуклость на джинсах Джека, прежде чем расстегнуть их, а Джек теряет ход мыслей. — О… что? — Принципы. Зак немного хмурит лоб, и, о, это просто здорово, теперь Джек никогда не сможет смотреть на него спокойно, не думая о минетах, даже в лаборатории. Он пытается сконцентрироваться, но это довольно сложно, когда Зак возится с пуговицами на его ширинке. — Хм, задержи дыхание, следуй откликам, чтобы выяснить, что им нравится, и, гм-м-м, — он поднимает бедра, чтобы помочь Заку спустить свои штаны и боксеры, и уже не может перестать смотреть на мягкий, красивый рот Зака, и думать о том, как хорошо это будет, — никаких зубов. — Хорошо, — говорит Зак, глядя на член Джека таким образом, что Джек чувствует себя голым — хорошо, он голый, и ему нечего стыдиться, но Зак смотрит на него, как на образец, что просто странно. — Это звучит легко. Я не знал, что твои волосы такие… красные. — Ошейник и наручники, детка, — говорит Джек, закидывая руки за голову, чтобы устоять перед желанием прикрыть себя или еще что-то, — у тебя с этим проблемы? — Нет, конечно, нет, — говорит Зак и продолжает смотреть на него, поднимая голову, чтобы осмотреть под другим углом, и Джек теряет свой стояк вместе со своей крутостью, здесь, размышляя, не слишком ли он давит на Зака, если Зак просто соберется встать и уйти, решив, что он слишком странный, или… — Эй! Ты собираешься что-то делать, или будешь смотреть всю ночь? Потому что, знаешь, я мог бы поработать. — Просто собираю данные, — хладнокровно говорит Зак, потом наклоняется и облизывает головку члена. Потом он садится на пятки и морщит нос, а Джек в отчаянии закатывает глаза к потолку и думает о том, что спустя пять секунд он пожалеет, потому что ему скучно, но Зак наклоняется и начинает сосать у него без всякого стеснения. Член снова стал полностью твердым почти мгновенно. У Зака рот влажный и горячий, как печь, и он концентрируется, экспериментирует с всасыванием и движением, и вдруг Джек больше не возражает быть объектом научного исследования, потому что, когда Зак учится что-то делать, он сосредоточен. Это на самом деле увлекательно, как он проходит через какой-то странный мысленный список вещей, чтобы попробовать, его глаза смотрят на лицо Джека, чтобы проверить его реакцию, как он языком проводит по чувствительной коже у самого основания, губы его полные, мягкие, скользят по стволу — гребаные, созданные для Джека Иисусом, он знал это — затем делает что-то своим языком, от чего Джек опускает голову обратно на спинку кресла и громко стонет. Зак гудит вокруг члена, и он чувствует вибрацию вплоть до пальцев ног. Тогда Зак продолжает делать это, всё то, что сводит Джека с ума, одно за другим. Если бы Джек не был тем, кто извлекает из этого выгоду, он мог бы почти ненавидеть Зака за то, что он такой гениальный. — Иисусе, — вздыхает Джек, — да, Зак, боже. Зак останавливается, отстраняется и спрашивает: — Как я это делаю? Тебе нравится? Джек рявкает: — Не останавливайся! — и его голос невероятно высокий, но сейчас ему всё равно. Зак приподнимает брови и возвращается к работе, а Джек кладет руку на затылок Зака, чтобы удерживать его там, наматывая на пальцы его волосы. Зак издает приятный тихий звук и скользит руками по бедрам Джека, затем он становится еще лучше, менее требовательным к себе, так как Зак ждал обратной связи, чтобы расслабиться и погрузиться в это, поэтому Джек кричит: — Да, хорошо, ты действительно хорош, Зак, ты чертовски классный, не… не останавливайся, да, вот так, — и Зак смотрит на него сквозь ресницы, тлеет и улыбается вокруг члена Джека, как в лучшем порно в мире, и это всё его. Джек совершенно