Где любят нас - лишь там очаг родимый

С наступлением темноты они перенесли находившуюся без сознания Гермиону в дом Эвердин. После этого все разошлись по домам — Гейл направился к себе домой, Пит немного помялся, пытаясь предложить свою помощь, но Китнисс совершенно не обратила на это внимания, полностью поглощенная найденной сестрой, Прим неловко улыбнулась и проводила пекаря, сообщив, что если он понадобится, они его обязательно позовут. — Китнисс, — тихо позвала застывшую старшую Эвердин девочка, подойдя поближе и тронув ее за локоть. — Что? — не оборачиваясь, спросила брюнетка, внимательно следя за Гермионой. — Пойдем спать. Сейчас ты ей ничем не поможешь. Все, что могли, мы сделали, — уверенно произнесла блондинка, утягивая сестру за собой. — Ты права, — слабо раздвинула губы в улыбке Китнисс. — Просто я боюсь, что стоит мне отойти хоть на секунду от нее, она исчезнет. Как будто все это всего лишь прекрасный сон.  — Я понимаю, — кивнула Примроуз и тяжело вздохнула. — Я принесу стул и пойду в соседнюю комнату. Если очнется, зови. — Спасибо, Утенок, — поблагодарила младшую сестренку победительница. — Кря-кря, — засмеялась девочка и вышла за дверь. Всю ночь девушка не сомкнула глаз, держась на бурливших внутри эмоциях, захлестывающих через край. Почти под утро она заметила, как зашевелилась сестра, и тут же вскочила со стула, нависнув над ней и затаив дыхание. — Гермиона? — тихо позвала охотница, вслушиваясь в рваное дыхание девушки. Лежащая нахмурилась, застонала и схватила простыни в ладони, сжав их в руках: — Га… Гарри… прости… прос… еня… Китнисс подняла голову, не понимая, что происходит. Она зовет какого-то Гарри… Кто это? Гермиона затихла, перестав бормотать, но простыни так и не отпустила. Эвердин села обратно на стул и задумалась, устремив уставший взгляд в окно. Кто такой этот Гарри? Ее друг? Ее… возлюбленный? Почему ты зовешь его, Гермиона? Где ты была все это время? Как ты жила? А главное, кто с тобой это сотворил? Она прикрыла глаза, думая о своей сестре и бедах, выпавших на ее долю. После ее мысли плавно перетекли к пекарскому сыну и она подумала, что ей надо поговорить с ним и извиниться. Она понимала, что ему было больно и неприятно от ее поступка, но ведь она же не знала! Она и не ведала, что была дорога ему. У нее не было другого выбора, если бы она не… они бы оба погибли. Неожиданно вздрогнув, она вскинулась, открыв глаза и не понимая, где находится. Посмотрела в окно и увидела, что солнце уже поднялось над горизонтом, освещая деревню Победителей розоватыми лучами. Похоже, что она все-таки немного задремала, пока сидела здесь. Девушка зевнула и протерла лицо руками, поворачиваясь к кровати и смотря прямо в карие глаза напротив. Сглотнув, Китнисс опустила взгляд вниз, почувствовав ту самую странную палку, которую так упорно не хотела отпускать Гермиона, упиравшуюся теперь прямо в ее шею. Глаза, находящиеся противоположно, опасно сузились, а их обладательница хрипло спросила: — Кто ты такая? И где я нахожусь? Эвердин ошарашенно замерла, услышав вопрос сестры, который кинжалом вонзился в самое сердце. — Что… — она прокашлялась, прочистив горло. — Что ты говоришь, Гермиона? Ты меня не помнишь? — Откуда… — начало было говорить девушка, но осеклась. — Откуда ты знаешь мое имя, черт возьми? — она с интересом и настороженно рассматривала лицо охотницы. — Это же я, Китнисс! Ты что… меня не помнишь? Услыхав это, Гермиона принялась внимательно смотреть на победительницу, окидывая ее взглядом с головы до ног. Брюнетка с надеждой вглядывалась в свою сестру, но с отрицательным взмахом головы почувствовала, как боль начинает заполнять ее изнутри. — Я могу поклясться, что не знаю никого с именем Китнисс, — шатенка опустила палочку, но не убрала ее. — И все-таки, может, ты объяснишь мне, где я нахожусь? Победительница заерзала на стуле под изучающим и тщательным взглядом сестры и тяжело вздохнула, ничего не понимая, но начиная говорить: — Мы сейчас в Деревне Победителей, в Двенадцатом Дистрикте. — Она подняла глаза и заметила, что Гермиона никак не отреагировала на ее слова, продолжая цепко смотреть на нее, приподняв бровь. — Меня зовут Китнисс Эвердин, а ты — моя сестра Гермиона Эвердин! — отчаянно добавила она, видя, что ей не верят. Тут