Первое из многих

К «выходной неделе» Эрик, в лучшем случае, нейтрален. Он раздражается уже тогда, когда слышит одну и ту же надоедливую песню, или когда нормальный внешний вид офисов и магазинов портится ненужной новогодней мишурой, к тому же в рождественские праздники совершенно точно наблюдается повышенный уровень заболеваемости. Последние несколько лет он тихо радовался тому, что оставил всех своих знакомых отмечать с их семьями, а сам проводил время в одиночестве. В этом году было немного по-другому. Эрик уже целых пять месяцев встречался с Чарльзом, который, очевидно, был большим поклонником Рождества. Или, по крайней мере, его собственной версии Рождества, не имеющей ничего общего с религией и пропитанное какой-то суетливой радостью, и образы которого он пытался донести до Эрика. Чарльз с большим энтузиазмом рассказывал о своих прошлых Рождествах, о традициях, которые у них с Рейвен были в далеком детстве. Он так возбужденно и эмоционально говорит об этом, что, даже если Эрик и не будет активным участником в Рождественском празднике, он по-прежнему будет рад провести время со своим веселым парнем. — Мы можем делать все это или кое-что убрать, в общем, как тебе нравится, — говорит Чарльз, — хотя я бы хотел оставить все. Эрик знает, что это правда, поскольку Чарльз открыт для всего, что связано с Эриком, что по-прежнему иногда озадачивает. Чарльз знает его лучше, чем кто-либо другой, и Эрик все еще привыкает к этому, поэтому он говорит: «Мы что-нибудь придумаем». До Рождества еще больше месяца, время еще есть. *** По крайней мере, так думает Эрик. Проходит меньше недели, когда Чарльз говорит, что Рейвен и Энджел придут, чтобы помочь ему все украсить, а в следующие выходные уже он будет помогать им. Конечно, Эрика приглашают принять участие, если он хочет, вот как он оказывается на одном из слишком удобных стульев Чарльза в пятницу вечером, наблюдая за подготовкой Чарльза к следующему дню, но не ударив и палец о палец, чтобы помочь. Чарльз стоит на стремянке, потому что он не может достать до самой высокой полки в шкафу в зале, и Эрик очень сильно пытается не смеяться над ним. Ему удается сдержать смех, что на самом деле куда менее эффективно, с учетом, что он встречается с телепатом. — Я в состоянии достать до верхней полки, большое спасибо, — вздохнул Чарльз, — просто со стремянкой проще. Эрик уверен, что единственная причина, по которой Чарльз не сердится на него, — это то, что на самом деле он считает это очень милым. Потом он усмехается, все еще небрежно откинувшись на спинку стула, держа пиво в одной руке. — Ты же знаешь, что украшение дома к Рождеству еще перед Днем Благодарения делает тебя очень беспокойным человеком, — говорит он. У Чарльза есть какая-то коробка, которую он пытается достать, чтобы положить ее на очищенное пространство кухонного стола. — Тот факт, что я говорил об этом несколько дней назад, делает ситуацию еще хуже? — спрашивает Чарльз, плавно переходя от разговоров вслух к мыслям Эрика. — Говори. Словами. Ты же знаешь, как это делается, — вяло огрызается Эрик. — Мне нравится начинать пораньше, — говорит Чарльз вслух, приближаясь к дивану, чтобы забрать пиво у Эрика. — В этом нет ничего плохого. Эрик поворачивается так, чтобы быть лицом к лицу — Чарльз пьет. Абсурдно, что такое простое действие отвлекает — тем не менее, Эрик озабочен губами Чарльза вокруг горлышка бутылки, движением его кадыка, когда он глотает. Чарльз ухмыляется, и когда он начинает поворачиваться, чтобы вернуться на кухню, Эрик лениво удерживает его на месте за пояс, поднимаясь на ноги. — Ты вполне можешь провести время и с большей пользой, — говорит Эрик. — Не только сегодня, но и всю неделю. — Не вижу причин, по которым я не могу и заниматься с тобой любовью, и готовиться к празднику, — отвечает Чарльз, отставляя пиво на стол. Эрик притягивает Чарльза к себе, не касаясь, получая его широкую улыбку, когда Чарльз охотно прижимается к нему. Он обнимает Эрика за шею, наклоняется к нему знакомым жестом. — Должен ли я доказывать тебе, почему один пункт явно перевешивает? — спрашивает Эрик, усмехаясь, поскольку как раз