не в состоянии предупредить Зака, прежде чем кончить, и слепой жар, пульсирует через него снова и снова. Когда его хватка ослабевает в волосах Зака, Зак немедленно отстраняется и игнорирует звук его протеста, когда холодный воздух касается его. Когда Джек открывает глаза, теплые, плывущие, и чувствует, что он больше не может двигаться, Зак сплевывает в бумажный носовой платок и с недоверием смотрит на него. — Ты сказал, что предупредишь меня, — говорит он, затем, не дожидаясь ответа, глубоко вздыхает и говорит в спешке: — Могу ли я теперь т-трахнуть тебя? Залитый оргазмом мозг Джека решает, что это вполне честная сделка, потому что было довольно грубо просто кончить ему в рот и смотреть на Зака, рот которого был красным и грязным, и волосы торчали во все стороны, тяжелое дыхание и влажное пятно на передней части его джинсов; Джек вдруг отчаянно стал нуждаться в нем, хотя он только что кончил. У него есть немного смазки в столе рядом с диваном — эй, это его чертов дом, он может держать смазку там, где захочет — и он готовится, пока Зак возится с презервативом, потому что он выглядит уже довольно испуганным. Зак толкается в него рывком, слишком быстро, но Джек выдерживает болезненное жжение и расставляет ноги немного шире, располагаясь на краю дивана, всё еще расслабленный и теплый, он начинает соскальзывать в то ясное тихое место, куда он всегда уходит, когда его трахают. Боже, он скучал по этому. Зак замирает, когда находится внутри него полностью, и хватается за бедро Джека настолько сильно, что может появиться синяк. — О, — он говорит, — боже мой, — и шипит сквозь зубы, затем прижимается лбом к спине Джека и начинает что-то бормотать, дыша горячим и влажным воздухом в его позвоночник. — Что это за пи…?! — спрашивает Джек через несколько секунд, и закрывает глаза, когда понимает, что Зак пытается не кончить, потому что, Иисусе. Так чертовски жарко. — Девять семь девять три — да, — бормочет Зак, — два три восемь — о, боже. Ладно. Хорошо. Потом Зак трахает его резкими, беспорядочными толчками, которые мало что делают для Джека, но так как он сам уже кончил, он в любом случае чувствует себя великодушным, так что он просто позволяет Заку делать то, что ему хочется. Трение вызывает гудение, которое счастливо течет по его венам, превращаясь в теплое, устойчивое жжение внутри него, затапливая отчаянными стонами Зака за спиной. — Боже, — внезапно выдыхает Зак, — Джек, — тогда он толкается в него и кончает, и Джек хочет видеть, черт возьми, но он просто должен оставаться там, наполовину твердый и наклонившийся, чувствуя, как дрожь пульсирует через Зака, слушая мягкий шум, который он шепчет в затылок. — О, — Зак вздыхает, когда всё заканчивается и обнимает теплой рукой Джека за талию, прижимаясь щекой между лопатками. — Спасибо. Джек чувствует себя странно, когда Зак оделся и ушел; не достаточно возбужден, чтобы дрочить, слишком устал, чтобы передвигаться, и слишком раздражен, чтобы спать, и какое-то холодное чувство в животе, которое он не может идентифицировать, поэтому он не спит до трех часов, дорабатывая свое отставание в журнальных статьях. На следующий день он едва может сосредоточиться, он выпил уже три чашки кофе, но всё еще не может перестать зевать, и ему всё еще слишком больно, чтобы сидеть. В то время как Зак, кажется, намеренно действует на нервы, такой дерзкий и радостно-педантичный, всем своим видом демонстрирующий, что прошлой ночью у него был секс. Наконец доктор Бреннан рявкает: — Ради бога, Джек, иди домой и не возвращайся, пока не отоспишься, — и Джек отправляется домой, поджав хвост, плавает кругами в бассейне, пока