шатенка поперхнулась воздухом и закашлялась: — П… п… прости, что?.. — Я — Китнисс Эверди… — терпеливо начала повторять охотница. — Нет-нет, другое! — помахала руками девушка, перебив брюнетку. — Ты — моя сестра Гермиона Эвердин, — уже не совсем уверенно проговорила победительница, сама уже почти не веря в то, что говорит. Несколько мгновений Грейнджер смотрела на сидящую визави девушку, а потом неожиданно расхохоталась, хлопая себя по коленям. В соседней комнате свалилась с кровати Примроуз, услышав хохот, идущий из рядом расположившейся спальни, и решила посмотреть, в чем дело. — Китнисс, Китнисс! Что случи… — открывшая дверь Прим замерла на пороге. — …лось… — А это еще кто? — резко перестав смеяться, ведьма перевела взгляд с появившейся девочки в дверном проеме на сидящую Китнисс. — Что значит «кто это»? — оторопело выдавила блондинка, вытаращившись на двух сестер. *** — Так получается, что ты нас не помнишь? — Если бы помнила, то узнала б, — равнодушно процедила волшебница, прикладывая ко лбу пальцы правой руки. — Сейчас я вернусь, — сообщила Прим и куда-то вскочив, понеслась наверх. Гермиона устало смежила уставшие веки, тяжело вздохнув. — Гермиона… я понимаю… ты нас не помнишь, но постарайся, пожалуйста… — А зачем? — безразлично поинтересовалась гриффиндорка, открыв глаза и уставившись прямым взглядом на передернувшую плечи Китнисс. — Вы — не моя семья, дорогая, вот в чем дело. Моя память тут не при чем. — Гермиона, послушай же!.. — Нет уж, это ты меня послушай! — ведьма вскочила, яростно сверкая глазами. — Как тебя?.. Китнисс. Так вот, Китнисс, я повторяю в тысячный раз — я не ваша сестра! — Я нашла! — воскликнула Прим, забегая на кухню с чем-то в руках. — Послушайте, — девушка снова вздохнула, пытаясь говорить спокойно и размеренно, переводя взгляд с одной девушки на другую. — У меня довольно типичная внешность — каштановые волосы, карие глаза, распространенные черты лица… — Вот, смотри! — раздался нетерпеливый голос блондинки, сунувшей под нос Грейнджер небольшую стопку каких-то бумаг. — Ну что там еще, — закатив глаза, раздраженно произнесла волшебница и опустила глаза вниз. Стопкой бумаг оказались старые фотографии. Самой верхней лежала фотография, изображавшая семью из четырех человек — блондинка, улыбающаяся прямо в камеру, сидящий рядом темноволосый мужчина, на коленях которого расположились две девочки; следующая фотография содержала уже пять человек — к двум повзрослевшим девочкам и их родителям добавилась еще одна, совсем маленькая. Рассматривая изображения, Гермиона не понимала, что они от нее хотят, пока не наткнулась на самую последнюю фотографию. Она рвано вздохнула, хватаясь рукой за стул и поднимая ошеломленный взгляд на девушек. — Не может быть… — прошептала она, дрожащими руками удерживая снимок. — Этого просто не может быть! — потрясенно воскликнула она, садясь обратно на стул. На фотографии приветливо и задорно улыбались две десятилетние девочки, обе чумазые и перемазанные в грязи, в волосах были листья и запутавшиеся мелкие веточки, но даже это не могло скрыть того факта, что брюнетка на изображении была Китнисс, а шатенка с вьющимися волосами — Гермионой. Она прижала трясущуюся руку ко рту, во все глаза рассматривая снимок. *** — До сих пор не могу поверить в то, что все это — правда, — проговорила тихо волшебница. — Я тоже, — ответила Китнисс. — Ты… ничего не помнишь? Собеседница замотала головой: — Вообще ничего. Как будто… как будто мне стерли память до десяти лет. Я никогда не обращала на это внимания, довольствовавшись тем объяснением, которое предоставляли мне… — она запнулась на этом моменте. — …родители. Они сказали, что я ударилась головой, упав со второго этажа, и поэтому забыла весь период своей жизни до десяти лет. Китнисс нахмурилась: — Родители? Ты была в чьей-то семье все это время? Гермиона кивнула: — Да. Я была с ними все эти шесть лет. — Где они сейчас? Они знают, что ты пропала? Гермиона повернулась к сестре, устало покачав головой, и горько усмехнулась: — К счастью, нет. — Потом на ее лицо набежала туча, омрачив его, и она отвернулась. — Они мертвы. Китнисс открыла было рот, чтобы что-то сказать, но вовремя остановилась, накрыв своей ладонью руку сестры. Та неожиданно дернулась и странно посмотрела на