Мой ангел

Виктор       Мой ангел пришел ко мне тем редким в Москве вечером, когда снег за окном валил, как в сказке, большими медленными хлопьями, а я сидел в темноте на кухне, втыкая на него, на фонарь и на бутылку коньяка, которую преподнесли мне вкупе с пухленьким конвертиком благодарные благородные господа иностранцы, коим я раскопал-таки в глубинах нашего архива нужную им бумажку аж 1836 года написания. Жаль, что такие заказы редко прилетают, а то плескался бы я, как лайм в текиле, и горя бы не ведал.       Он звонил в дверь так долго, что мне пришлось отрывать задницу от любимого стула и идти ему открывать. Он не позволил мне захлопнуть ее перед своим носом, ослепил белозубой улыбкой Дон Жуана и выбил из колеи первым же предложением: — Добрый вечер. Аркаша, студент хореографического училища, гей. — Здрасте, — не смог быстро переварить полученную информацию я. Подумал, может, ослышался. Кто ж в наше время в нашей стране вот так в лоб о своей голубизне объявляет? Переспросил, как дурак: — Гей? — Гей, — кивнул он. — А вы? — Виктор, архивист, — ответил я, следуя заданной им траектории автоматом. Подумал чуток и добавил, чтоб по-честному. — Алкоголик. — Вы комнату сдаете? — Сдаю, — кивнул я. Спохватился. У меня ж дома три года не мыто и сто лет не убрано! А он весь из себя… в белом. Сядет на стул, запачкается, а мне потом химчистку оплачивать? Нафиг такое счастье! Я лучше эти деньги пропью. — Но тебе не сдам. — Потому что я голубой? — Потому что я синий. — Значит, мы с вами одной крови, — сказал он и, вежливо отодвинув меня плечом, скользнул за порог. — Ты глухой? Я ж тебе русским языком объясняю: я алкоголик. Такому, как ты, в моем гадюшнике не место. — Позвольте мне самому решать, где мое место. — Дело твое, — поплелся за ним следом я. Время зря терять не хотелось, но и выкидывать парня из квартиры силой смысла не было. Сам уйдет через десять минут. — Комната большая, но дверей в ней отродясь не водилось. Десять тысяч в месяц — и она твоя. Делай, что хочешь. — А вы часто гостей приводите? — спросил Аркаша, деловито обшаривая квартиру и суя нос во все углы без исключения. — В смысле бухаю один или с бомжами? — уточнил я и прислонился к косяку двери в коридор плечом.       В голове приятно штормило, пол покачивался и хотелось спать. Поскорее бы этот шебутной мальчишка восвояси укатился. Я б накатил, помечтал о несбыточном — и спатеньки. — В смысле на ночь ваши собутыльники остаются? — Аркаша, кажется? — Да. — Аркаша, у тебя уши золотом завешаны? Я ж сказал: я алкоголик! А это значит что? — Что? — Что я пью один! И сплю один. И живу один. И вообще… один. — Простите, я в алкоголиках не разбираюсь, — опять отодвинул меня плечом Аркаша и просочился на кухню, сунув нос в туалет и ванную по дороге. — Оно и видно, — зашел на кухню я и плюхнулся на любимый стул. Налил рюмочку коньячку. Прихватил вилкой кусок лимончика. — Все? Осмотр закончен? Уходить будешь, дверью посильнее хлопни, чтобы замок сам закрылся. — А можно с сегодняшнего дня комнату снять? — спросил Аркаша и сел напротив. — На год. Как минимум. — Шутишь? — уронил лимонную дольку на блюдце я. От неожиданности рука дрогнула. Что это он такое несет? — Ни в коем случае. Меня все устраивает.       