всё его тело не перестает быть похожим на желе, затем спит двенадцать часов. Только когда он просыпается в шесть утра, он задается вопросом, как Зак вернулся домой. *** По дороге домой в тот день он сказал себе, что они остановятся, но через три дня Джек вытаскивает подушки с дивана и дрожащими руками раскладывает их на полу для Зака, а Зак ложится на спину, позволяя Джеку подняться на колени, и кивает, когда Джек говорит: — Тебе понравится, клянусь… ты мне веришь, да? Глаза Зака поразительно широко раскрываются, когда Джек легко касается в нужном месте, и он делает тихий O своим ртом, когда Джек опирается на локоть таким образом, чтобы иметь возможность сосать его член и трахать пальцами одновременно. Он извивался под Джеком, как будто не мог решить, нужно ли двигаться вперед или назад, издавая эти сумасшедшие, удивительные стоны и поглаживая кожу за ухом Джека, а Джеку чертовски нравится это, нравится это делать, пока он не может даже говорить, тогда внезапно Зак стонет: — С-стоп, — и вздрагивает, понимая, что это неправильное слово: — Джефферсон! Джефферсон! Джек замирает и позволяет члену выскользнуть изо рта. — Что? Я сделал тебе больно? Зак задыхается, его лицо выглядит опьяненным и к нему приливает краска. — Да… нет… я не… просто дай… дай мне секунду… Его спина выгнулась дугой, а его член смотрит прямо вверх, ложась на живот, он, должно быть, был в нескольких секундах, но его дыхание слишком поверхностное, а глаза черные и в панике, и во вспышке вдохновения Джек думает: эй, сенсорная перегрузка. Он сначала решает «выйти из дела», а потом подумал, что будет только хуже, поэтому он держится очень, очень неподвижно, хотя его запястье сводит, и тихо говорит: — Дыши, приятель. Бери столько времени, сколько нужно. Давай, вдох, выдох, вдох, выдох. Через пару секунд Зак тяжело сглатывает и делает вдох, потом еще один, и когда кажется, что он вот-вот потеряет сознание, Джек начинает осторожно двигать пальцами, в такт с его дыханием, и, боже, он должен продолжить, чтобы не кончить на ковер, несмотря на сжигающее внутри чувство, он так сильно хочет этого. Зак крепко зажмуривается и издает мягкие, хныкающие звуки, сжимая подушки, сбитые с обеих сторон, и извиваясь у него на руке, и Джек совершенно, совершенно загипнотизирован. Когда Джек двигает пальцы спиральными движениями внутри этой узкой теплоты, Зак хнычет и просто изливается на себя, даже без прикосновений Джека, и это самая горячая картина, которую Джек когда-либо видел в своей жизни. Когда Зак кончил, он опустился на спину, как будто все его мышцы сразу превратились в желе, и Джек легко вышел из него, что хорошо, потому что он не мог больше ждать ни секунды, иначе он ослепнет. У него осталось достаточно рабочих клеток головного мозга, чтобы понимать, что траханье чертова Зака не произойдет сегодня ночью, ни за что, так как Зак был всё еще достаточно на грани, чтобы, если он будет удивлен таким, у одного из них явно будет сломан нос. Это останавливало его от того, чтобы сделать что-то глупое, но ему было так тяжело, что перед глазами начали появляться пятна, и он не мог думать, и на секунду почувствовал, что разочарование собирается убить его, прежде чем у него появилась идея. Он слегка отталкивает колени Зака, затем поднимается на четвереньки и ползет вперед, так сильно дрожа, что почти теряет равновесие пару раз. В это же время, Господи, Зак излучает такое тепло и выглядит так хорошо, что он не может ничего сделать, но ему это так нужно, он понимает, что повторяет имя Зака снова и снова, он буквально умирает, и тогда, слава богу, глаза Зака распахиваются. Он