Подожди

Бэкхён жмурит глаза, едва сдерживаясь от попытки рефлекторно прикрыть голову руками. Потому что... — Бён Бэкхён! — окрик пожилой учительницы режет уши. — Дрянной мальчишка! Я отлично видела, что первый бумажный самолётик полетел от тебя! Ещё раз, и я иду к директору. Сколько можно портить дисциплину в классе? А остальные ведут себя, как дети малые, перенимающие дурной пример! Парень открывает рот, чтобы с раскаивающимся видом выдавить дежурное извинение, но не успевает сказать и слова, как учительница, переведя дыхание, продолжает: — Брал бы пример со своего друга! Чанёль — золотой ребёнок, сидит и примерно слушает, пока ты страдаешь ерундой! В конце концов, в следующем году идёшь в выпускной класс уже. Бэкхён кидает короткий взгляд на соседа по парте, одновременно являющегося его лучшим другом. И почти полной противоположностью по характеру. Тот сверлит Бёна серьёзным взглядом с еле уловимой каплей осуждения. Практически незаметно пожав в ответ плечами, типа, «ну, что поделать», парень встаёт, отточенным за годы движением кланяется учительнице, бормочет извинения и обещания больше так не делать (во что не верит уже никто) и садится на место, не удержавшись от соблазна пихнуть под партой Чанёля, когда учительница теряет к ним интерес и возвращается к объяснению материала. Пак тихо цокает и зарывается пальцами в отросший чёрный ёжик на голове, пытаясь хоть как-то абстрагироваться от действий вновь заскучавшего друга. Конец урока наступает быстрее, чем Бэкхён успевает заработать новое замечание за своё поведение. Кабинет наполняется гулом собирающихся школьников, каждый из которых спешит сбежать поскорее, пока учительница не подкинула внеклассной работы. — Придёшь сегодня к нам на ужин? — негромкий голос Чанёля возвращает Бэкхёна, который мысленно уже дышит свежим воздухом на улице, в шумный класс. — Родители будут рады. И дедушка, он давно тебя не видел. Даже шутил, чтобы я тебя притащил как-нибудь на службу в церковь, а то забыл уже, как ты выглядишь, — тихий смешок оказался почти заглушен шумом одноклассников. — Я... — Бэкхён к собственному еле уловимому отчаянию понимает, что кому-кому, а своему лучшему другу (как бы ни царапало это определение его самого где-то внутри) соврать не может. Причина невысказанного отказа слишком очевидна и глупа, но язык не поворачивается. — Твои родители в восторге не будут, особенно мама, — мягкое фырканье срывается с губ почти против воли. Госпожа Пак никогда его не жаловала, постоянно бормоча себе под нос, что "этот мальчишка, растрачивающий жизнь попусту, не заслуживает спасения своей души Всевышним". Но он же не виноват, что его длинный язык однажды опередил мозг, а мама Чанёля ему это с тех пор припоминает? Конечно же, не виноват, это просто госпожа Пак головой поехала со своей верой, как казалось выросшему в семье неверующих Бэкхёну. Он об этом другу, конечно, не говорил, но сама мысль от этого никуда не девалась. Вот отец семейства казался ему более адекватным, чем его супруга. А уж с дедушкой Чанёля Бэкхён сразу нашёл общий язык, старик умел и управу на мальчишку найти, и защитить его от нападок матери Ёля. — Почему ты так думаешь? — брови Пака недовольно сходятся ближе. — Она сама спросила сегодня, придёшь или нет, — с одной стороны, звучит как не очень удачная попытка выгородить мать, которая о ч е н ь не любит Бёна, а с другой… Ну, вдруг правда? От этой мысли становится неуютно вдвойне, потому что… — Эй, Бэкхён! Ты долго ещё? Тебя все ждут, — а вот почему. Двое одноклассников в ожидании поглядывают на парня, который снова «зачем-то застрял с Паком, будто в другое время нельзя поговорить». Нет, Чанёля в классе любили, но в основном девчонки, к которым он всегда относился с подобающим уважением, в отличие от других мальчишек. Парни же к нему просто не лезли с общением — слишком правильный, слишком недовольно всегда поглядывает на их развлечения, ещё и со слишком завидным упорством и постоянством посещает воскресную школу, что для нынешних подростков вообще кажется чем-то диким — их в церковь не загонишь, будто боятся, что сгорят на пороге. Сейчас Чанёль выглядит растерянно, но не больше, чем