брюнетку, но ничего не сказала и руки не вырвала. Пусть. Плевать. Сейчас она может подержать меня за запястье. Это мимолетная слабость. В следующий раз я не позволю ей этого сделать. Она чужая мне. Чужая. Я ее не знаю. Может, она и добрая, но… Добрая?.. Когда в последний раз ты ощущала доброту по отношению к себе, а, Гермиона? — прошелестел противный голосок в ее душе. — Ты уже давно забыла, что это такое. А единственного человека, который решил помочь тебе, протянул руку помощи… вспомни-ка, как ты его отблагодарила? Заткнись, — сжала зубы Гермиона. Ответ пришел сразу. Ты задушила его собственной цепью… Я не могла поступить иначе. Если бы я… проявила слабость, я бы никогда оттуда не вырвалась. Никогда. Услышав болезненный вздох, она удивленно повернула голову и заметила сморщившееся лицо Эвердин, а потом опустила взгляд и поняла, что слишком сильно сжала кисть сестры. — Прости, — поспешно отдернула руку и извинилась Гермиона, устремив свой взор куда-то вперед, больше не обращая никакого внимания на окружающую ее обстановку. Через несколько минут хлопнула входная дверь. Девушки встрепенулись, а шатенка вскочила со стула, выставив палочку и принимая стойку. — Гермиона! Успокойся, это всего лишь Гейл! — попыталась успокоить сестру Китнисс. Вошедший на кухню парень растерянно замер в дверях, увидев устремленный на него взгляд шоколадных глаз. — Гермиона, опусти… ммм… оружие… все хорошо. Это мой… друг, — он видел, как она споткнулась на последнем слове, скосив глаза в его сторону. — Прости, — пробормотала шатенка, убирая палочку и отступая назад. — Гермиона, это Гейл Хоторн, это он нашел тебя в лесу, — представила своего друга Китнисс, обеспокоенно смотря на сестру. Девушка сначала застыла, рассматривая вошедшего юношу, потом широким шагом подошла ближе и начала обходить его по кругу. — Ты… кажешься мне знакомым… — задумчиво произнесла Грейнджер, склонив голову вбок и проводя пальцем по губам. — Ты вспомнила его? — обрадованно спросила победительница, с надеждой всматриваясь в отрешенное лицо сестры. — Нет, просто… где-то я тебя видела, — помотала головой девушка, продолжая смотреть на охотника. — Потому что ты очнулась на несколько секунд там, в лесу, — процедил сквозь зубы парень. — Мм… я что-то говорила? — напрягшись, задала вопрос девушка, потом резко повернулась к Эвердин: — Когда я была без сознания, я что-нибудь говорила? — Да, ты просила прощения у Гарри… — растерянно ответила охотница и нахмурилась. — Кто это? — Ооо, черт, — простонала ведьма, закрывая лицо руками. — Когда ты очнулась, ты назвала меня Гарри, — хмуро произнес шахтер, скрестив руки на груди. — Оо, Мерлин! — продолжала стонать дальше девица, которой хотелось уже стучаться головой об стену. — Что еще я говорила? — глухо спросила девушка, все еще не отнимая руки от лица. — Больше ничего… — уже вконец потерянная, ответила Эвердин. — А что такое? — Слава Мерлину… — облегченно сказала шатенка, тяжело вздохнув. Протерла глаза и взглянула на присутствующих: — Итак… я хотела бы задать пару вопросов, чтобы понять, где я все-таки нахожусь… Гейл и Китнисс переглянулись и молча сели за стол. — Вы когда-нибудь слышали о Лондоне? — безмятежно спросила Гермиона сестру, хотя внутри сердце билось словно отчаянная птица в клетке. Пальцы с каким-то отчаянием сжали спинку стоящего перед ней стула, а глаза внимательно следили за реакцией сидящих людей. Брови обоих друзей приподнялись вверх и затем нахмурились, охотники явно не понимали, о чем идет речь. Грейнджер резко побледнела и подавила вздох. — Великобритания? Франция? Шармбатон? Дурмстранг? Хогвартс? — на вопросы, задаваемые девушкой, друзья только отрицательно мотали головой. — О Господи… — тихо прошептала волшебница, садясь на стул. — Что это такое? То, что ты называла? — спросил парень. — Это страны. Я жила в Великобритании. — Мы не слышали о такой стране, Гермиона. Здесь такой нет, — с сожалением произнесла Китнисс. — Я это уже поняла. Боже, все намного хуже, чем я себе представляла… — безнадежно прошептала ведьма. — Почему? Что ты имеешь ввиду? — обеспокоенно спросила брюнетка, еще больше хмурясь. — Мне надо вернуться обратно… сначала я надеялась, что нахожусь где-то в другой стране, и вернуться не представляет никакого труда. Но теперь… теперь