несет Чарльза обратно в спальню. *** Дело не в том, что методы убеждения Эрика неэффективны; скорее, у Чарльза есть собственный контраргумент за то, почему он может заниматься и украшением, и Эриком. Решительность Эрика, возможно, уменьшается, когда Чарльз насаживается на его член, руки крепко прижаты к груди, когда Эрик хватает его за бедра, достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Чарльз наклоняется над ним, выглядя таким чертовски великолепным, и целует, как будто Эрик — единственное, что ему нужно, и в самом деле, Эрик не думает дважды, прежде чем ответить. *** Теперь Рейвен и Чарльз ссорятся — что-то о мишуре, бенгальских огнях и пожарной безопасности, которая перетекает в спор об освещении, и кто знает, о чем еще — с той энергичностью, с которой они спорят обычно. Энджел сидит рядом с Эриком, листая телевизионные каналы, в конце концов, перестав даже прислушиваться. — Это часто случается, да? — полуспрашивает, полууточняет Эрик. — Каждый год, что я их знаю. В любой из квартир, — отвечает Энджел, приподнимая уголки рта. — Не всегда об этом, но на похожую тему. Эрик не уверен, нравится ему или нет. — Это хуже, чем Хэллоуин, — говорит он. — Рейвен выиграла в споре насчет украшений на Хэллоуин. Но они никогда не спорили о том, как устроить Рождество. — Нет, это бессмысленно. У нас точно не будет снеговиков рядом с обогревателями, — Рейвен повышает голос. Энджел не обращает внимания, но Эрик начинает прислушиваться. — Это не просто декорации на фоне, так что это не обсуждается, — отвечает Чарльз. — Да, но Чарльз, они растают. — Наденем на них жилет. Они будут гораздо более развитыми и выносливыми, чем обычные снеговики. И в этот момент Эрик перестает слушать. — Оба они — безумцы, — говорит он. — Но мы все равно их любим, — отзывается Энджел. *** Безумие заканчивается около полуночи, и результат за день не так плох, как мог бы быть. Мишура, огоньки, гирлянды и многие другие предметы украшают гостиную; пряничные человечки и полярные животные захватили кухню и ванную. Однако парящих в воздухе механических голов Санты, которые больше всего беспокоили Эрика, нигде не было. — Для протокола, у меня нет ничего подобного, — говорит Чарльз, сидя на полу перед Эриком. Эрик пропускает волосы Чарльза через пальцы. — Хорошо. Не думаю, что смог бы ещё хоть раз ступить за порог твоей квартиры, если бы ты сделал что-то подобное. — Было бы очень трагично, учитывая, что у меня очень удобная мебель. Рейвен замечает, что на диване осталось свободное место. — Пустовато, — говорит она, закидывая ноги на колени Энджел. — Уверен, что не хочешь чего-нибудь добавить? Прежде чем Чарльз успевает что-то ответить, Энджел кладёт руку на колено Рейвен. — Мы всегда можем добавить что-то в нашу комнату, — говорит она, — если вы не возражаете, — добавляет, смотря на Чарльза. — Очень хорошая идея, — говорит Рейвен. Эрик думает, что должен быть очень, очень благодарен Энджел. *** Первая неделя декабря приходит быстрее, чем ожидал Эрик. Чарльз боится высказать своё предложение, пока они сидят в любимом кафе Эрика, задержавшись за пирогом. — Ты не против обменяться подарками? — спрашивает Чарльз. — Я, возможно, уже купил тебе один подарок. Или три. Эрик закатывает глаза, но пусть лучше Чарльз спрашивает после того, как сделал, чем не спрашивает вообще. — Я не против, — говорит он, но когда Чарльз ярко улыбается на его согласие, Эрик понимает, что не имеет ни малейшего представления, что дарить Чарльзу. *** Эрик звонит Рейвен через несколько дней после их с Чарльзом маленького обсуждения. Он проводит мозговой штурм и находит идею для проекта по работе, но так и не придумывает, что подарить Чарльзу. Это не должно быть так сложно, но чем дольше Эрик думает об этом, тем больше понимает, что у них с Чарльзом достаточно серьезные отношения, заслуживающие достойного подарка. — Мне нужно купить подарок Чарльзу, — говорит он вместо приветствия. — Что мне делать? — Обычно ты обмениваешь деньги в месте, которое называется «магазин», — говорит Рейвен. Эрик хмурится. — Это не то, что я имел в виду. — Это то, что ты спросил. — У меня нет каталога всех