улыбается, лениво и сладко, и сердце Джека останавливается. — Ты можешь кончить мне на живот, — протягивает Зак, потягиваясь и оборачивая рукой член Джека, и Джек делает это. Через пару секунд его локти слабеют, но Зак ловит его и помогает ему рухнуть на ковер рядом с ним, что довольно приятно. Джек чувствует себя растопленным снегом. Зак рисует спирали в беспорядке на груди и животе, затем смотрит на свои пальцы. — Оу, — радостно говорит он. Джек фыркает в плечо, он слишком расслаблен, чтобы говорить. — Мне будет больно завтра? — Мм. Джеку становится холодно, и он придвигается ближе к теплу Зака. Зарыться лицом между влажным от пота плечом Зака и диванной подушкой кажется хорошей идеей, и Зак извивается, издавая удивленный звук. — Мне щекотно! — Мм. — Ты скоро будешь в состоянии говорить? — Ннн мм. — Большинство из твоих теорий заговора смехотворны. — Эй! Зак громко смеется, и вот оно, бам, приливная волна в стиле Катрины сбивает Джека, и он задыхается от осознания того, что частицы столкнулись, клетки разделились и белковые цепи объединились, чтобы добиться этого совершенного момента времени, когда Джек заставляет Зака смеяться вот так. Это, прямо сейчас, вот оно, причина всего, самая прекрасная вещь во вселенной, навсегда. Тогда Зак спрашивает: — Хочешь, я закажу пиццу? И Джек, ошеломленный, думает, нет, не сейчас. *** На следующий день всё летит к черту. Джек ждет, пока кофемашина издаст звук об окончании приготовления кофе, когда Энджела заходит в комнату отдыха, выглядя немного ошеломленной. — Что? — спрашивает Джек, полный дружелюбия, — кто-нибудь говорил тебе, что Либераче был геем? — Нет. Зак, — говорит Энджела, затем хлопает ладонью по рту. Джек чуть не уронил чашку с кофе. — Что? — Черт, — говорит Энджела. — Я тебе этого не говорила. Просто… если он скажет тебе, сделай вид, что ты не знал, ладно? — Он сказал, что он гей? — Тише! — говорит она, хлопая руками. — Да, хорошо! Он просто подошел ко мне из ниоткуда и сказал: «Энджела, я думаю, что я гей.» — Ну, а ты, черт возьми, что сказала? — Как ты думаешь? Я поддержала его! — Зачем ты это сделала? — шипит Джек. — Он молод и запутался! Он не гей! — Ладно, угомонись, — говорит Энджела, уставившись на него, как будто никогда не видела его раньше, а потом очень быстро рассердилась. — Я знаю, что ты весь такой низкорослый-мачо-мэн и все дела, но Зак сейчас очень уязвим, и если ты будешь перекидывать на него свои мелкие предрассудки, я клянусь, что добьюсь того, что засужу твою задницу за притеснения на рабочем месте так быстро… — Что? — бормочет Джек, — я… не… ты… низкорослый-мачо-мэн? Затем входит Зак. Он переводит взгляд с одного на другого — Энджела со скрещенными на груди руками, тяжело дышит, а Джек безмолвно гневается — затем спокойно идет к кофеварке, берет кофе, который Джек сделал для себя, и уходит обратно. — Ни слова, — шипит Энджела, глядя на него смертоносным взглядом и уходит вслед за Заком. Джек подчиняется ей целых десять минут, пока не решает найти Зака, схватив, он тащит его в пустую лабораторию; он настолько полон слов, что не может произнести ни одно из них. — Что-то не так? — спрашивает Зак, наконец, и Джек теряется. — Ты не гей! Губы Зака сжимаются в тонкую линию. — Она сказала тебе. Джек не чувствует себя очень щедрым после «низкорослого мэна», так что он не исправляет его. В любом случае, у него сейчас более важные мысли. Он шагает вверх и вниз, он не может стоять на месте, он даже не может думать, он так напуган. — Слушай, ты запутался, ладно? Не делай этого. Я облажался, я не хотел, чтобы это зашло так далеко, не просто… ты молод, у тебя вся жизнь