мне надо все хорошо обдумать и понять, что сделать, чтобы вернуться домой. — Что? Подожди… но ведь Двенадцатый Дистрикт и есть твой дом! Ты что… хочешь туда, где ты была все эти шесть лет?! — Ты можешь говорить все, что угодно, Китнисс, — серьезным голосом ответила Гермиона, вставая и опираясь об стул обеими руками. — Ты можешь убеждать меня в том, что я — твоя сестра, и этот дом, — она обвела одной рукой кухню. — Мой дом тоже. Но это не так. По крайней мере для меня, и по крайней мере сейчас, — добавила она поспешно, увидя, как открылся рот Эвердин, собирающейся уже что-то сказать. — Все дело в том, что я не помню этого. Все мои воспоминания связаны с другим миром, Китнисс, моим миром. И я собираюсь вернуться туда. — Туда, откуда ты прибыла в таком состоянии?! — тяжело дыша, процедила брюнетка. — Ты действительно… действительно собираешься вернуться туда, где с тобой так обращались и оставили эти ужасные шрамы?! Гермиона и бровью не повела, лишь ответила более тверже: — То, где я получила эти шрамы, тебя никоим образом не касается. Я… упала с лестницы. — Ага, несколько раз, причем с раскаленной и обтянутой шипами, — язвительно сказала победительница. Волшебница ничего не ответила, она развернулась и вышла из комнаты. Эвердин с трудом вздохнула и упала обратно на стул, закрыв ладонью лицо. — Ты должна дать ей время. Она ничего не помнит о вас, память обязательно восстановится, — неожиданно мягко заметил Гейл. Китнисс отняла руку и с удивлением взглянула на парня, словно уже и позабыла об его присутствии. — Знаю, — выталкивая слова, ответила девушка. — Просто… это все так странно. Я и подумать не могла о том, что она может и вовсе не помнить о нас. *** Я ничего не понимаю. Что за чертовщина происходит?! Какой к черту мой дом?! Это не мой дом! И не мой мир! Что она пытается мне этим сказать? Я бы могла подумать, что она врет мне, что-то скрывает, но эта фотография… и остальные снимки утверждают меня в обратном. И ее мысли. Она действительно ничего не слышала о Великобритании и магических школах. Мерлин, куда я вляпалась?! И как?! Мне нужно срочно искать выход отсюда. Я сбежала из плена. Сбегу и из этого мира. Только вот как?! Мне нужно наведаться в тот лес, где нашел меня этот парень… кажется, Гейл. Нужно спросить его, где он наткнулся на меня. Самое главное — это, возвращаясь, не попасть обратно в тот ритуальный зал… Девушку передернуло от этих мыслей — не хотелось бы ей снова оказаться там. И что делать? Попасть в Хогвартс — это я знаю точно. Увидеть Рона, Джинни, Гарри… Гарри! Господи, как он там? А ведь я даже не успела извиниться перед ним… Он никогда не простит меня… Что мне сделать? Как теперь вымолить его прощение? Ведьма судорожно встала и принялась ходить по комнате из угла в угол, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. В последний раз она видела Гарри, кричавшего в руках мистера Люпина. Ей до сих пор снится в кошмарах его искаженное болью и страданиями лицо. Она видела его тогда, его сгорбленную фигуру и никак не могла забыть. Чувство вины с тех самых пор преследовало ее до этого дня, и будет преследовать дальше, всю ее оставшуюся жизнь — в этом она была абсолютно уверена. Она и не знает, как он отреагирует на ее слова, что скажет, как посмотрит… безумно боится и тайно надеется, что все-таки простит. Только… разве такое прощают?.. *** — Гермиона… — неуверенный стук в дверь. — Я могу к тебе войти? — раздается тихий юный голосок. — Да. Нет. — Ты не… сердись на Китнисс, — Прим аккуратно прикрыла за собой. — Она хорошая и добрая, хоть иногда и бывает груба. Грейнджер промолчала и села на кровать, внимательно смотря на младшую сестру и следя за ней. Младшая сестра. Как странно это звучит. — Ты нас не помнишь? Девушка устало помотала головой. — Ой, извини пожалуйста! — девочка проворно вскочила со стула, на который присела менее минуты назад, и прижала руки к груди. — Ты, наверное, отдохнуть хочешь, а тут я к тебе со своими разговорами лезу, спокойной ночи! Она хотела было уже выскочить за дверь в коридор, но тут Гермиона прикрыла глаза и вздохнула, чувствуя, как в душе шевельнулось что-то, похожее на вину, и быстро, даже поспешно, произнесла, боясь, что передумает: — Подожди! Это ты меня… извини. Я… меня это все немного