вещей Чарльза. — Думаешь, у меня есть? — спрашивает Рейвен. — Ты знаешь его дольше, — замечает Эрик. — Да, — соглашается Рейвен. — Ты поможешь мне или нет? — нетерпеливо спрашивает Эрик. — Если под «поможешь» ты имеешь в виду, что я должна сказать тебе, что купить, то нет, — говорит Рейвен. — Но если ты захочешь пойти со мной по магазинам, то я могу проконтролировать. Это последнее, чего Эрик хотел. — Спасибо, — решает он и вешает трубку, чтобы начать думать о худшем. *** Шоппинг — это особая форма пыток, которой Эрик старается избегать. Слишком много идиотских людей, чтобы нормально перемещаться, и он всё чаще убеждается, что у него есть ещё одна мутация, заставляющая всех детей вокруг превращаться в ревущих обезьян. Это настолько тяжело, что он чувствует, что позвоночник вот-вот переломится пополам, а плечи откажут от дикого напряжения. Рейвен затаскивает его в мужской отдел торгового центра, потому что она хотя бы знает, что ей сегодня нужно найти. Эрик оглядывается и предлагает несколько вариантов, но Рейвен быстро отбрасывает их, поэтому он решает пойти более безопасным путём. — Что насчёт этого? — спрашивает он, указывая на свитер, похожий на другие свитера Чарльза. — У Чарльза достаточно кардиганов, чтобы греть его ещё пятьдесят лет. Если это всё, что ты можешь сделать для него, то я бросаю тебя от его имени. — В последнем магазине ты купила ему отвратительную… вещь с оленем, пытающимся убежать в третье измерение, — говорит Эрик. — Это традиция, — пренебрежительно отвечает Рейвен. — У нас нет родственников, которые бы дарили нам уродливые свитера, поэтому мы дарим их друг другу. — Почему я не могу просто купить это? — спрашивает Эрик, отчаявшись. — Тебе всё равно придётся подарить ему настоящий подарок, — говорит Рейвен. — Не стесняйся. Я уверена, Чарльз с удовольствием найдёт тебе пошлый свитер на Хануку. Чёрт, я бы так и сделала. Эрик хмурится. — Я передумал, забудь.

***

Эрику удаётся затащить Рейвен в комиссионный книжный магазин во второй половине дня. Это не особо практично — Эрик видел библиотеку Чарльза, но уже лучше, чем одежда. — Эта? — спрашивает он, в сотый раз держа копию Midworld. — Нет, — говорит Рейвен, — эта у него уже есть. — Существуют ли книги, которых нет у Чарльза? — спрашивает Эрик. — Чего он хочет? Я не в курсе. — Тогда что мы тут делаем? — Ты выглядел так, будто хотел навредить тому Санте, который хотел поздравить тебя. И ты мог сделать это с помощью строительных инструментов. Так что я решила дать тебе отдохнуть. — И зачем тогда я смотрел всё это? — говорит Эрик, махнув на ряды книжных полок. — Тебе могло повезти. — Ты не очень помогаешь. — Потому что ты неправильно к этому подходишь. — А как надо? Рейвен качает головой. — Ты должен разобраться в себе. Эрик смотрит на неё. — Ты и правда бесполезна. Рейвен ухмыляется так, что Эрик уверен, что она либо учила Чарльза, либо сама у него научилась. — Ты можешь позвать любого другого человека, который знает Чарльза лучше, чем я. Эрик бормочет проклятья по-немецки, но не может не признать, что она права. *** Может быть, думает Эрик, ему следует посмотреть в Гугле. Потом он обнаруживает, что Гугл все-таки больше мешает, чем помогает, по крайней мере, когда не удается найти подходящие термины и невозможно утолить затяжное, болезненное любопытство относительно того, что повлечет за собой «пошлый свитер на Хануку». *** Эрик не просит Чарльза намекнуть. Он думает о том, как хорошо было бы получить толчок в правильном направлении, а Чарльз только говорит ему: — Она была права насчет свитеров, если тебе вообще интересно. — Нет, я определенно ничего не понимаю. *** Эрик занят первую половину дня в пятницу. Чарльз тоже, он задерживается с клиентом, поэтому Эрик ждет его дома в его кабинете. Его стол завален кучей файлов в какой-то специфичной системе, которую Эрик еще не расшифровал. Он кратко окидывает взглядом папки и помощника Чарльза, но он знает, что он не должен покупать своим друзьям что-то, что они не будут использовать. Книжные полки Чарльза заполнены до предела и заставлены картинами, фотографиями с детьми, которых он опекает, с Рейвен и