Я обвел глазами кухню. Может, пропустил чего? Старые, местами облезлые обои. Дедовские шкафы. Уляпаные в говно плита, чайник и микроволновка. Грязный паркет, стыдливо прикрытый грязным ковром. Холодильник… местами даже белый. Засохшие цветы в горшках на подоконнике. Затуманенное трехлетним московским смрадом окно. Непонятно. Парень же… маменькин сынок! Весь с иголочки, стильный, ухоженный и в явно не бедном семействе взрощенный. — Как тебя ЭТО может устраивать? — Виктор, вы не понимаете, — взял в руки валявшуюся на столе чайную ложку Аркаша. Покрутил. Положил обратно. — Я гей, который ни от кого свою ориентацию не скрывает. — Смелый парень. Я бы даже сказал борзый. — Я обычный. Просто сил врать и притворяться не осталось. Три дня назад я признался в своей голубизне предкам, ну и… — Выгнали? — проникся сочувствием к юному идеалисту я.       Глупый. Притворяться он устал. Какие его годы! Я вон пятнадцать лет притворяюсь — и ничего. В прямом смысле ничего: ни друзей, ни любовников, ни жизни как таковой. Тоска. Одно спасение — книги да коньяк. Коньяк. Да. Чего это я! Рюмка в руке нагрелась уже. Выдох. Хоп! И лимончик. Воот. Уже и не тоска, а так, печаль-беда-огорчение. Аркаша, глядя на это, глазом не моргнул. Впрочем, ему, наверное, не до меня, у него помимо незнакомого алкоголика проблем хватает. — Отец дал неделю, чтобы я нашел новое место жительства, а у меня из доходов только подработка вечерняя в клубе. — Барменом? — оживился я. — Стриптизером, — снова взялся за ложку Аркаша. — Я ж в хореографическом учусь, двигаться умею, себя в форме держу и на лицо не урод. Плюс член у меня по размерам приличный — трусы эффектно распирает без всяких там пушапов. Женщинам больше ничего и не надо. — А мужикам? — Я пассив. — Кха, кха, я как бы не об этом. — А о чем? Я не шлюха, Виктор. — Верю.       Я запил известие о том, что парень пассив, коньячком. По виду и не скажешь. Хотя, о чем я? По мне, например, не скажешь, что я злоебучий актив, а я такой, да. Теоретически в основном, потому что в реальности только раз рискнул здоровьем и парню вставил. Хорошо так вставил — задницу порвал и внутри что-то. Не со зла! Ни в коем случае! Просто крышу снесло напрочь. Молодой был. Любил его очень. Хотел долго. Вот и… получилось то, что получилось. Он меня после возвращения из больницы, конечно, не убил, но побил знатно. Я знал, что виноват, и не сопротивлялся. С тех пор щурюсь левым глазом, прячу шрам на подбородке бородой и никому не вставляю. Я парень понятливый, мне одного раза достаточно. — Правда верите? — Да. Был бы шлюхой, снял бы квартиру, чтоб было, где деньги зарабатывать. — Логично. — Я бы из стриптизеров ушел, но тогда жить не на что будет, — отложил ложку в сторону Аркаша. Снова взял. Снова отложил. — Я кроме танцев ничего делать не умею. — Какие твои годы? Научишься. — Я танцевать хочу научиться. Так, чтобы толпы на концертах собирать и в самых лучших шоу участвовать. — Дерзай, — пожал плечами я и подлил коньячку в рюмочку.       Мне этого не понять. Я из тех, кого глядя в упор не замечают, а их это устраивает. Тусовки, адреналин, конфликты, фейерверки — это все не для меня. Книги, форумы музейно-исторические, архивы, дневники, музыка, кофе… коньячок, опять же. От это по мне. Беседы, опять же, неспешные. Жаль только с самим собой, но тут уж ничего не попишешь. — Так мы договорились? — ворвался в мои мысли Аркаша. — Да, — отобрал у него ложку я. Терпеть не могу этого вот туда-сюда. Взял — держи, не нужна — положи! Что за суета? — Но учти, я ради тебя и пальцем не пошевелю. Как в квартире было, так и останется. Хочешь — убирайся сам, ко мне с этим даже не подходи. — Не любишь убираться? — Ненавижу, — сказал я, и на этом наши недолгие и неожиданно (во всяком случае для меня) продуктивные переговоры закончились. …       Мой ангел свел меня с ума за месяц. Тем, что ходил по приведенной в порядок квартире в коротких шортах, низко висящем на бедрах полотенце или в стринговых трусах. Тем, что