Безумцы побеждают

Асоке, кажется, больше ничего не было нужно. То, ради чего Сын обратил ее к Темной стороне Силы, она уже выполнила — заставила Энакина присоединиться, а большего и не требовалось. Она была не особо нужна — но Энакин настоял, что хочет видеть ее живой, а Асоке... Асоке было, по правде говоря, все равно. Она наслаждалась каждой минутой, каждой секундой, каждым мгновением своего падения. Ей казалось, что у нее выросли крылья, что ее переполняла энергия, в конце концов, ей было просто... Хорошо. Гармония. Она назвала бы это гармонией, гармонией тела, духа и Силы, и каждый миг единения ее желаний с тем, что она делала, отзывался сладостным удовольствием во всем теле. Столь приятного ощущения Асока не могла себе вообразить — кажется, она догадывалась, что Сын создал ее такой намеренно. Чтобы она не сопротивлялась, когда придет черед ее убить. Чтобы ей было достаточно уже того, что она переживала с каждым вздохом, чтобы ей не было страшно или жалко отдать свою жизнь не ради чего-то даже, а просто так, ради странных целей того, кого она не понимала и, главное, не могла понять. В чем-то в итоге Сын преуспел. Асока действительно перестала бояться смерти. Скорее, она даже увидела в ней что-то привлекательное — наверняка Смерть была роковой женщиной, и Асока, нынешняя Асока, не стесненная идиотскими правилами кодекса джедаев, с удовольствием бы умерла, если бы Смерть согласилась познакомиться с ней поближе. — Учитель, — с придыханием прошептала она, обнимая Энакина сзади, — не слишком ли вам скучно? Они летели на Корусант. Энакин почти не изменился, на самом деле — лишь цель его жизни стала иной, так Асоке показалось. Будто Сила наконец-то проснулась в нем по-настоящему, проявилась, делая Энакина таким, каким он должен был быть — но оставляя в нем частичку Энакина прошлого. У Асоки остались воспоминания и больше ничего от той тогруты, какой она когда-то, глупышка, пыталась быть, а у Энакина... Занудство. Причем то самое занудство, которое Асока редко слышала от Энакина, ведь куда чаще он предпочитал острить на тему занудства чужого. К примеру, своего бывшего учителя. — Мы должны убить того, кто в будущем станет Императором. Мы не можем этого допустить, я видел будущее, Асока! — отозвался Энакин, убирая ее ладони со своей груди, и продолжил. — И что-то настолько важное не может быть скучным по определению. Асока недовольно цокнула языком, а потом, по-змеиному скользнув Энакину на колени, ловко обвила его шею тонкими руками, игриво запустила пальцы в мягкие волосы Энакина, посмотрела в его отливающие охрой — совсем как у нее! — глаза и криво улыбнулась. — Не будьте таким унылым, Учитель, — протянула она, прижимаясь грудью к его груди. Сейчас, когда эта наивная пелена искусственных запретов спала с ее глаз, она по-настоящему видела, кто все время учил ее. Энакин Скайуокер был одним из самых красивых мужчин, что она когда-либо встречала. Но, в отличие от остальных, также он был силен, умен, находчив и остер на язык — а значит, в глазах Асоки ему не было равных. Она отчетливо видела, насколько она стала похожа на него за время такого недолгого падаванства. Слишком похожа. — Сейчас не время для игр, Асока. — Да ла-а-адно вам, — со скукой простонала она, холодными пальцами касаясь щеки Энакина, — у нас еще столько времени, прежде чем мы доберемся до Корусанта. Почему бы не развлечься? Вы так напряжены, Учитель, — и тепло поцеловала его в уголок губ. Энакин с подозрением нахмурился. Если Асока и была чем-то недовольна в том, как Сын поступил с ней — так это тем, что Энакин не стал таким же свободным, как она. Конечно, он... Должен был достичь цели, но разве хоть немного безумия могло бы ему повредить? Безумцы храбры и изобретательны. Безумцы побеждают, ведь никто не может понять, чего ждать от безумца. Энакину пошла бы маска безумца даже больше, чем Асоке. — Я женат, — положил он пальцы на ее губы и легко оттолкнул, вынуждая ее чуть отдалиться, — и, когда мы выполним то, что должны, я наконец-то заживу спокойно с Падме. — О, — разочарованно закатила глаза Асока, поводя острыми плечами, — да что вы все заладили, знаете же, что я не этого хочу. А сами... Как Оби-Ван. Как вообще Темная сторона могла сделать вас таким высокоморальным? — воскликнула она, разочарованно вскидывая руки к потолку корабля, и Энакин строго глянул на нее. — Ты не понимаешь всей важности нашей миссии! — Да, не понимаю, — легко согласилась Асока, подмигивая, — накажите меня за это! — Довольно! — воскликнул он, резко вцепляясь в нее стальной хваткой, и легко сбросил со своих колен. Такая неприступность только сильнее раззадорила Асоку, она колко улыбнулась; Энакин становился лишь привлекательнее для нее с каждым мигом, и все больше хотелось пробить его моральные барьеры — просто потому, что Энакин был против. Асока желала ловить каждый момент своего нового существования, а потому она, покачнувшись на носках сапог, сделала шаг к креслу Энакина, но тот ее опередил. Недовольно зарычав, он повернулся к ней и резко выбросил руку вперед, очевидно, решив преподать своей ученице урок, и она вовсе не была против. Асока еще никогда такого не испытывала. Она видела, как в судороге сгибались пальцы Энакина, но могла поклясться, что чувствовала их на своей шее, нет, в самом горле, они скребли ее изнутри, сжимали, не давали дышать и рвали глотку вверх, подвешивая ее в воздухе, и ведь... Реши Асока сопротивляться — она бы попыталась. Но сейчас ей хотелось только смеяться. Воздух из ее легких Энакин будто выдавил все той же рукой, смяв органы в ее груди к сердцу, проткнув холодным металлом протеза, а Асоке это ничуть не мешало. Она не могла дышать, зато ее сознание пребывало не то что в нирване, нет — оно вспыхнуло, взорвалось сотней фейерверков, а наслаждение разлилось по ее телу, пробегая клетку за клеткой от корней монтрал и до кончиков пальцев. Асоке не понадобилось много времени, чтобы признать, насколько приятно это было, и потому, стоило Энакину отпустить ее, она рухнула на колени, обхватив себя руками, и рвано вдохнула. — А-ах, Учитель, прямо мурашки по коже, — сипло произнесла она, впуская болезненный воздух в свое горло, и безумно улыбнулась, пальцами проведя по своим плечам. — Может, повторите? Быть может, ей показалось, но губы Энакина дрогнули, едва не превратившись в ухмылку — лишь в последний момент он взял себя в руки и отвернулся, уставившись в черную даль космоса. Асоке определенно понравилось, и она легко сдавила шею своими пальцами, прикусывая губу острыми клыками. Нет, это было не то. Теперь ей хотелось чувствовать на своем горле только Силу Энакина, продолжение его холодной руки, и ей вовсе не было стыдно.