Энджел, а также самого Чарльза. На стенах висят несколько писем, рисунков карандашом и карт; есть несколько старых списков дел, которые в основном еще не до конца выполнены, а еще больше заметок, прикрепленных к пробковой доске. Это резко контрастирует с рабочим пространством Эрика, которое находится в безукоризненном порядке и лишено личных вещей — и из чувства неприкосновенности частной жизни, и, если он подумает об этом, есть только несколько предметов, которые имеют для него какое-либо значение, которые напоминают о времени, о месте, о человеке. Важно не то, какой предмет, но ассоциация, связанная с ним. И это, в некотором смысле, озарение, которое заставляет его задуматься. Эрик чувствует нечто, означающее приближение Чарльза, а затем знакомое присутствие Чарльза в его голове. — Мне жаль, что я заставил тебя ждать, дорогой. — Все в порядке, — отвечает Эрик. *** Бывают ночи, когда Эрик засыпает на чертежном столе — один раз с ножом X-Acto, который все еще оставался в руках, что было забавным (не очень) открытием для стажера, который совершил ошибку, пытаясь разбудить его прикосновением, а не словесно, — хотя с тех пор, как он познакомился с Чарльзом, таких ночей стало меньше. Это не потому, что он стал менее продуктивным. Он только понял, что два часа сна, когда Чарльз свернулся вокруг него калачиком, оставляют его чуть менее невыспавшимся, чем четыре часа в его кабинете. Эрик спотыкается в дверях в квартиру Чарльза, снимая ботинки и бросая пальто в направлении стула. Цветные рождественские фонари так и работают, чередуясь оттенками синего, зеленого, красного и фиолетового; Эрик отвлекся на мгновение, и в нежном сиянии, он вспомнил, что так и не спросил Чарльза. Он, конечно, мог подождать до утра, но Чарльз все равно просыпается, когда Эрик ложится спать, даже если это только, чтобы вылезти из-под одеяла и обхватить его конечностями. — Мне нужно кое-что спросить, — говорит Эрик, когда Чарльз отстраняется. Чарльз моргает, просыпаясь, но тотчас же отвечает: — Что? — спрашивает он, хмуря брови. — Хочешь зажечь со мной менору? — спрашивает Эрик. Чарльз облегченно вздыхает и утыкается ему в плечо. — Конечно, — бормочет он глухо. — Спи. Эрику не нужно повторять дважды. *** Эрик рассматривает оберточную бумагу для подарков Чарльза с иронией, но, наблюдая за тем, как Чарльз проводит день, тщательно вырезая прямые линии и соответствующие шаблоны бумаги, он передумывает. Сам он не очень во всем этом разбирается, поэтому просто хватает цвет не слишком бледный и не слишком кричащий. Правда, при ближайшем рассмотрении он замечает, что бумага покрыта изображениями котят с плохо нарисованными в фотошопе шапочками Санты, но это все же лучше, чем большинство других вариантов. Эрик упаковывает подарок на работе, игнорируя взгляды, которые Эмма бросает на него весь день, и дающие понять, что она очень переоценила его вкус, — и приносит его домой, чтобы положить под дерево в квартире Чарльза. Чарльз пытается скрыть улыбку за ручкой, но в его глазах безошибочное веселье. — Я и не подозревал, что ты кошатник, — говорит он. — Только когда альтернатива включает блеск, — возражает Эрик. *** У Рейвен и Чарльза, очевидно, запланирована ежегодная ночь кино в выходные перед Рождеством. Энджел, начав встречаться с Рейвен, тоже присоединилась, а сейчас настала очередь Эрика. В фильмах на самом деле нет ничего праздничного — Чарльз говорит, что они терпят до Рождества. Вместо чего-то рождественского они смотрят кучу фильмов с Ритой Хейворт в главной роли, потому что она, очевидно, была фаворитом Чарльза и Рейвен, как только они научились красть фильмы из коллекции отца. — Втрескался в нее по уши, — веселится Рейвен. — Как и ты, — парирует Чарльз Энджел выбрала В джазе только девушки и Вертиго, поэтому Эрик не чувствует себя не в теме, когда поддерживает разговор про Глубокий сон. На самом деле это не та ночь, которую он бы описал как рождественскую традицию Ксавье, но это точно не плохо. Чарльз берет Эрика за руку, а Рейвен запускает следующий фильм. Займемся тем, что поинтереснее, когда останемся наедине. Эрик скользит по чужой руке