спал голышом. Тем, что сидел по вечерам, после занятий и перед уходом на работу, со мной на кухне и слушал тот бред, что на меня накатывал после прочтения очередного архивного шедевра столетней давности. Сложно жить рядом с человеком, которого любишь и которого никогда не получишь. Вроде и счастье это великое, что рядом он — руку протяни и коснешься стильно срезанных светлых волос, сильного плеча и дымчато-серой серьги в ухе, а вроде и горе бездонное — смотреть, хотеть и молчать. Кто я для него? Хозяин старой квартиры, архивная крыса, безденежный дон, опустившийся на дно тип и пустое место. А он звезда. Всего на свете. Во всяком случае для меня.       Он понял, что я вожделею, когда мой член едва не проткнул ему бедро в тот момент, когда мы столкнулись в коридоре: я вышел из кухни, чтобы по-тихому вздрочнуть на Аркашу у себя в комнате, а он вышел из ванной после душа. Я отпрянул, а он увидел бугрище на моих спортивных штанах и выдал, не удержавшись: — Ого! — Угу, — ринулся в комнату я, проклиная себя, его и свой агрегат последними словами.       Стыдно-то как! Нырнул в комнату, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной. Как я ему в глаза смотреть буду? — Вик, перестань, — поскребся в дверь он. — Я же гей, и все понимаю. — Ни черта ты не понимаешь! — Хотеть мужчину — это не преступление. В этом нет ничего плохого. — Я знаю. — Тогда почему ты сбежал? Мне твое внимание лестно. К слову, я говорил, что пассив? — Говорил. — И? — Что и? — Почему ты сбежал, если хочешь со мной переспать? Почему ни разу не намекнул? Не подкатил? — Потому что… Глупые вопросы! Не собираюсь я на них отвечать!       Мой ангел понял куда больше, чем я смог бы ему рассказать, потому что ушел молча, а вернувшись ночью с работы, проник в мою комнату вором и залез ко мне в постель голышом. — Так на чем мы остановились? — На том, что ты выметаешься из моей постели сию же секунду, — приказал ему я, но голос предательски дрогнул, член вспучил трусы, а руки легли на его сильные плечи. И вовсе не для того, чтобы оттолкнуть. Я боролся с ними изо всех сил! Без толку. — Вик, ты не умеешь приказывать и ругаться, — рассмеялся мне в шею Аркаша и, приподняв резинку трусов, взял мой агрегат в руку. Провел по нему, заодно спуская трусы вниз. Поставил по стойке смирно. — Ого. — Угу, — мигом остыл я.       Убрал руки, лег на спину и умер. Вместе со своим агрегатом, похабными мыслями и всей моей к юному ангелу любовью. Не хочу делать больно. Ни ему, ни себе. — Э нет, так дело не пойдет, — закопошился Аркаша.       Откинул одеяло и пополз по мне губами вниз: шея, кадык, ложбинка на груди и животе, пупок. Приятно до щекотных мурашек под коленками! — Стоп, — схватил его за волосы я. Оторвал от себя. Вгляделся в лицо, почти невидимое во мраке ночи, и ничего не разглядел. — Зачем ты это делаешь? — А ты как думаешь? — Из жалости? — Сдурел? — вырвался Аркаша. Сдернул с меня трусы и решительно сел на мои бедра. — Ты мне нравишься! — Сдурел? — возмутился беспардонной лжи парня я и скинул его на постель. — Я никому не нравлюсь! — Тяжелый случай, — потер руками лицо Аркаша.       Я облизал его, лежащего на спине с раскинутыми в стороны ногами, глазами и ушел на кухню. Благодаря его деньгам у меня в заначке теперь всегда хранилась парочка бутылочек коньячка. Самое время успокоить нервы. …       Мой ангел перестал готовить по утрам завтрак на двоих, разгуливать по дому полуголым и слушать мой вечерний бред на следующий же день. Наказать меня хотел, наверное. Я лишь тихо радовался тому, что он не съехал. А двадцать пятого декабря он поставил в своей комнате елку. Настоящую! Вручил мне утром коробки с игрушками: — Наряжай. Приеду — чтоб сверкало все!       