Kaisoo: зал практики

      Кёнсу соврал, если бы сказал, что ещё вчера не заметил неладное. Вернувшись со съёмочной площадки в общежитие в девятом часу, уставший, но довольный проделанной работой До ожидал встретить у самого порога сонного, но стойко дожидавшегося его и голодного Чонина. Младший всегда, когда хён возвращался домой позже него, отказываясь от ужина в компании одногруппников, шёл в прихожую, садился на довольно высокий табурет и, клюя носом, ждал, когда в замочной скважине несколько раз провернётся ключ. Когда же дверь наконец-то открывалась, впуская в квартиру вокалиста, Ким тут же подрывался с насиженного места, чтобы помочь тому снять куртку и шарф, если на улице было холодно, и, интересуясь, как у старшего прошёл день, вел его на кухню, чтобы тот приготовил чего-нибудь вкусненького и они могли вместе поужинать.       Вот и в этот раз Кёнсу был уверен, что шатен, отчаянно борясь со сном, раскачивался на табурете, но по возвращению До ждал сюрприз, который отнюдь не показался ему приятным: в коридоре у входной двери было пусто, а во всей квартире стояла тишина.       «Неужели так сильно устал, что лёг голодным», - обеспокоенно подумал тогда брюнет, снимая уличную обувь.       Парень уже хотел прямиком направиться в их с Кимом общую комнату, когда из освещённой тусклым светом небольшого светильника кухни вышел его встречать лидер их группы.       - Вернулся? – полушёпотом начал он, подходя ближе. – Как прошли съёмки?       - Всё отлично, - ответил младший и, немного замявшись, добавил: - Сухо-хён, а где Чонин?       - Кёнсу-я, не волнуйся так о нём. Он не маленький мальчик, может сам о себе позаботиться, - резонно отметил Мён, но заметив, что его слова совершенно не успокоили вокалиста, пояснил: - Поужинал он и спит давно, что и тебе советую. Я оставил на столе еды, ты тоже поешь и ложись, завтра нам рано вставать.       - Спасибо, хён, - благодарно кивнул ему До, получив в ответ доброжелательную улыбку.       Когда вокалист бесшумно зашёл в их с Чонином комнату, младший действительно спал, лёжа на спине и чуть раскинув руки в стороны. Почти полностью скинутое на пол шатеном одеяло отчаянно хваталось за голые смуглые лодыжки. Уже привычными движениями вновь накрывая им чуть подрагивавшего от прохладного ночного ветерка Кима, Кёнсу мысленно радовался тому, что хоть что-то в этот вечер осталось прежним.       До понимал, что ничего по-настоящему страшного и ужасного не произошло, однако, уже лёжа в собственной кровати, его не покидало чувство тревоги, словно очень скоро что-то должно было случиться… Опасения вокалиста усилились следующим же утром, когда, как всегда проснувшись чуть ли ни с восходом солнца, Кёнсу, сонно покрутив головой, не обнаружил на соседней кровати своего соседа. Разбудить танцора всегда было задачей далеко не простой, а уж на то, что тот сам соизволил бы подняться в такую рань можно было даже не надеяться. Единственной причиной, по которой Чонин мог встать в такое время, был голод, который порой настигал младшего совершенно неожиданно, не позволяя тому думать ни о чём другом, кроме еды, и иногда даже вынуждая того встать с постели раньше положенного, как бы сильно танцор не вымотался за целый день. Однако вариант с проснувшимся аппетитом До отмёл сразу, так как в таких случаях шатен непременно будил своего соседа и с виноватыми глазами упрашивал того приготовить ему что-нибудь перекусить. В этот же раз и так довольно непродолжительный сон вокалиста не стал жертвой шатена, от чего, выбираясь из комнаты, Кёнсу начал ещё сильнее волноваться, не имея ни малейшего понятия о том, что же могло случиться с Кимом в это время.       Какого же было удивление старшего, когда, зайдя на кухню, он увидел свою пропажу, нервно переминавшуюся с ноги на ногу рядом с работавшей плитой. На одной из конфорок стояла сковородка, на которой довольно громко шкварчало раскалённое масло. В воздухе витал хоть ещё и не слишком едкий, но достаточно отчётливый запах гари. На полу у самых голых ступней младшего, окружённая с двух сторон расколовшейся скорлупой, блестела прозрачная склизкая лужица с желтеющим островком желтка.       Вернув взгляд широко распахнутых глаз к танцору, До ошарашено произнёс:       - Чонин? Что ты делаешь?       От неожиданности Ким подскочил на месте, чуть не наступив на разбитое яйцо и не поскользнувшись на нём, и обернулся, попутно выключая плиту.       - О, хён, - неуверенно пробормотал шатен. – Я.. это… яичница, вот. Я проголодался.       Покусывая губу, отвечал парень, перекладывая несчастное подобие омлета, чуть подгоревшего с одной стороны и недожаренного с другой, на тарелку.       - Почему тогда ты меня не разбудил? – всё ещё не мог понять происходившего старший, пристально глядя на танцора, плечи которого были неестественно опущены.       - Не хотел тебя тревожить, - куда-то в свою тарелку ответил тот, уже готовясь съесть первый кусок, приготовленной им самим еды, вид которой оставлял желать лучшего.       - Подожди, - Кёнсу обхватил крепкую руку с палочками своими тонкими пальцами, останавливая этим своего одногруппника и, смутившись, пояснил: - Давай приготовлю тебе нормальный завтрак. Я быстро.       - Нет, не надо, Кёнсу-хён, - тут же замотал головой шатен. – Всё хорошо, я и этим наемся.       Когда же До предложил хотя бы помочь с уборкой, то снова был остановлен младшим, который незамедлительно заверил, что обязательно сделает всё сам, и Кёнсу не стоило волноваться.       Этот утренний инцидент никак не хотел выходить у До из голову, поэтому в зале на репетиции он то и дело путался в шагах и движениях, пропускал свои сольные партии и, казалось, находился где-то далеко от зеркальной комнаты. Хореограф уже устал отчитывать и возвращать вокалиста в реальность, получая в ответ искренние, но потерянные извинения, и списал странное поведение брюнета на усталость от совмещения карьеры певца и актёрской деятельности.       Сначала Су думал, что Чонин из-за чего-то был обижен на него и поэтому так себя вёл, но за время репетиции это предположение отпало очень быстро, так как Ким, как и остальные мемберы, беспокоился за него и старался всеми силами помочь старшему с не удававшимися движениями, однако от любой помощи со стороны самого брюнета вежливо отказывался. Спустя долгие часы, проведённые в танцевальном зале, Кёнсу уже был по-настоящему зол и раздражён, по большому счёту из-за того, что совершенно ничего не понимал. Ведь ещё вчера утром всё было прекрасно! Что могло произойти за столь короткий срок и так сильно изменить их с Чонином отношения?! Именно на этот вопрос До никак не мог найти ответ, что выводило из себя всё сильнее и сильнее.       Когда, наконец-то, хореограф объявил об окончании репетиции и удалился, пожелав всем хорошего вечера, а одногруппники потихоньку начали выходить из помещения, Кёнсу поймал за локоть направившегося за всеми к дверям танцора, таким образом, оставаясь с ним наедине. Пора было всё выяснить и понять, что творилось в голове у этого взрослого ребёнка.       - Хён, что-то не так? Ты хочешь ещё немного порепетировать? – спросил его Ким, удивлённый поведением старшего.       - Лучше ты мне скажи, что происходит? – холоднее, чем хотел, ответил вопросом на вопрос брюнет, замечая, как от тона его голоса Чонин вздрогнул.       - Я.. Кёнсу, я не понимаю…       - Это я не понимаю. Почему ты себя так ведёшь? Я что-то сделал не так? – под конец голос старшего совсем сник и в нём уже не было того непреступного льда, его место заняло жгучее отчаяние, которое Су никак не удалось скрыть.       - Нет, всё не так, - поспешил разуверить его младший, а потом как-то подавленно отвёл взгляд. - Просто…       - Что «просто», Чонин? Что случилось? Скажи мне, - брюнет еле ощутимо прикоснулся к подбородку танцора своими тонкими пальцами, вынуждая того возобновить зрительный контакт.       Киму было стыдно смотреть в глаза своему хёну, но он всё же повиновался и чуть приподнял голову.       - Просто… Сухо-хён был прав… я эгоист, - еле слышно промямлил шатен, но До его всё же услышал и в удивлении опустил руки.       Такого ответа он никак не ожидал. Он не позволял даже на крошечный шаг приблизиться к сути происходившего, лишь сильнее запутывая вокалиста.       - О чём ты говоришь? – недоумённо хлопал своими большими глазами старший.       - Прости, хён. Знаю, со мной сложно, я неуклюжий и часто веду себя, как капризный маленький ребёнок. Много требую и постоянно достаю тебя своими глупыми просьбами. Сухо-хён был прав: я эгоист, которому очень нравится твоя забота, и совершенно не думаю о тебе, твоих желаниях и проблемах. Ты столько делаешь для меня, а я принимаю всё это как должное. Прости меня, я обещаю, что изменюсь. Мне понадобится немного времени, но я обязательно стану самостоятельнее и больше не буду приносить тебе столько хлопот. Прости, - под конец неожиданного монолога шатена, его голос совсем сник.       