пальцами, широко раскрывая длинные и сильные пальцы Чарльза. По-моему, это замечательная идея. *** В первую ночь Хануки Эрик не уверен, в скольких из ритуалов Чарльза он хочет участвовать, так как его праздник – праздник его родителей — больше похож на что-то обыденное. — Я это и имел в виду, когда рассказывал раньше, — говорит Чарльз, видя его недоумение. Эрик благодарен, потому он не имел понятия, как спросить. — Хорошо, – соглашается он, получает спички и манит от Чарльза и присоединяется к нему в ханукии. Он пускает Чарльза в голову, позволяет Чарльзу на этот раз дополнить то, что он уже знает, с тем, что знает Эрик, разделяя размытые воспоминания о своем детстве. Эрик читает благословения и молитвы, а Чарльз держит шамаш. Эрик обнимает Чарльза за талию, проговаривая знакомые с детства слова. Когда он один, они всегда заставляют его тосковать по дому, которого он лишился много лет назад; с Чарльзом же сейчас он с ошеломляющей уверенностью понимает, что нашел свой дом снова. Если его голос слегка дрожит, если он еще сильнее вцепляется в Чарльза, когда зажигается первая свеча, Чарльз никак это не комментирует. Вместо этого Чарльз целует его, прижимая к себе ближе Позже, когда они идут в постель, Чарльз более осторожен — хотя это не совсем правильное слово, не то, что обычно он груб или невнимателен. Он целует Эрика глубоко и горячо, пытаясь вплавиться в него всем телом, как будто хочет потеряться, забыть, где кончается его тело и начинается тело Эрика, которое он уже выучил наизусть — если Эрик не хочет, чтобы Чарльз что-то прочел в его голове, Чарльз и не будет, но каждый миллиметр его тела он исследовал уже давно, и ему никогда не надоест делать это снова. То, как Чарльз торопится, почти сводит с ума, и бедра Эрика вздрагивают, когда Чарльз медленно проводит языком линию от основания члена до головки, окутывая после жаром рта. Взгляд Чарльза размывается, а Эрик раздвигает его ноги. Чарльз чувствует каждое движение, задыхается, когда он, наконец, готовит себя и опускается на его член. Они не говорят — слова потерялись в запыхавшихся стонах, ахах и обрывках слогов, не складывающихся в связные слова, — но Чарльз в голове Эрика, их мысли переплетаются, пока они синхронно движутся, и Эрик не может вспомнить, каково это — быть в одиночестве, а потом понимает, что и не хочет. *** Чарльз решил, что они откроют свои подарки в течение трех дней, кульминацией будет Рождество в компании Рейвен и Энджел. Эрик не удивлен, так как Чарльз признался, что он и Рейвен всегда были ужасны в подарках. Для Чарльза вообще, наверное, сложнее выбрать, хотя Эрик все равно старался быть очень осторожным, чтобы подготовить свои подарки так, чтобы Чарльз о них не узнал. Первым подарком являются пара потрясающих шарфов крупной вязки, в которых, Эрик знает, Чарльз нуждается, поскольку у него есть традиция терять все, что он покупает для себя. Второй подарок Чарльза Эрик считает самым важным. Это книга, которая, он знает, у Чарльза уже есть — но это та, которую Эрик приобрел в кофейне, где у них было первое свидание. Само свидание было, в некотором роде, катастрофой. Эрик почти на два часа опоздал из-за неожиданного технического обслуживания на железной дороге, и Чарльз к концу вечера пролил на него больше, чем один напиток. Ни один из них не был в хорошем настроении, но Чарльз заметил книгу на соседнем столике, что привело к длительным дебатам между ними, и ночь закончилась хорошо. На внутренней стороне обложки аккуратным острым почерком Эрик написал: Декабрь 2011 г. На протяжении многих лет мы будем продолжать строить то, что принадлежит нам. С любовью, Эрик — Я знаю, что у тебя уже есть такая, но надеюсь, что все равно все хорошо, — говорит он, нервничая, когда Чарльз слишком долго молчит. Чарльз смотрит вверх с непонятным выражением на лице, которые нельзя описать никак, кроме как «полное обожания», разрушившим все опасения Эрика. — Лучше, чем хорошо, — мягко говорит Чарльз, наклоняясь, чтобы поцеловать его. — Я тоже тебя люблю, — проносится в голове Эрика, проходит через все его существо, и он в самом деле не может представить себе подарка лучше.