И ушел куда-то разодетым в пух и прах, соблазнительным и очень мужественным.       Я простоял с коробками в руках возле елки минут, наверное, десять, а потом позвонил на работу и сказал, что заболел. Не соврал, между прочим, ни словом. Любовь — болезнь, от которой лекарств не придумано.       Мой ангел пришел домой поздно вечером, крепко навеселе и с другом в обнимку. Или с любовником? Я не хотел знать правду. К чему она мне? У него своя жизнь — яркая, насыщенная и триумфальная, а у меня… мое затхлое существование. Я его заслужил. Ушел на кухню, налил коньячку… — Вик, ты где? Ах, да. Глупый вопрос.       Мой ангел ворвался на кухню, как торнадо. Усадил за стол друга, а сам уселся ко мне на колени. Обнял за плечи, схватил за подбородок и дерзко поцеловал в губы. Я не ответил, но ему, похоже, этого и не требовалось. — Вик, это Саня. Саня, это Вик. — Добрый вечер, Виктор, — улыбнулся щербатой улыбкой черноволосый и очень опасный на вид гигантский по размерам Саня. Я, увидев такого, не то что в подворотне, на ярко освещенной улице ринулся бы прочь быстрее любого автобуса.— Вот, пришёл познакомиться с легендой, укравшей у меня лучшего из лучших. — Тсссс, молчи, я же просил, — пьяно зашипел на него Аркаша и опасно покачнулся. — О чем? — нахмурился я, обнимая его за талию. Не дай бог упадет! Голову об косяк точно расшибет. — Что «о чем»? — О чем Саня должен молчать? — Ах, об этом, — рассеянно протянул Аркаша и неожиданно для всех хапнул мою рюмку с коньяком. Хоп! — Саня, коньяка хочешь? Вик у меня парень безответный. Хоть коньяк пей, хоть антиквариат из квартиры продавай, хоть на глазах у него с толпой мужиков трахайся — слова поперек не скажет. Да, Вик? — Нет, — сказал я неуверенно.       Если бы все это делал не Аркаша, а кто-то другой, я бы, может, и возмутился, а так… Хотя толпу мужиков я бы из дому выгнал. С помощью полиции, естественно. — Спорим? — больно сжал мою шею в локтевом захвате Аркаша. — О чем? — Спорим, что если мы с Саней сейчас весь твой коньяк выпьем и сексом у тебя на глазах займемся, ты… — Я закрою глаза, — перебил его я. — Или уйду из квартиры. Делайте, что хотите. — Видишь! Я же говорил! Он самый настоящий ангел! А ты не верил, — укоризненно посмотрел на друга Аркаша. — Теперь верю, — улыбнулся Саня, поднимаясь. Подошел к нам, похлопал Аркашу по плечу: — Прощай, мальчик мой.       Бросил мне:  — Позаботься о нем, ангел. Он, когда пьяный, приключения на свою задницу на раз находит. В основном сексуальные. Уж лучше ты ему вставь, чем какой-нибудь наркоман в подворотне.       И решительно потопал на выход, оставляя меня сидеть на стуле, с которого я даже если бы захотел не встал — Аркаша придавил меня к нему собой намертво. — Куда он пошел? — Отныне мне все равно, — сказал Аркаша и потянулся к бутылке с коньяком. Я рот открыть не успел, как он хлебнул прямо из горлышка. — За свободу! Хоп!!! — Надеюсь, завтра тебе на учебу не надо, — обхватил его двумя руками для надежности я. — Что ты пил до коньяка? — Водку, виски и сливовую настойку чьей-то бабушки. У нас отчетный концерт был и подведение итогов года. Мне по всем предметам отлично поставили. Не зря я по ночам шест трахаю, тетки в зале чуть не обкончались! Но главное, мне контракт выгодный в известном шоу предложили, прикинь! Хочешь, танец свой тебе покажу? — Не хочу, — сказал я, потихоньку поднимая явно утекающего в закат парня на ноги.       