***
Напрасно силясь сдержать улыбку, нитью ползущей по лицу, Чонгук, сознавая, кто на него воззрился, из кожи вон вылезет, но наглядно продемонстрирует навыки ведения техничной игры. Позже они с Тэхеном забредут в первое подвернувшееся кафе и наполнят стеклянные стаканы освежающим молоком с кофейным льдом. Слово за слово, молодые люди разговорятся, и Чонгук невзначай дотронется до чужих, наверняка потрясающе мягких волос. Вне всякого сомнения, Чон, находящийся в плену стыдливого румянца, тут же отдернет руку, пока кончики его пальцев будут покалывать от только что пережитого удовольствия. Дорогу до остановки молодые люди преодолеют, искоса поглядывая друг на друга, соприкасаясь ребрами ладоней (поскольку идти будут довольно близко) и утаивая пробивающиеся, словно ростки сквозь почву, улыбки. Напоследок Тэхен расхрабрится и проворно клюнет донельзя смущенного Чона в его зардевшуюся щеку, лишая последнего ощущения тверди земной под ногами, и упорхнет в подоспевший автобус... Но суровая действительность стремительно возвращает этого агнца с небес на землю – он, занятый возведением воздушных замков, забивает автогол. Благо, это только тренировка. Но теперь Тэхен, наверное, его освистает, не меньше. Однако Тэ смотрит не осуждающе, а как бы кодируя во взгляде послание: «Ничего катастрофического не случилось, ты всегда можешь полагаться на мою поддержку!» И… либо рассудок Чона окончательно помутился, либо на него надвигается, точно мощный циклон, воздушный поцелуй. Чонгуку необходима карета скорой помощи и как можно быстрее. Брюзжание тренера и недоумевающие взоры сотоварищей обходят Чонгука стороной – он едва стоит на ватных ногах и усиленно переваривает полученную невербальную информацию. Определенно, сегодня – один из лучших дней в его жизни. И если несколько месяцев назад гол в свои ворота Чонгук воспринял бы как самостоятельно нанесенный удар по самолюбию, то сейчас это – обыкновенный казус, могущий приключиться с кем угодно. Склонность казаться лишенным несовершенств – одна из глупейших в человеческой природе. К столь мудрому заключению Чонгук приходит спустя некоторое время взаимодействия с Тэхеном. Он, как выясняется, вовсе не опасается ошибок – в учебных тестах, в употреблении тех или иных слов и выражений, при подборе одежды, в выборе друзей и любимого человека… Превозмочь заточённого внутри перфекциониста порой тяжело, особенно после продутого матча, но… когда Тэхен отводит в сторону своего сникшего друга и бережно вкладывает свои холеные ладони в его, целуя в кончик пунцового носа и уголки разжимающихся губ… тогда охваченный мелкой дрожью Чонгук обретает душевное равновесие. Когда пальцы перемещаются на левое ушко с удлиненной серьгой, любовно оглаживая раковину и хрящ, а затем, без переходов, растирая их, Чонгук затаивает дыхание. Боится ворохнуться и сделать лишний вдох. А когда Тэхен оглушает его шуршанием шепота, Чонгуком овладевает неодолимое желание прижать тело напротив, намертво приковав к себе. Но он никогда не делает этого. А Тэхен никогда не целует в губы. Куда угодно – только не в финальную цель. Друзья ведь так не поступают, верно? Хотя каждый день с новой силой вынуждает Чонгука усомниться в этом непрочном статусе.***
Чонгук стреляет глазами по сторонам – откуда-то доносится залп хохота, на мгновение перекрывший грохот музыки, повсюду шныряют молодые авантюристы навеселе, и Чон подозревает, что он один из немногих, кто трезв, как стеклышко. Тонкие стены вздрагивают, еле выдерживая напор музыкальной канонады, а поглотившая комнату египетская тьма вспыхивает всеми мыслимыми и немыслимыми огоньками бесчисленных гирлянд. Непросто разыскать Тэхена в такой вакханалии, но Чонгук, огорчив пару-тройку юных леди отказом на их заманчивые предложения, извиняется, как истый джентльмен, и пускается на поиски. Бросив