Непереносимость

Лил дождь. Осенние пейзажи, как это обычно бывает, полны серого цвета. Лето совсем недавно отступило, оставляя за собой ещё свежие воспоминания о веселых каникулах. А осень толком и не началась: ни золотой листвы на деревьях, ни атмосферы уюта — переходное время года какое-то! Девушка в сером одиноко брела по улицам Санкт-Петербурга. Сказать, что она была расстроена, — ничего не сказать! Её состояние было чем-то между «хочу застрелиться» и «зажжем этот день». Хотя, слово «между» здесь не совсем уместно. Девчонка одновременно совмещала в себе чувство беспросветной грусти, что хотелось упасть на пол и реветь два часа, и желание отметить свою жизнь, как самый лучший праздник! Второе чуть-чуть превышало первое, поэтому она прибавила шаг и направилась в бар на соседней улице. В Пабе на Фонтанке она являлась постоянной посетительницей. Летом они с друзьями часто заходили туда отпраздновать чей-то день рождения или просто без повода. Без выпивки такие вечера не обходились, но и до пьяных танцев не доходило. Компания из пяти-семи человек культурно распивала вино и что-нибудь покрепче, однако была среди них и та, кто совершенно не употребляла алкоголь. Каждый раз кто-нибудь из её друзей предлагал ей пару коктейлей, на что девушка монотонно отвечала одной и той же заученной фразой: «Нет, спасибо, у меня непереносимость». Об её диагнозе, наверное, только глухой не знал! Девушка поднялась по ступенькам невысокого крыльца, собрала зонтик, стряхнула капли холодной воды с кожаной куртки и, толкнув дверь ногой, вошла внутрь. В холодный будничный вечер в пабе нельзя было встретить много народа. Пара-тройка людей за столиками, кучка официантов, разговаривающих о своем друг с другом, и одинокий бармен, как всегда протирающий бокалы. Девчонка, тряхнув головой, бодрым шагом направилась к барной стойке. Она плюхнулась на высокий стул, предусмотрительно кинув маленький кожаный рюкзак на соседнее место и зацепив мокрый зонт за переносной крючок, а затем навалилась на стойку с угрюмым видом. — Налей мне, — сказала она бармену, даже не смотря на него. А потом, умерев пыл, добавила: «Чего-нибудь». Парень в недоумении вскинул бровь, но девчонка не могла заметить этого — она вглядывалась в свои ногти и перебирала пальцами. Не сказать, что это была нервная дрожь, скорее внутреннее напряжение, желаемое показаться наружу. Бармен наконец оставил в покое начищенную до блеска посуду и полностью обернулся к девушке. — У тебя ж непереносимость! — с иронией произнес он. — Да нет у меня никакой непереносимости! — она с раздражением расцепила руки и слегка прихлопнула по деревянной поверхности. А затем вновь соединила их в слабый замок и смотрела на свое отражение в лакированной столешнице. — Люди так не любят слышать: «Я не пью», — заговорила она, не меня положения, — как будто я о наступлении войны объявляю! — она взмахнула руками, желая передать весь спектр эмоций, ощущаемых сейчас. — Они обижаются, — продолжила она снова грустно, — они думают, что я так выказываю им свое неуважение, или, ещё хуже, стараюсь возвыситься над ними, презирая их! Ну разве это нормально, — она впервые посмотрела на бармена, желая увидеть его реакцию на свои слова, — хотят, чтобы не обидели их, а в итоге обижают меня?! Она немного помолчала. — Людям нужна причина, веский повод не пить, что-то поавторитетнее личного мнения. Снова пауза, а позже с грустью в голосе, расставляя акценты, словно в театре, произнесла одну очень важную и, как показалось, правдивую фразу:  — Жизненная позиция сегодня весомым доводом не является… Вот и пришлось выкручиваться! Сначала говорила, что на таблетках, но пичкать себя антибиотиками почем зря — печени не хватит, а потом додумалась говорить, что не перевариваю этанол в принципе. Тогда-то от меня и отстали, — закончила она свою небольшую речь. — А что ты скажешь? Осудишь меня? — она улыбалась и смеялась внутри, однако совершенно искусственно, словно на грани истерики. — Нет, мне за это не платят, — выкрутился он. — А ты мне уже нравишься! — она улыбнулась ему в ответ. Её меланхолию и уныние как рукой сняло. Она выпрямила спину, закинула ногу на ногу и с деловитостью в голосе вернулась к раннему разговору. — Что