Надо довести его до дивана своим ходом, иначе не дотащу — он у меня не хлюпик какой малохольный. То есть не у меня. Но это не важно. Важно не дать ему завалиться спать на кухне. — Врешь, — поднялся с моих колен Аркаша. — Хочешь. И меня ты тоже хочешь. — Не хочу.       Он застрял, расперев коридор руками, ровно посередине между кухней и комнатой спиной ко мне, но даже его спина сказала о его настроении многое. Я мгновенно передумал спорить. — Хорошо, на твой танец я посмотреть хочу. Идем в комнату, покажешь. — Другое дело, — расслабился Аркаша. Глянул на меня через плечо. — Но сначала поцелуй. — Зачем? — За надом. — В комнате, — сказал я, выигрывая время.       Выиграл я не больше минуты: он прижал меня к стене возле шкафа сразу по выходу из коридора. Навалился всем телом — стройный, гибкий и очень сильный. Равный мне. Схватил за горло и шею обеими руками, нагибая к себе мою голову. — Целуй.       Я поцеловал. Слизал алкоголь с мягких губ, прошелся языком по зубам и нырнул вглубь. Он поддался сразу. Мгновенно! Позволил хозяйничать и наводить свои порядки, прогнулся в моих руках и сжал в своих — не сильно, ласково и очень осторожно. Словно вазу хрустальную! — Я не ваза. Чего ты со мной, как с ребенком, — по-глупому обиделся я, с трудом отрываясь от коньячных губ. — Докажи! — больно схватил меня за волосы Аркаша. — Спорим, ты меня на пол не уронишь! — Не буду я с тобой спорить. И уж тем более не буду ронять тебя на пол. Ты же ушибешься. — Вик, ты не ваза и не ребенок. Ты ангел. Нет! Ты бокал, в котором плещется вино за сто тысяч баксов — дорогое, выдержанное, с потрясающим букетом и непередаваемым послевкусием. Никому не позволено его пробовать. — Никто не хотел его пробовать, — отвел глаза от покрасневших губ Аркаши я. Так хотелось продолжить! — Я хочу. Прямо сейчас, — снова вцепился в мою шею руками он.       Помедлил немного. Заглянул мне в глаза. И спустил пальцы на пуговицы моей рубашки, расстегивая одну за другой. — Можно сделать тебе минет? В качестве подарка на новый год. — Можно, — не выдержал давления я и откинул голову назад, упираясь затылком в стену, а глазами в люстру. Пусть делает, что хочет. Сил моих ему сопротивляться больше нет.       Мой ангел воспользовался разрешением незамедлительно: расстегнул рубашку, ремень, брюки. Вытащил мой полуживой агрегат из трусов и опустился на колени. Посмотрел на меня снизу вверх и лизнул ствол по всей длине кончиком языка. Я мгновенно перестал смотреть на люстру. Зачем она мне, если у моих ног любимый и желанный? — Нравится? — Глупый вопрос. — Для меня это нормальный вопрос, — рассмеялся в головку моего агрегата Аркаша, лизнул, втянул губами, выпустил с пошлым чмоком. — Я в отличие от тебя очень недалекий парень. — Стилистическая разница между недалеким и глупым хоть и не очевидная, но… — Заткнись.       Я заткнулся. Он взялся за мой агрегат двумя руками, а за потяжелевшие яйца губами и языком, от чего пальцы у меня на ногах поджались так, что я пошатнулся. — Стоять! Нет. Лежать.       Он потянул меня вниз, и я, как завороженный, улегся на ковер возле елки. — Подарочек ты мой новогодний, — плотоядно облизнулся Аркаша. — Нажми на кнопку, включи гирлянду и лежи, где лежишь. Сначала танец. Потом минет. А потом как пойдет, согласен?       Я кивнул, включил разноцветную гирлянду и уставился на него в оба глаза. Пусть делает, что хочет, лишь бы ему было хорошо.       Он выключил верхний свет, повозился с музыкальным центром, повернулся ко мне лицом и улыбнулся — открыто, доверчиво и счастливо: — Готов? — Нет. — Я так и подумал, — рассмеялся он и ткнул на кнопку.       