выбило из колеи, поэтому я такая… — она замялась, подбирая подходящее слово. — … неприветливая. — Она скомканно улыбнулась и похлопала по постели. — Ты присаживайся, не стесняйся. Ну и зачем ты это ляпнула, дура? Прим радостно вернула улыбку в ответ и плюхнулась рядом. — Расскажи о себе, — попросила она, пытаясь удобно устроиться и положив мягкую перьевую подушку на своих коленях. — Где ты была все это время? — Я жила в Великобритании. — Никогда не слышала о таком месте, — озадаченно нахмурилась девочка, сведя тонкие светлые брови вместе. — И неудивительно, — хмыкнула ведьма. — Потому что это другой мир. — Другой мир?! — удивилась блондинка, вытянувшись в струну. — Разве такое бывает? — Видимо, бывает… — Вау! Это очень классно! Я бы с этим не согласилась, девочка… — А что там за мир? — девчонка все не унималась, продолжая донимать расспросами сестру и глядеть на нее своими чистыми голубыми глазами. Гермиона улыбнулась, вспоминая дождливый Лондон: — Там очень красиво. Хотя и погода иногда не радует. Тот мир делится еще на два, совершенно разных и таких непохожих. — И ты бывала в обоих? — Да. До одиннадцати лет я жила в одном, а затем… когда узнала, что… — тут она внезапно споткнулась, не могущая сказать слово «волшебница» — и что теперь говорить-то? Можно ли открыть, кто она на самом деле? Девочка-то поверит, она может доказать свою правоту магией, да и по меркам волшебного мира она уже совершеннолетняя, но имеет ли она право открыть правду в этом мире о себе? Она не собирается оставаться здесь надолго в любом случае, но… Мерлин, ну и за что ей это? Что теперь ей делать? Она не сдержала смешок, рвущийся из груди. — Что? Так что ты узнала? — спросила Прим, вглядываясь в вдруг ставшее таким отрешенным лицо собеседницы. Гриффиндорка перевела взор на девочку, глядевшую с таким любопытством и нетерпением в глазах. Это же ребенок. Она еще всего лишь ребенок. Она тяжко вздохнула и потрепала сестру по голове: — Ничего-ничего. Не обращай внимания, — она снова неловко улыбнулась, как будто ее губы уже давно и позабыли, каково это — улыбаться. В общем-то, это действительно было так — за то время, что она провела в плену, она забыла все. И как улыбаться, и как радоваться каждодневным мелочам в быту, а уж смеяться — так тем более! Где ж там смеяться, когда ты сидишь в промерзлой темной камере на ледяном полу и ждешь, когда вечером к тебе придут за информацией, которой ты ни черта не владеешь и которую у тебя буду упорно выбивать, не слушая никаких возражений и доводов разума. В буквальном смысле выбивать. И выжигать. Не плеткой, так кулаками. Не кулаками, так металлическим клеймом. Или Круцио. Впрочем, некоторые быстро поняли, что оно уже не представляет особой боли и страданий, как и прежде. Тогда они начинали изощряться в способах причинить ей эту боль — надо сказать, в этом они весьма и весьма преуспели. Еще они успели понять, что физическую боль ее тело уже воспринимало не так, как раньше. Тогда они придумали другой способ — моральная. Уж эта боль была с ней всегда, глубоко сроднилась, прорастая корнями в легкие и сердце. Хотя иногда ей начинало казаться, что и эта боль ей боле не доступна, она больше не может ничего чувствовать. В такие минуты на нее прохладным шелковым покрывалом опускалось равнодушие, безразличие и хладнокровие. Ей думалось, что теперь ее ничто не может изумить, удивить, вывести из душевного равновесия и безмятежия, заставить хоть что-то почувствовать. И именно в этот момент, когда она почти уверялась в этом, шелковое покрывало спадало наземь, она оставалась нага, вдыхая чистый и свежий воздух, раздирающий в клочья ее легкие, она снова начинала чувствовать и ощущать. Тут из вороха мыслей, охвативших сознание Грейнджер, вывело какое-то движение слева — она взглянула и ее мрачный до этого взгляд просветлел и несколько смягчился — девочка уснула прямо на кровати, сидя, в обнимку с подушкой. Она аккуратно вынула подушку, положила ее под голову Примроуз и укрыла ту одеялом. Ласково посмотрела и убрала прядь, упавшую на лоб, за ухо. Легко встала с постели и выключила свет, на секунду замешкавшись и потом пройдя обратно. Я подумаю об этом завтра, — решила она, как всегда думала любимая героиня любимой книги — Скарлетт О’Хара. *** После всех