задумчивый взгляд на чьи-то ноги-спички, беспечно свисающие с широкой плиты, Чонгук, движимый шестым чувством, шагает к их обладателю. Оно не обманывает юношу, и он становится напротив принявшего на грудь Тэхена, острые черты лица которого озаряются айфоном в его руках. Чонгук наблюдает едва уловимую метаморфозу в мимике, стоит Тэхену взметнуть на него усталые веки. Густые дорожки бровей ненадолго сводятся друг к другу, и Чону кажется, что знак сей не предрекает ничего хорошего. Тэ опять вперяется в телефон, в то время как состояние Чонгука диагностируется как «критическое», но уже через полторы минуты перед его носом маячит экран с вопросом: «Где ты был? Я писал тебе». Горе-футболист не находится с ответом, ибо в природе не существует рационального объяснения тому, почему перед выходом из дома Чон не потрудился зарядить мобильный. Но, судя по всему, ответ – последнее, чего ожидает растаявший от пары пропущенных шотов парень, восседающий на электрическом престоле. Смежившиеся вокруг чонгуковых боков ноги теснее привлекают оторопелого юношу, Тэхен ловко отправляет айфон в нагрудный карман джинсовки, дабы ничто не препятствовало окольцевать притягательную для поцелуев шею. В ладонях Чонгука оказывается редкий драгоценный камень. Тэхен выцеловывает побагровевшее ухо – Чон весьма туго соображает, снимая своего чарующего принца с его своеобразного трона. Кончик языка, словно змейка, энергично пробирается в глубь нагретого ушка; Чонгук взывает к небесам – голова идет кругом, веки норовят сомкнуться, а тело – безоговорочно поддаться искушению. Тэхен отыскивает одну из эрогенных зон Чонгука – он, в свою очередь, и помыслить не мог, что прикосновения к слуховому органу могут пробудить столь яркое чувство тянущей истомы, «стекающей» вниз по телу. Со вздохом облегчения Чонгук плюхается на чрезвычайно мягкий диван, чуть проваливаясь. Не ослабляя хватки своих щупалец, Тэхен продолжает сладкие истязания, млея от восторга, когда чонгуковы ладони робко залезают под грубый деним. Цепь косточек, прощупываемая сквозь футболку, срывает тормоза. Свое учащенное дыхание Чон слышит отчетливо, несмотря на подступающий со всех сторон чудовищный шум. Тэхен сталкивает их лбы, пьяно дышит на чужое лицо, и, не изменяя себе, оставляет незримый отпечаток своих губ всюду, обделяя жаждущий рот. Чонгук азартно, но, увы, тщетно пытается изловить их, однако победителем выходит ТэТэ. Он трется грудной клеткой о чужой торс, пока кисти рук блуждают в волосах, и заставляет Чонгука повести плечами – искры возбуждения загораются одна за другой. Тэхен же как ни в чем не бывало резво соскальзывает с него, примащиваясь под боком и перекидывая руку, словно мост, через твердый пресс. Тэ, игривое настроение которого разыгрывается сразу, стоит ему завидеть темно-русую копну, не прочь и далее подначивать ее обладателя, не преступая очерченной границы. Чонгук – экземпляр в высшей степени занимательный; Тэхен испытывает к нему нечто вроде нежной привязанности, шатко балансирующей на грани любви и дружбы. Чон же души в своем хене не чает, и, без прикрас, готов ради него сдвинуть горы. Он чувствует всем телом, как между ними совершается теплообмен, и температура в их недоступном взору коконе, которым они отгородились от суетного мира, вмиг взлетает. Тэхен плавно ведет стопой от чонгукова колена, плутая в ногах парня; Тэ, не подлежит сомнению, заслуженный мастер по щекотанию нервов. Чонгук учится дышать заново, посматривая в огромные гипнотические очи, где находят отражение мерцающие огни гирлянд. Тэхен глядит непрерывно, а потом (в сотый раз) вынуждает бабочек в животе Чонгука дергаться в пляске святого Витта, уткнувшись в надплечье, притулившись так, будто желает срастись. Чону не остается иного выбора, кроме как приложиться губами к макушке, впитавшей аромат фруктовой жвачки (волосы хена достаточно стойкие к запаху шампуня). ТэТэ, довольно долго не подающий признаков жизни (за исключением пламенного дыхания и едва слышного сопения), осторожно переносится Чонгуком в ближайшую незанятую опочивальню. Переполненный теплыми чувствами Чон пробудет с хеном до утра, ни единому живому существу не дозволив потревожить его младенческий сон.***