Музыка — неожиданно ритмичная, жизнеутверждающая, звенящая льдинками безоблачного будущего и зовущая за собой — заполонила комнату и превратила пьяного парня в нечто, не поддающееся описанию. Сила гранита, легкость птичьего пера и текучесть ртути во всех без исключения движениях, игра мышц на безупречном теле, акцент на каждой отправляющейся к чертям детали одежды, скорость, напор и потрясающие связки отточенных тренировками па — мой ангел разорвал мое сердце на части восторгом самого преданного фаната и рухнул к моим ногам сам: обнаженный, разгоряченный и безмерно живой. — Как тебе? — Нет слов, — выдавил я и дернул его на себя, чтобы выпить сбившееся дыхание губами.       Чтобы заласкать, затискать, облизать, исцеловать. Всего! До мизинцев на ногах. — Вик! Мамочка-моя-что-ж-ты-шшшш…       До нежных местечек под коленями. — Ой-ой-ой-урррррр!       До крепких ягодиц и ямочек над ними. Губами. Зубами за аккуратную задницу. Руками за бедра. Носом в ложбинку. — Вик… пожалуйста…       Прихватить гель из-под елки. Куснуть нежно за мускулистую половинку и нырнуть в бесстыдно подставленное двумя пальцами сразу. Глубоко, чтобы найти простату и погладить ее — великую предательницу, отключающую у большинства мужиков не только мозги, но и тормоза. — Вик! — по-девчачьи взвизгнул Аркаша, выгибаясь под моей рукой на своей спине кошкой. Уходя от моего пальца. Раскрывая половинки шире. Приглашая так, что отказаться невозможно. — Возьми меня уже!        И я взял, забывая про свое прошлое, поддаваясь поставленной на повтор песне и тяжелому дыханию разгоряченного парня, который был мне безмерно дорог. Вошел в него на чуть… подождал… покачал бедрами… не дал сдвинуться с места и настоял на своем. Вставил до конца, прогнул вниз, теряя над собой контроль, и утонул в эмоциях, движениях, стонах и музыке, которая задала нам темп. Я не мог бороться с ней. И с ним. Да какой из меня борец, Господи! — Вик… притормози…       Я услышал долгий стон сквозь шум в ушах, музыку и грозный шорох падающей елки. Откатился, вытаскивая обоих из-под удара, и упал на спину, затаскивая Аркашу на себя. Обшарил его руками, заглянул в лицо и… понял, что конец света настал не только потому, что рухнула елка. Он смотрел на меня, и в глазах его стояли слезы. Я чуть не умер! — Ппрости… я… не хотел… ты же видел, какой у меня… — Заткнись, придурок, — всхлипнул Аркаша, опуская голову. Вытер слезы рукой… и заставил меня взять в руку… свой стоящий колом член! — Меня никто никогда ТАК не трахал. Никогда! Я не думал, что такое вообще возможно. Ты потрясающий любовник, ангел мой.       Я бы ни за что ему не поверил, если бы не держал его возбужденный донельзя член в руке. Невероятно. Неужели мне, великому неудачнику, полному отстою и страшной серой мыши, привалило счастье? Моему ангелу действительно нравится заниматься со мной любовью! Господи, спасибо тебе за это! Спасибо!!! — Вик? Ты чего замер? За елку переживаешь? Да плюнь ты на нее! Давай продолжим, а? Мы же не кончили! — Я слышал что-то про тормоза… — Не хотел кончить раньше тебя. — И все? Я перепугался! Думал, порвал тебя! — обнял своего ангела я.       Парень. Красивый. Живой. Настоящий. Страстный. В моих руках! Я не уснул, не спился и не угодил в дурку, ведь правда же? Да даже если и угодил! Не хочу возвращаться в реальность. — Шутишь? Было бы чем рвать. Подумаешь, двадцать толстеньких сантиметров, мне когда двое засаж… — Знать не хочу! — накрыл его губы рукой я. — Не рассказывай мне о других, ладно? Останься для меня ангелом, прошу тебя. — Я не хочу больше тебя обманывать, — вырвал голову Аркаша. — Я не тот, за кого… — А я не хочу знать правду, — оборвал его я, только теперь понимая, куда на самом