потрясений, произошедших сегодня, Китнисс легла спать и даже не зашла в комнату к своему Утенку, а утром, не обнаружив ту в кровати, забеспокоилась и заметалась по дому словно раненая лань. Быстро проснувшись, она решила зайти к сестре, распахнула дверь и так и замерла на пороге. Обе сестры спали на постели — Гермиона будто сжалась в комочек, нахмурив лоб, а Прим пристроилась рядышком, на левой стороне кровати. Казалось, что и во сне шатенке не бывает покоя, что-то не желает ее отпускать ни наяву, ни в грезах. Несмотря на отступившую на время тревогу, охотница почувствовала, что тепло накрывает ее изнутри, согревая и даря покой и уют. Брюнетка немного улыбнулась и тихо закрыла дверь, ощущая, как ее затапливает счастье, от самой макушки до пят. *** Гермиона долго не могла заснуть. Сначала она ворочалась, комкая простынь, потом успокоилась и просто лежала, уставившись безучастным взглядом в темноту. Она пристроилась на краю кровати, заложив руки под подушку и закусив губу. В голове было совершенно пусто, она отяжелела после такого трудного и чересчур эмоционального дня, но сухие уставшие глаза упорно не хотелись закрываться. Она боялась, что, сомкнув веки, больше не проснется. Или лучше так — не проснется в этом мире, а окажется в своей камере, опять в плену у своих врагов. Она понимала и так, что, заснув, к ней прибудут тотчас же кошмары, не отпускавшие ни на секунду. Впереди, далеко впереди, до самой полоски уходящего куда-то вдаль горизонта, простиралось соломенное поле. Над головой ярко сияло солнце, по чистому голубому небу плыли воздушные комья белоснежных облаков. Она огляделась — вокруг не было ни души, она одна стояла в этом поле. Девушка опустила взгляд — длинные колосья посеянной пшеницы доставали до пояса, легко наклоняемые в сторону от летнего ветра. — Гермиона! — услышала она чей-то окрик, знакомый голос. Грейнджер подняла голову и обомлела — к ней шел, улыбаясь и сияя точно начищенный пятак, Гарри, пропуская сквозь ладони колосья и без проблем поднимаясь к ней по склону. — Гермиона, ты чего тут застыла? Пошли с нами! Она молчала, жадно пожирая его взглядом — какой он стал высокий! А ведь совсем недавно они были одного роста, а теперь она едва достает ему до подбородка. — Ты так вырос, Гарри! — она восхищенно выдохнула, запрокинув голову и чуть щурясь от яркого света, бьющего прямо в глаза. — Ты что, Гермиона? Мы же не виделись всего-то неделю! — засмеялся юноша и схватил ее за руку. — Пойдем! — Куда? — удивилась девушка, однако приняла предложение друга и покорно пошла за ним, ведомая его рукой. — Скоро узнаешь, — зеленые глаза весело смеялись, искрились и бушевали, точно огонь. Свежий ветерок ерошил непослушные волосы, отросшие до мочки уха и взметая и куда-то ввысь, в небо и к птицам. — Ну, хорошо, — согласилась гриффиндорка, подхватывая юношеский смех и крепче сжимая его ладонь. Как же давно она его не видела! Пусть он говорит, что всего лишь неделя — ей казалось, что прошло несколько вечностей, прежде чем они наконец увиделись! Странно… и почему ей так кажется? Она почти бежала за ним, улыбаясь и смотря вниз — под ногами петляла земля, скрытая пшеницей, местами оголяясь, но ненадолго, почти сразу же вновь исчезая под желтыми колосьями. Внезапно поле закончилось, и на смену ему пришла голая земля с камнями. Девушка споткнулась и остановилась, вынуждая остановиться и своего спутника. — Что-то случилось? — произнес голос друга над головой. — Да так, ничего, секунду, — отмахнулась Гермиона и присела, рассматривая поврежденную ногу — она бежала босиком, без обуви, и теперь должна была сделать небольшой привал из-за острого камешка, воткнувшегося в ступню. — Ну, вот и все, — радостно произнесла девушка, поднимая голову. — Гарри? Юноша стоял, вперив в нее свой пытливый и внимательный взгляд. — Гарри?.. Что-то… случилось?.. — упавшим тоном спросила шатенка, уже зная его ответ и чувствуя, как бьется собственное сердце, грозясь выломать грудную клетку. — За что?.. За что ты так поступила со мной, Гермиона? — мрачно прошелестел он, отступая назад. — Я же любил тебя, словно сестру, а ты?.. Обманула и предала меня. Ты лишила меня единственного человека, который был мне семьей. — Гарри, позволь мне все объяснить… — Это был твой план, — не замечая