впереди! Тебе нравятся женщины! Тебе нравилась Наоми, да? Слушай, я могу взять тебя и протащить по барам… — Я не хочу ходить в бары, — говорит Зак голосом, твердым, словно камень. — Ты думаешь, я об этом не думал? — Нет, я не знаю, — кричит Джек слишком громко и ему это неважно. — Когда ты принял такое… жизненное решение? — Я давно об этом думаю. — О, серьезно? Как давно? Джек бросает на него взгляд, желая скорее уйти. Зак краснеет. — Не слишком. — Ты... ты придурок! — брызжет слюной Джек. — Просто потому, что это… хорошее между нами, не означает, что ты можешь просто изменить свою сексуальную ориентацию в одночасье! Это не работает так! — В самом деле, — говорит Зак, два красных пятна начинают заливать его щеки, дышать становится тяжело, и от этого у Джека что-то скручивается в животе. — И как это работает, доктор Ходжинс? — Как… — Джек прокручивает его слова, пытаясь придумать способ забить его глупый, гениальный череп, — тебе когда-нибудь приходило в голову, что это мог быть только я? — Да, мне приходило это в голову, — говорит Зак, голос резок, и глаза мертвы, и это как удар в солнечное сплетение. — Ну, тогда… — говорит Джек, — ну… — затем останавливается и просто смотрит на него. — Ты… — Я думаю, что не хочу сейчас с тобой разговаривать, — говорит Зак и уходит. Чуть позже Джек возвращается в зону безопасности. Доктор Бреннан разбирается со своими подносами, а Энджела вводит данные в компьютер. Они обе поворачиваются, чтобы посмотреть, когда он входит, и вторая мысль Джека была о том, что он действительно очень рад, что Бут не дает доктору Бреннан пистолет. — Я облажался, — говорит он. — Да, милый, — говорит Энджела ледяным тоном, — именно это ты и сделал. Зак не возвращается, и ни один из них не будет говорить с ним до конца дня, так что у него будет много времени подумать. *** Джек делает глубокий вдох и вытирает вспотевшие ладони о штаны, затем стучит в дверь. Зак открывает ему почти сразу, затем сощуривает глаза и отступает, мгновенно замыкаясь и выстраивая таким образом стену между ними. Боже, Джек облажался настолько сильно. — Да? Джек делает глубокий вдох. — Не хочешь прогуляться? Зак не двигается с места ни на дюйм. — Прогуляться — это что-то вроде тусовки, где у нас однополый секс? — Да, — говорит Джек, с облегчением улыбаясь. — Ага. Да. Если хочешь. — В постели? — скептически спрашивает Зак. — Везде. Послушай, я был идиотом, ладно? — Да. Ты сожалеешь об этом? Джек сглатывает: "Успокойся, Ходжинс", - думает он. Он этого заслуживает. Он пытается вспомнить речь, которую репетировал в машине. — Я не имел права говорить тебе всё это, ты… ты взрослый человек, и если ты говоришь, что ты гей, тогда это… это твое дело. Не важно, согласен я с этим или нет, потому что это твое дело. Мне жаль, правда. Извини. Я испугался. — Со мной всё в порядке, — мягко говорит Зак, и Джек чувствует себя самым большим дерьмом во всей вселенной. — Иисусе. Нет, Зак. С тобой всё в порядке. Ты… ты великолепен, ясно? — и ласково заканчивает: — Ты правда… я действительно… Он молча умоляет Зака помочь ему сейчас, но он должен знать, что Зак не владеет телепатией, поэтому он заставляет себя сказать: — Ты мне очень нравишься, ясно? И я не собираюсь повторять это снова, потому что я парень, и если ты собираешься трахаться с парнями, ты должен знать, что так оно и работает. — Никакого множественного числа, — мягко говорит Зак. — Только ты. Джек открывает и закрывает рот несколько раз, затем понимает, что с ним всё в порядке. Ему более чем хорошо с этим знанием. Вообще-то, идея Зака о множественном числе заставляет его чувствовать у себя боль в желудке и так