деле уходил мой ангел по ночам и кем был тот, кто пришел с ним сегодня. Неважно, кем Аркаша был раньше. Рядом со мной он станет тем, кем хотел быть с детства. — Тогда чего ты хочешь? — Я хочу, чтобы ты больше никуда по ночам не ходил. — Не буду, — улыбаясь, пообещал Аркаша, нашел мои губы своими, приподнялся и сел на мой агрегат, поерзывая так, чтобы он вошел до конца. — Не будешь? — простонал я, теряя голову. Лаская его руками: плечи, спину, бока, соски, член — всего! — Да. Саня пришел со мной, чтобы убедиться, что отдает меня в хорошие руки. Он за нас переживает, даром, что суте… Друг, в общем. Я попрощался с ним навсегда, Вик. Клянусь. Начну новый год с чистого листа — с тебя. — Я не очень чистый лист, — качнул бедрами я, запуская маховик, который не остановить. — А я не совсем ангел. Крылья у меня серы-ыыы-ооох! — Отмоеееемсяяух! — Даже не сомневааах… … Аркаша — Вставай, ангел мой. Заниматься любовью под ёлкой я готов в любое время суток, но спать под ней… Увольте. — Да, конечно, ты прав.       Я подал Вику руку, помогая подняться, и отступил на шаг назад, чтобы, наконец-то, рассмотреть тело того, кто разбил лёд вокруг моего сердца вдребезги и заставил потерять голову в сексе. Поджарый, жилистый, с темными полосками волосков от пупка к паху и на груди, тонкокостный интеллигент черт знает в каком поколении, судя по вещам в квартире. Никогда не думал, что западу на такого, а вот поди ж ты — месяца не прошло, а я за ним, как пес, и в огонь, и в воду, настолько он меня своей сутью поразил.       Ангел, поверивший незнакомцу на слово. Все обо всем знающий умник, похоронивший себя в сталинке на Кутузовском, полной книг, антикварных безделушек и исторических реликвий. Симпатичный мужик сорока лет от роду, считающий себя уродом из-за едва заметного шрама на лице и не самого большого на свете члена. Одинокий гей, потерявший надежду найти любимого и возомнивший себя алкоголиком. Да что может знать об алкоголиках человек, выпивающий в день две стопки дорогущего Remy Martin? Если бы он спросил меня, я бы ему такого про родителей-алкоголиков рассказал — никаких фильмов ужасов не надо. Да что там, вся моя жизнь до встречи с ним — это сплошной мрак и ужас.       Но мне повезло. Кто-то подумает наоборот, но я ни о чем не жалею. Саня вытащил меня из нищеты помноженной на наркоту, заставил окончить школу и устроил по блату в хореографическое училище. Он поверил в то, что у его лучшего проститута есть талант, и не прогадал. Меня заметили на выпускном и пригласили в серьезное шоу! Саня был там, видел мой танец, стоял рядом на переговорах и не дал лохануться. Но главное — он отпустил меня, когда понял, что я влюбился всерьез. — Ты хороший парень, Раш. Твоему ангелу будет с тобой легко, — сказал он мне за миг до того, как мы вошли в квартиру Вика. — С меня причитается, Сань, — обнял его я. — Обычно я этого не делаю, но ты особенный, поэтому… Ты мне ничего не должен. Я заработал на тебе достаточно, чтобы отныне наблюдать за твоим звёздным шествием со стороны. Если твой парень действительно ангел, ты меня больше никогда не увидишь.       И Саня ушел, сказав не «до свидания», а «прощай», когда увидел, как ласково смотрит и как бережно обнимает меня Вик, а значит, я по-настоящему свободен от всех и вся. Кроме Вика, конечно. Его из меня никакими ножами не вырезать. — В твою кровать пойдём или в мою? — спросил он, глядя на меня так, будто я чудо из чудес.       Я обнял своего ангела за талию, поклялся себе никогда его не разочаровывать и потянул в другую комнату — ту, где он скрывался от всего мира много лет: — В нашу. 27.12.2017