Бэкхён, который буквально полминуты назад пытался сообразить, как выйти из этой ситуации с наименьшими потерями — ни в коем случае не хотелось обижать Чанёля, но и кинуть остальных «друзей», с которыми он ещё несколько дней назад договорился сходить в субботу после уроков на какую-то «невероятно крутую и незабываемую тусовку», тоже было бы не очень. — Я им обещал, — Бэкхёну кажется, что он никогда не выглядел настолько жалко, но на Чанёля это впечатления не производит ровно никакого. Тот лишь неопределённо пожимает плечами и с равнодушным «Окей» закидывает на спину рюкзак. — Правда! Давай завтра встретимся? С меня вкусная еда, и я даже не буду покупать всякую вредную и жирную ерунду, как делаю обычно, — заискивающая улыбка терпит поражение, когда в ответ слышится: «Ты отлично знаешь, что я завтра не могу, я в церкви буду, там дел много». Потерянно смотрит вслед уходящему Паку и еле сдерживается, чтобы не ударить одноклассника, который тут же выдаёт комментарий: — Да ладно тебе, успеешь ещё в старости с ним посидеть в церквях и помолиться. Не, мы, конечно, могли бы его тоже позвать, но ты же знаешь, что… — Он бы не пошёл, — сухо прерывает одноклассника Бэкхён. — Всё, тему закрыли. — Там будут классные девчонки, тебе понравится. Может, подцепишь себе кого-нибудь, — одноклассник играет бровями, от чего становится ещё более тошно. — Спасибо, на таких сборищах подцеплять никого и ничего не хочу. — Ты чего раскис-то сразу? Отдохнёте друг от друга хоть немного. — Ничего, всё норм, — Бэкхён натягивает улыбку, которая сползает через несколько секунд, когда одноклассники отвлекаются. Хочется кинуть в лицо едкое «Я бы от тебя с большим удовольствием отдохнул сейчас, а от него не хочу», но это будет явно лишним. **

* На вечеринке становится совсем уныло. Пока старшие парни и не слишком обременённые интеллектом одноклассники Бэкхёна надираются чем-то спиртным, заботливо предоставленным братьями хозяина дома, сам Бён с мрачным видом ковыряет кусок пиццы, сидя на диване в гостиной. Весь вечер преследует какое-то отвратительное чувство стыда и недовольства самим собой. Вроде, с одной стороны, он действительно к Чанёлю не привязан и имеет право проводить где-то время без него. А с другой, преследует чувство безумной обиды за Пака и ощущение, что он гораздо лучше провёл бы время на семейном ужине дома у своего самого близкого друга, даже если в присутствии его вечно недовольной мамы, которая обязательно заставила бы Бэкхёна вместе со всеми читать перед ужином молитву, которую он вообще не знает — просто потому что в семье Пак это принято, благодарить Бога за всё, что у них есть. Ну, ещё Бэкхёну кажется, что эта женщина не теряет надежды перевоспитать мелкого безбожника. От этих мыслей губ касается мимолетная улыбка. Обижать Чанёля не хочется совсем, он замечательный. Кажется, он сам никогда не делал в адрес Бёна ничего такого, за что того бы могла глодать обида. Поэтому вдвойне стыдно, стоит только вспомнить его разочарованный голос. Бэкхён бы многое отдал, чтобы не слышать в этом голосе таких вещей, как «разочарование», никогда. А в итоге сам стал причиной — вот понадобилось же ему идти на это скучное мероприятие с кучей незнакомых людей, где первый час все удивлялись, куда же подевался вечный заводила Бён Бэкхён, а потом им и без него стало неплохо, пока он сам сидел и терзался мыслями о Чанёле. «Прекрасно, давай, вгони себя в ещё большее уныние. Ты же так давно не думал о том, что чёртов педик, которого хватает лишь на то, чтобы грустить вечерами на тему того, что ему нравится лучший друг, который настолько хороший, святой и правильный, что лучше в его присутствии никогда даже не заикаться о подобном». От этого напоминания становится ещё хуже. Он редко позволяет себе мысли на эту тему, старательно их отгоняя — не хочется лишний раз думать о том, насколько это безнадёжная и болезненная привязанность. Эгоистично утешает тот факт, что девушки у Чанёля нет, значит, его любовь никому не достаётся. «Но и тебе тоже нет», — мерзко шепчет подсознание. «Ну и ладно, мне и этого хватит», — хочется фыркнуть в ответ. И нервно засмеяться, потому что нет, не хватит. Вот, стоило