злиться, что он хочет что-нибудь разбить, и… о. Хах. Это, возможно, единственная проблема сейчас. И вот он подумал, что он избавляется от беспокойства за Зака и кризис его личности. Он такой мудак. Он всё еще оправляется от этого, когда Зак открывает дверь полностью, чтобы впустить его и бормочет: — Извинения приняты. Джек приходит в себя, чтобы вспомнить о манерах. — Спасибо. Он ничего не воспринимает как должное. Он оглядывает голые стены, груды книг на полу и вдруг ему приходит идея. — Знаешь, ты можешь наклеить плакаты. Или… я могу повесить несколько полок для тебя. Если хочешь. — Это было бы здорово, — Зак сияет. И вдруг, неожиданно всё. С него сваливается такой груз, что на секунду Джек думает, что упадет. — Хочешь сыграть в Unreal Tournament? — спрашивает Зак, и Джек усмехается. Они стреляют друг в друга в течение нескольких часов на X-Box Зака, затем они заказывают тайскую еду, затем они смотрят один из немногих фильмов, которые Зак знает — Star Wars, очевидно, — и это легко и нереально, и поскольку Зак откидывается на диване, тепло прижимаясь к боку Джека, и делает глоток пива, Джек думает, пораженный, это действительно может сработать. Зак умный (за исключением тех случаев, когда он гениален), он горячий, он забавный, и он получает то, что Джек делает для жизни, что является бонусом. Описание мертвых тел всегда является проблемой. Джек даже не чувствует себя как совратитель малолеток, и, к счастью, у него нет политики встречаться только с кандидатами наук. Опытной рукой он скользит по бедру Зака, а Зак вздыхает и извивается. — По поводу однополого секса, — говорит Джек, и Зак делает еще один глоток пива, блестящие губы на горлышке бутылки, адамово яблоко движется, и рот Джека пересыхает. Если бы он не знал наверняка, то подумал бы, что Зак делает это специально. Зак облизывает губы. — После твоего сегодняшнего поведения, я думаю, это должна быть твоя очередь. Джек вздыхает. Парень дело говорит. — Хорошо. Но тогда мы можем просто начать с чистого листа? Только мы, сейчас, ладно? Начнем с нуля, — Джек убирает руку, пытаясь пошутить. — Привет, — говорит он. — Доктор Джек Ходжинс. Зак смотрит на него так, как будто он сумасшедший, но он ставит свое пиво рядом на пол и осторожно пожимает руку Джека. — Зак Эдди, — говорит он. — Я еще пока не доктор. Джек сглатывает, и теперь он чувствует себя идиотом, но Зак явно этого не понимает, поэтому он заставляет себя сказать: — Ты хочешь пойти со мной на свидание? Это похоже на самую смелую вещь, которую он когда-либо делал в своей жизни. Но Зак отвечает ему, и его улыбка похожа на солнце, выходящее из-за туч, такое яркое, что внезапно Джек едва может смотреть на него, и что-то тугое и радостное сжимается в его груди, так что трудно дышать. — Хорошо, — говорит Зак, и они сидят там, улыбаясь друг другу, как идиоты, пока Джек не собирается и не вспоминает, что он парень, поэтому он прочищает горло и смотрит в сторону. — Итак, сейчас всё круто? — Поклянемся на мизинчиках, — говорит Зак серьезно, и протягивает ладонь с оттопыренным мизинцем. Джек фыркает. — Тебе что, десять? — но протягивает руку, цепляется своим пальцем за его и слегка встряхивает. — Ты должен надеяться, что я не такой, для тебя, — говорит Зак приглушенным тоном, что совершенно не согласуется с тем, как он раздвигает ноги, чтобы Джек соскользнул на колени между ними, а затем он говорит: — Я ел яблоко в понедельник, — и Джек так смеется, что ему приходится упереться лбом на бедро Зака. Он всё еще держится за мизинец Зака и, в конце концов, переплетает их пальцы. Зак достаточно хорош, чтобы ничего не говорить об этом.