насчет выпивки? — Выбирай любое. Вино: красное, белое, сухое, мокрое — на вкус как компот, только с горчинкой, с таким же успехом можно попить забродившего сока. Девушка широко улыбалась от поведения бармена. Её умиляла его актерская игра, а серьезность и хмурость на лице потрясающе контрастировали с тем абсурдом, что он сейчас говорил. — Мартини — разноцветный чай со специями, могу даже посоветовать. Однако есть риск напиться так, что ты даже не поймешь, как оказалась танцующей на барной стойке с туфлями в руках! Девушка уже откровенно смеялась от слов парня. Он так очаровательно и тонко шутил, что удержаться было невозможно. — Это очаровательные шутки! — Я лишь хочу сказать, что ты не много потеряла, избегая алкоголя. — Спасибо, — тихо улыбнулась она под его взглядом. — А знаешь, я думаю есть все-таки то, что я хочу попробовать! — Да, и что же это? — Ром! — выпалила она с горящими глазами. Молодой человек молча, не меняя выражения лица, развернулся к полкам с бутылками и взял одну из них с янтарной жидкостью. Двигался парень уверенно и грациозно. Расположение и содержимое шкафов и полочек он знал, как свои пять пальцев. Казалось, что даже если ему закрыть глаза маской, он все равно выполнит заказ с удивительной точностью и быстротой. Рукава его черной рубашки, подогнутые до локтей, открывали вид на крепкие мужские руки. Вены предплечья то набухали так, что проступали сине-зеленой линией, то вновь исчезали под кожей. Сухожилия кисти играли, словно струны гитары, когда парень прокручивал стакан в руках, чтобы согреть жидкость. Зрелище прекратилось, когда бармен поставил заказ перед девушкой. — Обещай, что не позволишь мне напиться до потери памяти. — Трезвое алкогольное! — рука на сердце и полный честности взгляд. Девушка посмеялась, затем скептически оглядела содержимое бокала и решительно опрокинула его в себя. Она даже не успела проглотить жидкость, как лицо украсила кислая гримаса. — Что это за дрянь?! — Ром, — развел руками бармен и подал заготовленные дольки лимона и апельсина, посыпанные корицей. Девчонка тут же воспользовалась врученной закуской и после пары мгновений горечь на языке прошла, оставляя не лучшее послевкусие. — Теперь я понимаю, почему о пиратах в рассказах ни одного лицеприятного словечка. — Ну тогда и ром был не лучшим, — пожал плечами парень. — Ещё бокальчик? — мило произнес он, вспоминая обещание пятиминутной давности. — Нет, спасибо, мне хватило. Он и она ещё долго говорили о пиратах, истории, литературе. Беседа лилась рекой, охватывая все новые и новые темы для разговора. Они даже не поняли, как от происхождения рома перешли к теории струн. Внезапно за окнами потемнело и дождь стих. Незаметно в баре осталось два человека. Она с упоением слушала его рассказы, а он любовался её смехом и улыбкой. Они не были похожи на влюбленных. Скорее на друзей. Взгляд девушки упал на настенные часы. — Уже поздно, мне пора. Она прижала купюру пустым бокалом и спрыгнула со стула. — Спасибо, что составил компанию, — она накинула куртку на плечи, убрала крючок в сумку и собиралась уходить, но посмотрела на парня ещё раз. — Заходи почаще, буду персональным собутыльником. Они тепло улыбнулись друг другу и девушка покинула бар. Улицы Питера встретили её серостью и унынием. Казалось, что погода сама не рада своему состоянию. Но ничто не могло огорчить девушку. Улыбка не сходила с её лица всю оставшуюся дорогу домой. В душе она все ещё смеялась с шуток бармена и придумывала подобные. Она потрясающе провела этот вечер и, возможно, нашла собеседника по душе. Он и она встретились в баре будничным вечером. Он был под впечатлением от только что ярко прошедшего лета, а она уже прочувствовала всю осеннюю грусть. Их дружба ещё не началась, но они уже не незнакомцы. Переходное состояние погоды кажется обыденным, лишенным чувств. Переходное состояние человеческих отношений является удивительным сокровищем. Размываются границы, стираются условности и остается место для того, чтобы просто чувствовать, просто жить. Нам кажется, что мы хотим стабильности от жизни, хотим знать, где черное, а где белое, хотим называть вещи своими именами. А в действительности получаем удовольствие от того, чего не можем объяснить.