Танцор выглядел маленьким, беззащитным щенком, выброшенным на улицу под ледяной дождь без возможности спрятаться от больно бивших по всему тельцу тяжелых капель. Кёнсу никак не ожидал услышать подобное, и он был категорически не согласен ни с одним словом младшего. Неожиданно появилось еле сдерживаемое желание найти их лидера и хорошенько вправить тому мозги, чтобы тот больше никогда не лез в то, что его не касалось, и то, чего он совершенно не понимал.       От одной лишь мысли о том, что Чонин «станет самостоятельнее и больше не будет приносить ему столько хлопот», До бросало в дрожь. Он никогда не хотел этого. Да, иногда для вида он ворчал на шатена, когда тот отвлекал его от каких-то дел или будил посреди ночи своими просьбами, но все его возмущения никогда не были серьёзными. Брюнет никогда и никому не признавался, но ему безумно нравилось то, что из всех мемберов Ким доверял Кёнсу больше всего. Именно к нему младший в первую очередь шёл за советом или с просьбой, только с ним он мог поделиться тем, что его на самом деле волновало. Только Су он мог признаться, что безумно боялся подвести одногруппников на будущем выступлении, где ему предстояла сольная партия. Всё это было дорого Кёнсу, и он не готов был лишиться особенного к нему отношения танцора. Ни сейчас, ни когда-либо позже, что бы их лидер там не думал.       - Чонин, не говори ерунды, - собравшись с мыслями и кое-как совладав со своими эмоциями, До почти вплотную подошёл к младшему и успокаивающе положил ладони на широкие плечи парня. – Сухо-хён ошибается, называя тебя эгоистом. Это совершенно не так.       На эти слова брюнета Ким еле слышно и совершенно нерадостно хмыкнул, что не укрылось от внимания До.       - Эй! Ответь-ка мне, кто всегда после изнурительной репетиции остаётся со мной в зале, чтобы помочь отработать не получающиеся у меня движения? – Не дожидаясь шатена, вокалист сам ответил на свой вопрос: - Ты, Чонин. Несмотря на собственную усталость, ты остаёшься со мной ещё на пару часов, чтобы подтянуть мою хореографию. Именно ты всегда тихо подбадриваешь меня, когда на концерте я случайно фальшивлю, и говоришь, что всё хорошо и я отлично стравляюсь. А когда мы возвращаемся домой, ты обязательно приносишь мне стакан тёплого молока с мёдом, чтобы успокоить моё горло. Ты знаешь, как мало в последнее время я сплю из-за съёмок, и всегда, когда мы едем куда-то всей группой, садишься рядом, чтобы я мог хотя бы ещё пару часов поспать в дороге у тебя на плече. И после всего этого ты называешь себя эгоистом? Это не так. Порой мне даже кажется, что ты заботишься обо мне куда больше, чем я о тебе, - улыбаясь, закончил старший.       Глядя друг другу в глаза и почти соприкасаясь телами, парни простояли неподвижно пару минут пока неуверенная лёгкая улыбка не появилась на пухлых губах младшего. Чонину были приятны слова вокалиста, особенно после того, как он изводил себя чувством вины с самого вчерашнего дня, когда их лидер попросил танцора о «серьёзном разговоре» и рассказал о том, как шатен усложнял жизнь своему соседу и совершенно не думал ни о чём, кроме собственных прихотей. Ким знал, что Сухо просо беспокоился и хотел как лучше, но слова лидера сильно задели парня и причинили ему боль.       - Пожалуйста, Чонин, не меняйся, договорились? Меня, правда, всё устраивает. А если вдруг что-то пойдёт не так, я обещаю, что ты первый об этом узнаешь.       - Обещаешь? – Кёнсу не смог сдержать умилённой улыбки от того, как в тот момент шатен был похож на маленького невинного ребёнка:       - Обещаю. Пойдём, поедим? – на вопрос старшего Ким энергично закивал головой, а его карие глаза загорелись радостью ярче прожекторов, что обычно освещали сцену. - Ты же ничего толком сегодня не ел… То несчастное подобие омлета в расчёт не беру. Боже, Чонин, давай договоримся: если захочешь есть, то скажи мне. А то мне безумно жалко нашу кухню и твой желудок, которому придётся переваривать твои кулинарные изыски, - под тихий смех танцора ворчал До, идя бок о бок с ним к выходу из зала практики.       После их откровенного разговора всё снова вернулось на круги своя, чему оба парня были несказанно рады. Однако Кёнсу всё-таки сделал мысленную пометку поговорить ещё и с их лидером, разъяснить тому ситуацию, чтобы тот своей «заботой» больше не заставлял Чонина даже на йоту отдаляться от него.