Зеркало разума разбивается вдребезги, когда Чонгук, скорее, усилием воли, тянет Тэхена на себя за галстук средней длины. У хена целая коллекция, всех цветов радуги и не только – Чон посвящается едва ли не во все заповедные слабости своего парня, с тех пор как молодые люди начинают встречаться. Но Тэхен не склонен раскрывать все карты сразу – то, как он притягивается малодушно дрожащей рукой, не устраивает ТэТэ. Его тайным желанием является вящая решительность и раскрепощенность со стороны бойфренда – не дети все-таки. – Попробуй еще раз, только будь смелее, Чонни, – просто роняет Тэхен, мазнув поцелуем по приотворенным в изумлении губам, и отступает на шаг. Свежая порция румянца угрожает залить щеки Чонгука, не оставив от аристократической белизны и следа. Пробежавшись оценивающим взглядом по Тэхену, облаченному в чонгукову белую рубашку и прямые джинсы, Чон, сглотнув снежный ком в горле, разворачивает наступление. Похоже, на сей раз Тэ более чем доволен результатом, поскольку в следующее мгновение Чонгук пятится к кровати, ведомый тэхеновыми ладонями на груди под обжигающий шепоток: – Хороший мальчик, – сверкает шальными глазами Тэ, а Чонгук, которого заводит небрежная дерзость, щедро приправленная уверенностью, дергает краешком губ, ухмыляясь. Под воздействием неумолимого хена и его цепких лапок, незаметно добравшихся до последней пуговицы чонгуковой рубашки, Чон понемногу сбрасывает сковывающие его цепи. – Ммм, подумать только, мой парень – самый сексуальный футболист Сеула, – Тэхен без устали раздувает пожар внутри Чонгука, широко распахивая, но не снимая предмет гардероба. Легкой рукой Чон моментально опрокидывается на кровать, и пока Тэ что-то вдумчиво-увлеченно рисует на манящем рельефе груди подушечками пальцев, Чонгук опускает ладони на непроизвольно прогнувшуюся поясницу. Он взбирается вверх к изголовью и, с шумом втянув воздух, тянется к влажно поблескивающим губам, отделенным парой ненавистных миллиметров. Тэхен сползает руками по плечам, вызволив Чонгука из ткани, и, лизнув его нижнюю губу, прижимается к трепещущим устам; тут же раздается звон, эхом облетающий комнату. Пальцы Чона лениво двигаются вверх-вниз по разгоряченной коже спины, не рискуя коснуться сокровенного, и с секунду замирают на полпути, устремляемые вниз палящим шепотом: «Ну же, я хочу чувствовать тебя везде…» Поражающий до глубины души низкий полустон-полувздох, будто врастающий в Чонгука, он приравнивает к непереносимой пытке. Если Тэхен выдает столь превосходные ноты, когда две размашистые ладони закрадываются под боксеры и располагаются на в меру подтянутых, в меру мягких округлостях, что произойдет, когда… Окей, Чон отказывается от дальнейших размышлений на эту тему. Они оба практически полностью одеты и решают, наконец, исправить сие вопиющее недоразумение. Трясущимися пальцами Чонгук сражается с пуговицами, которые, разумеется, не думают ему повиноваться. Вероятно, миссия показалась бы более выполнимой, если бы Тэхен не ерзал безостановочно на мускулистых бедрах, потираясь своим возбуждением о чонгуково. – Х-хен, останешься… – разалевшийся Чонгук запинается, спотыкаясь о голодный взгляд, – в галстуке… Ответом служит пикантное поигрывание бровями. Теперь Чонгук нависает над своим тихо ахающим в томительном предвкушении парнем. Тело под Чоном разве что не возгорается – он без конца напарывается на «горячие точки». Пышущие жаром щеки, линия тонких длинных ключиц, вершины сосков, в напряжении