нелепых попыток своей подруги, он отходил все дальше. — Ты все придумала сама. И заставила меня поверить. — Гарри, я… — она шагнула к нему, вытянув ладонь. — Не лги! — Брюнет отшатнулся, словно от удара, и уставился на нее горящим взглядом, в котором плескалось безумие и жестокость, сплетенные воедино. — Ты — мерзкая лгунья, Гермиона Джин Грейнджер! Ты — убийца! Посмотри, что ты сотворила! — он шагнул в сторону, показывая ей поляну. И виселицу. В петле висел человек, юноша, почти ребенок, еще мальчик. Девушка всхлипнула и попыталась пройти к нему, но ноги подогнулись, и она упала на колени, возведя руки к мальчишке, а ее сухие обветренные губы все шептали «прости, прости, прости». — Что? Ты просишь прощения? — склонился к ее лицу гриффиндорец и усмехнулся. — За что? Ведь это ты убила его. Задушила своей же цепью. Он подошел к ней и вывернул ладони кверху: — Взгляни на свои руки! И не смей их больше никому протягивать, слышишь?! Не смей! Потому что они по локоть в крови! И ими ты собираешься — что ты собираешься ими делать?! Обнимать меня? Рона? Джинни? Ты к ним и на пушечный выстрел больше не подойдешь, уж я об этом позабочусь! Или, быть может, ты хочешь обнять ими своих новообретенных сестер?.. — он хрипло рассмеялся. — Взгляни туда! — он повернул голову шатенки в другую сторону — туда, где лежали обезображенные тела Китнисс и Прим. — Ооо! Она потрясенно раскрыла глаза и прижала руку ко рту, сдерживая рвотные позывы. — Это не я… я не могла… — Это именно ты, — кивнул Поттер, без сожаления и с каким-то презрением смотря на бывшую подругу. Она отчаянно замотала головой, поворачиваясь к нему. Он присел, чтобы глаза оказались на одном уровне, и провел большим пальцем по губам застывшей девушки: — Вот видишь, Гермиона, — шепнул он, глядя на нее. — Вот видишь, к чему приводит твоя… доброта. Ты убиваешь. Убийца. Твои руки в крови, ты купаешься в ней, ты не отмоешься от нее, — он снова взял ее кисти в свои руки и сова начал трясти. Она глянула вниз и на какой-то миг ей показалось, что и впрямь в крови. А в следующий миг уже ничего не было, ничего не осталось — раздался крик «Фенрир!», она успела только перевернуться и упасть на спину — и все, что ей оставалось, это только глядеть, как безумный и огромный, словно скала, оборотень в прыжке летит на нее, раскрыв зубастую пасть. Судорожно закричав, она проснулась, завозилась, не понимая, где она и что происходит, и упала с кровати, ударившись пятой точкой, но совершенно не обратив на это внимание. От ее крика вскочила Примроуз, взъерошенная, точно воробушек, после сна, и широко раскрытыми глазами уставилась на Гермиону: — Гермиона? Что такое? Что случилось? Не имея возможности ответить, девушка встала и кинулась сначала под кровать, потом выглянула на улицу, побежала к шкафу, раскрыла его и начала рыться в его содержимом. После она вроде бы успокоилась и прислонилась лбом к его прохладной дверце, тяжело дыша. — Гермиона? — прозвучал испуганный голосок за спиной. Раз, два, три… вдох-выдох… Она выдохнула и повернулась: — Извини, Примроуз… просто кошмар… *** Услыхав внизу стук, они обе спустились по лестнице и встретили на пороге Пита с дымящимся подносом на руках. — Доброе утро, — поздоровался блондин и смущенно продолжил: — Я, наверное, не вовремя… у вас все в порядке? — Доброе утро, — ответила Прим, расплывшись в улыбке. — Мм, как вкусно пахнет? Сырные булочки? Пекарский сын кивнул. — Китнисс их очень любит! — обернулась она к шатенке. — Ой, забыла представить! Это Гермиона, а это — Пит Мелларк, живет напротив, — с этими словами она подхватила поднос у юноши и унеслась с добычей на кухню, предоставив им самим разбираться с формальностями. — Приятно познакомиться, — мягко улыбнулся Пит, протягивая руку. Гермиона с сомнением посмотрела на него и медленно пожала его кисть, буркнув: — Мне тоже. — А вы похожи с Китнисс, — усмехнулся он. — Это чем же? — Ну… — неожиданно смутился парень, взъерошив волосы на макушке. Прямо как Гарри… Она замотала головой и сфокусировала взгляд на победителе. — Ты в порядке? — с беспокойством спросил он, всматриваясь в побледневшее лицо девушки. — Да, — кивнула она. — Все в норме, не волнуйся. Кошмары, — добавила она, видя, что он ей не верит. Его лицо разгладилось, и он понимающе