ideal addition

— Мирон, я умираю. Слава пиздит что-то про свой несостоявшийся тур, про свою убогую жизнь, про драку за гаражами и выдохшееся пиво. Слава такой ненавистно-саркастический. Такой, что хочется закрыть уши и не слушать его совсем. А голос у Славы пьяный, укуренный и вовсе нихуя неприятный. Он сам весь нескладный, неправильный. Постоянные синяки под глазами, бледно-жёлтая кожа и вид, как у мертвеца. Но в то же время он здоровый, высокий. Слава потрёпанный жизнью, от него сквозит недоверием и сарказмом, пропитывающим ядом каждую частичку твоего тела. Провоцирует резкими, аморальными выпадами, от которых Мирону смешно. Смешно до тошноты. Слава Карелин умеет ненавидеть. Он вгрызается в губы, впивается в шею ногтями, оставляя кровоподтёки, и вдалбливает в стену Мирона. Ебаный садист. Он Гнойный. Колючий, с чёрным гниющем сердцем и болью в глазах. Его яд до костей пробирает, а взгляд почти что, блять, кости ломает. Слава ублюдок и отморозок, плюющий на собственные принципы. — Мне нести подушку и мороженое, чтобы ты выплакался? Мирон ухмыляется, встаёт с места и уходит на кухню. Он сам до конца не понимает, когда случилось то, что Слава чуть ли не переехал к нему. — Ой, иди Запад роняй, уебок. Слава, уставший и раздражённый, сидит на полу с бутылкой дешёвого пива. Ничтожный Карелин смотрелся контрастом с дорогой, роскошной обстановкой в квартире Мирона. — Коньяк будешь? — Только мажоры пьют коньяк, батюшка. Слава еле слышно фыркает, смотрит в плазму, весящую на противоположной стене, и тошнота подступает к горлу. Мирон ходит по квартире совершенно босиком, и у Славы появляется желание что-нибудь разбить, желательно себя, чтобы осколки въелись в ковёр и причиняли боль Фёдоровому. — Скоро сдохнешь от всякой дряни, что пьёшь. Мирон звенит чем-то на кухне, а Слава ухмыляется. Вот это ирония, думает Карелин, великий Оксимирон готовит ужин Гнойному. Тому, кто недавно разъебал его в пух и прах, стал королем русского баттл-рэпа. — А ты станцуешь на моей могиле? Слава Карелин бракованный, дефектный. Он примет смерть с распростертыми объятиями. Его жизнь гнилая, поломанная, тлеющая. Не позавидовать. Он озлобленный, больной, враждебный. Его никогда не любили искренне и по-настоящему, и он никогда не испытывал этого чувства. Ему, на самом деле, и не хочется. Для него уж лучше выпить ещё раз мочу из кроссовка, чем испытать это. — И ещё рэп зачитаю. Для Мирона он не был каким-то важным человеком, Фёдоров просто неспособен выгнать его, потому что Слава оседает горечью на языке. Такой ненавистной и нужной. Как наркотик. — Только не это убожество. Мирон смеётся громко и заливисто. Мирон, видимо, чёртов мазохист, потому что ему всё это нереально нравится, доставляет огромное удовольствие. Садист и мазохист идеально дополняют друг друга.