втянутый живот, внутренние стороны бедер – все, к чему ни притрагивается Чонгук ладонями, носом или губами, будто обласкано языками пламени. Пятерня Тэхена вплетается в гущу чонгуковых волос, а сам он несдержанно отрывает поясницу от кровати, выгибаясь в ожидании пальцев Чонгука в себе. Последний, однако, крайне медленно и мучительно скользит по расселине, легонько надавливая, раскаленным дыханием щекочет область вокруг впадинки пупка. Хныкающий хен с широко раскиданными ногами и разметавшимися по подушке вишневыми прядями – зрелище на миллион, не иначе. Следя за выражением на тэхеновом лице, Чонгук осмотрительно проникает на середину фаланги и, по закатанным к потолку глазам убеждаясь, что хен вот-вот вознесется на седьмое небо, подключает самый кончик языка. Кольцо мышц розовеет, раскрываясь, а скулящие постанывания наверху лишь подзуживают. Когда в Тэхене орудуют два пальца, он, дернувшись, изливается с долгим возгласом. Его тело дрожит, точно от лютого мороза, губы шевелятся сами собой, в то время как Чонгук пораженно охает, дивясь гиперчувствительности хена. Дыхание перехватывает – Тэхен, которого еще чуть-чуть штормит, усаживается на крепкие кипенно-белые бедра, не торопясь проводит по объемным волосам и вцепляется в чужие плечи. В расширенных зрачках Чонгука стынет безграничное восхищение полуприкрытыми веками, тенью от трогательно подрагивающих ресниц и прикушенной нижней губой. Вспотевшими ладонями Чонгук, не останавливаясь, с силой мнет половинки, разводя их, помогая Тэхену осторожно опуститься. В раздутые ноздри бьет разлившийся в воздухе приторный аромат смазки, активно смешивающийся с запахом горячих тел, мысли водят хоровод, а вскоре вовсе улетучиваются. Очевидна звуковая градация – глухие завывания дорастают до полноценных жарких стонов, которые, если не вылетят наружу, рискуют прорвать грудную клетку. Чонгук съезжает ниже, принимая лежачее положение, пока Тэ вбирает в себя больше и больше, устраивая руки на чужой груди. Наконец он аккуратно распрямляется, отводит назад хрупкие плечи, соединяя лопатки, и, сладко улыбаясь, возвышается над Чонгуком, приступая к волнообразным раскачиваниям. Размеренные действия позволяют по максимуму смаковать каждое отдельное мгновение и фиксировать в памяти непередаваемые ощущения все более глубокого проникновения. Когда Тэхен, почуяв, что степень растянутости благоволит тому, чтобы перейти к чему-то по-настоящему безудержному, он касается своими ладонями чонгуковых, покоящихся на боках, безгласно требуя действий. Чонгук внемлет, и ТэТэ поначалу коротко подпрыгивает, чтобы разогнаться до немыслимых скоростей. Из-за необузданной скачки свободно болтающийся до того галстук оказывается на левом плече, а волосы путаются, так что Тэхен запрокидывает время от времени голову и сдувает липнущие пряди. Чонгук не отстает, двигается навстречу, приподнимая таз, игнорирует попадающие в уши крупинки пота; одной рукой ведет от шеи к низу живота, принимаясь за чужой вздрагивающий член. Не проходит двух минут как объятый колотящей судорогой Тэхен кончает, выдавая головокружительный стон, исходящий из самого его естества. Плотно зажимая при этом чонгуков член, Тэ содействует скорой разрядке парня под собой, вытягивая из него какой-то звериный рык. …Привлеченный за галстук Тэхен прислоняется щекой к тяжко вздымающейся груди, сгибает руки в локтях, внимательно прислушиваясь к сумасшедшему ритму чонгукова сердца. Сильные руки ложатся на его слегка содрогающееся тело, унимая укалывающую дрожь и заботливо прижимая как можно ближе. Выпустив из недр груди протяжный вздох, Тэхен притворяет глаза, щекоча гладкую кожу удовлетворенной улыбкой. Чонгука же на волне общей расслабленности осеняет мысль о том, что совершать просчеты отнюдь не страшно – наоборот, нередко эта практика служит очень хорошую службу.