только дать себе слабину и позволить подумать об этом — и всё, настроение на минус десять из десяти. Сразу в голову лезут тупые желания, вроде «сильно-сильно обнять этого Чанёля, чтобы никуда больше не делся, и заставить его полюбить себя». Но это уже из области фантастики, конечно. Спроси любого человека, знающего Пак Чанёля — шансы Бэкхёна равны нулю. И было бы даже менее обидно, если бы тот просто был гомофобом, который на досуге избивал за углом школы всех «педиковатых» парней. Тут всё сложнее. Конечно, Бэкхён не особо хорошо разбирается в этих самых религиях, но почему-то интуиция ему намекает, что никакие «верующие люди» однополые отношения не одобряют. Если только они не верят в какого-нибудь там бога гомосексуализма, конечно же. Но тут главным приверженцем веры будет скорее сам Бэкхён. С подобных мыслей становится смешно, но ненадолго — через каких-то пять-десять секунд снова накатывает отчаяние и осознание собственной неудачливости. **

* Госпожа Пак, идущая под руку со своим супругом, на долю секунды меняется в лице, когда метрах в десяти от входа в церковь, где совсем скоро начнётся служба, видит знакомые черты. Бэкхён, осунувшийся и явно не выспавшийся этой ночью, нерешительно машет рукой в попытке привлечь внимание Чанёля, который со вчерашнего возвращения из школы ходит, как в воду опущенный. Матери несложно догадаться, что произошло — мальчики поссорились, но она всё равно строго одёргивает воспрянувшего было духом сына, который заметил своего друга. Младшему Паку остаётся лишь покорно пойти за матерью, а Бэкхёну — ждать. Долго ждать. Но терпения не хватает, и Бэкхён тихо подкрадывается к Чанёлю, когда тот уже после службы помогает в церковном саду. Чанёль тихо шипит, чтобы Бён ушёл и не злил никого — в конце концов, попадёт не только ему, но и самому Паку. — Я не уйду, — упёрто шепчет друг, садясь в тень дерева, где его будет не видно с дороги — разве что, если кто-то из старших учеников воскресной школы подойдёт к Чанёлю вплотную со стороны церкви, то пригнувшегося Бёна заметят. — Не мог подождать? — выдыхает Чанёль, старательно сгребая выгоревшую на солнце траву к ногам сидящего Бёна, который в ответ стреляет недовольным взглядом и отпихивает мусор обратно. — Я уже устал. — Чего пришёл? Тебя не притащить было сюда никогда, а тут сам прибежал. — Тебя хотел увидеть, — Чанёль молча приподнимает одну бровь, мол, «серьёзно?», но не отвечает ничего. — И извиниться. Прости за вчерашнее. — Да ладно, — слишком старательно начинает сгребать остатки травы. — Я повёл себя по-детски, в конце концов, ты имеешь полное право проводить время с кем-то другим. Тем более, если заранее договорился. А у Бэкхёна опять язык работает быстрее головы. — Но хочу-то только с тобой. Пауза. — Чего это? — Чанёль даже замирает, с подозрением щурясь на Бэкхёна, покрасневшие уши которого прикрывают отросшие пряди. — Ничего, — фыркает себе под нос. — Иди сюда. Можно тебя обнять? — Ты меня пугаешь, Бэкхён-и, — Чанёль присаживается рядом на колени, пытаясь заглянуть в чужое лицо. — Обнять-то можно, но что случилось? Ты вчера поссорился с кем-то? — Только с самим собой, — вздыхает Бён, притягивая Чанёля за плечи ближе, так, что тот чуть не теряет равновесие. — Дурак ты, Бэкхён-а, — мягко усмехается Пак, чувствуя уткнувшийся в шею нос. Собственные руки немного дрожат, когда он неловко пытается обнять друга в ответ. — Был бы дураком — давно бы тебе всё рассказал, — бубнит тот. — Что рассказал? — Скоро узнаешь. Подожди чуть-чуть. И я тебе расскажу, — тяжесть от осознания собственных чувств, кажется, впервые пропадает куда-то от тепла чужих рук и даже не даёт о себе знать, уступив своё место явлению, что кто-то зовёт «бабочками в животе», а в душе зарождается вера в то, что он сможет и будет счастлив — ну, не может так обнимать тот, кто совсем ничего не чувствует к тебе. И будто в подтверждение этих мыслей, горячие руки стискивают лишь крепче. — Конечно, подожду, — приглушённо звучит в тёмную макушку. — Подожду, сколько будет нужно, Бэкхён-и. И уж Бён постарается сделать так, чтобы следующим, что Чанёль будет ему так шептать, была фраза: «И я тебя тоже люблю, Бэкхён-и».