кивнул. — Так что ты говорил о сходстве? — Что вы обе не совсем приветливы и дружелюбны, — нехотя ответил юноша и после этого тут же замолчал — видимо, было неловко говорить такое. — О, — протянула Грейнджер и потом встрепенулась: — Извини. Правда, извини. Сегодня встала не с той ноги, да еще и кошмары. Проходи, чего стоишь на пороге! — Да я… — снова смутился Мелларк, и его взгляд тут же заметался по прихожей. — Я только занести… и… и все… — Глупости какие, — заявила шатенка, хватая растерявшегося парня за локоть и таща его за собой. — Пойдем, попьешь чаю с нами. Ты сам булочки печешь? — Да, сам… — Ого! Молодец! Я никогда печь не умела, пыталась когда-то научиться, да так и не получилось ничего путного — видимо, не мое… Девушка, на удивление Прим, развила бурную деятельность, без умолку болтая, задавая бесконечные вопросы и внимательно слушая ответы, ставя чайник, раскладывая булочки и печенья, что принес пекарь. Прим оставалось только изумляться изменениям, произошедшим в поведении старшей сестры, и радоваться. И бедной девочке было совсем невдомек, что шатенка таким образом пытается забыть свой кошмар и слова Гарри, до сих пор стучащие в висках тяжелым набатом «убийца, убийца…». Девушка в общем-то, всегда отличалась бесцеремонностью и где-то даже наглостью, и не всегда понимала, что своими действиями смущает кого-то или надоедает — она попросту об этом никогда не задумывалась, предпочитая думать совсем о других, более серьезных вещах, отбрасывая мелкие, ненужные ей мысли подобно старому хламу, которому давно пора на помойку. Так было и сейчас. *** Спустя какое-то время пришла Китнисс, замерла на пороге, изумляясь поведению сестры, силой была посажена рядом с поперхнувшимся чаем Питом и через пять минут уже цедившая пряную жидкость из своей кружки. Прошло еще время, прежде чем оба они как-то заторопились, встали, произнесли какие-то комканные извинения и быстро испарились. Гермиона удивленно взглянула на опустевшие стулья и обернулась к Прим. *** Китнисс и Пит неспешным шагом прогуливались по Двенадцатому Дистрикту, изображая несчастных влюбленных. — Твоя сестра… совсем не похожа на тебя, — юноша замялся, начиная разговор. — А какой она должна быть? — тут же ощетинилась девушка. — Хотя нет… похожа, — засмеялся юноша, не замечая удивленного взгляда победительницы. — Возьми меня за руку, — шепнул он. — Зачем это? — подозрительно спросила брюнетка. — Ну… обычно так делают влюбленные. — Ну, хорошо, — пожала плечами девушка, подумав, что Пит, должно быть, и правда больше нее осведомлен в этой области, и сделала так, как он сказал. Где-то глубоко внутри неприятно кольнула мысль о том, откуда же он все-таки набрался таких знаний о возлюбленных, но быстро прогнала ее, крепче сжав мужскую ладонь. В молчании они добрались до Городской Площади, где обычно в редкие для них дни праздников устраиваются гуляния и танцы. Там люди смотрят на них с любопытством и удивлением. Видимо, действительно давно не выбирались… — Еще разок? — спрашивает он, и Китнисс не понимает, о чем он, не успевает ответить, спросить, что он имеет в виду, как чувствует, как он притягивает ее к себе за талию и целует. Под ногами словно разверзается пропасть, в которую она тотчас упадет, если б не его руки — горячие и обжигающие даже сквозь одежду, и чтобы не свалиться туда, она сжимает в ладонях его рубашку. От поцелуя кружится голова, становится пусто, все мысли куда-то исчезают, и все хорошо, так хорошо, что… Она чувствует чей-то взгляд на своей спине. И даже знает, кому он принадлежит. Для этого ей и оборачиваться не следует — все итак ясно. Когда они отрываются друг от друга, брюнетка оборачивается, и среди восторженных взглядов толпы натыкается только на один-единственный, полный гнева, злости, обиды и презрения. Взгляд Гейла Хоторна. Пит тоже замечает его, неосознанно крепче сжимая ладонь стоящей рядом девушки: — Пойдем навестим Хеймитча. Она заторможенно кивает, только в глазах мелькает вина, она отворачивается и идет за пекарем. Шахтер задыхается от ревности и пыли и собирается уже рвануть следом, под бурей эмоций, как его останавливает чья-то девичья рука, на удивление цепко и твердо вцепившаяся в рукав его потрепанной куртки, и женский насмешливый голос: — Куда-то собрался, Гейл?